Журналист - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/98
- Следующая
Бедуин рассмеялся и сделал рукой разрешающий жест — проверить документы ему просто не пришло в голову.
— Проходите… Только советую договариваться быстрее…
— Что ты имеешь в виду? — обернулся к нему уже подошедший к воротам Обнорский, но кочевник в ответ хитро усмехнулся:
— У нас тоже не принято хвалиться тем, что, с позволения Аллаха, еще предстоит сделать…
Когда ребята подошли к воротам, Назрулло шумно перевел дух и забормотал что-то по-таджикски, а Андрей вдруг почувствовал, что ноги едва его держат. Минут десять их, видимо, разглядывали, не открывая на стук, наконец из-за ворот послышался чей-то знакомый голос, резко спросивший по-арабски:
— Чего вы хотите? Посольство закрыто!
— Да русские мы, русские! — придушенным голосом ответил Андрей. — Из Тарика нас послали… Открывайте скорее, ради бога, мы же тут как на ладони, мать вашу…
Его всего колотило, Ташкорову тоже было явно не весело, кочевники ведь могли и переменить свое первоначальное решение… Мог, например, проснуться кто-нибудь поумнее и поглавнее их недавнего собеседника.
В правой створке металлических ворот приоткрылась маленькая калитка, и ребята юркнули туда со всей скоростью, на которую были способны.
— Обнорский? Ташкоров? — Перед переводчиками стоял Кука, недоуменно переводя взгляд с одного на другого. — Вы как здесь оказались?
В том, что на территории миссии оказался Кука (его шеф скорее всего находился где-то поблизости), ничего удивительного не было. Грицалюк с Кукаринцевым навещали посольство по нескольку раз на неделе — по каким-то своим делам. Скорее всего, начавшийся переворот застал их здесь, и выбраться они не успели. Или не захотели.
Андрей сразу вспомнил фотографию, которую Сандибад показывал ему в «Самеде». Все-таки какова была роль Кукаринцева во всей той истории с оружием, которое, возможно, было теперь в руках именно тех бедуинов, что расположились вокруг посольства? Но времени думать об этом не было. Обнорский коротко сформулировал причины и цель их с Назрулло «раннего визита», попутно разглядывая обстановку внутри посольства. В саду прямо на земле сидели и лежали какие-то люди, в основном женщины и дети, их было несколько десятков, и они, казалось, жались друг к другу как от холода… Сразу за воротами стояли два БТРа, а у входа в здание миссии сидели несколько йеменцев с автоматами на коленях…
Кука выслушал переводчиков молча, велел ждать и, грациозно развернувшись, побежал в здание. Андрей с Назрулло опустились на землю и закурили. Через несколько минут к ним выбежал полковник Грицалюк, которому пришлось пересказывать все, что Обнорский уже говорил Куке. Грицалюк время от времени нервно почесывал лысину и щурил покрасневшие (видимо, от недосыпа) глаза. Грушник долго о чем-то думал и наконец сказал:
— У нас тут все пока терпимо. Пока. Вся миссия забита местными, в основном гражданскими: геологами, с контракта «Ирригатор» люди есть… Хуже другое — здесь Абд эль-Фаттах Исмаил укрылся. Эти, — Грицалюк кивнул в сторону ворот, — его караулят… Пока никаких ультиматумов не было, но они еще будут. Это точно.
— А что Москва? Что флот? — перебил полковника Обнорский: он был настолько вымотан, что ему уже было не до субординации.
— Москва… — Грицалюк скривился. — Москва в курсе всего. Помощь обещали в ближайшее время, но в какое именно — не уточнили… Флот сюда идет… Когда будет — неизвестно. Но идет! — И грушник неожиданно хохотнул коротким злым смешком.
— Что передать Главному? — угрюмо спросил Андрей.
— Что передать? Что мы тут держимся. Что у нас четыре раненые бабы. Что посольство почти полностью блокировано из-за товарища Абд эль-Фаттаха, который сидит в подвале, — к нам по его душу пока никто не обращался. Что в Москве ищут пути выхода из возникшего кризиса… Все, пожалуй. Большего мы сами не знаем.
— Ясно, — вставая, сказал Обнорский. — Еще вопрос, товарищ полковник. К вам сюда, в посольство, вчера Лешку Толмачева посылали… Он здесь?
— Нет, — покачал головой Грицалюк. — К нам он не приходил…
Ребята переглянулись и вздохнули, стараясь не думать о самом плохом, но логика все равно беспощадно подсказывала, что если Лешка не вернулся в Тарик и не дошел до посольства, то, значит, лежит где-нибудь в окровавленной пыли на одной из кривых улочек Хур-Максара…
— Ну, мы тогда пойдем, товарищ полковник? — спросил Андрей. — Утро уже…
— Идите, — разрешил Грицалюк. — Палестинцы вы мои…
Он даже не пожелал ребятам удачи на обратную дорогу. Было похоже, что, разговаривая с переводчиками, полковник продолжал думать о чем-то, глубоко его тревожившем. И Андрей снова вспомнил слова Сандибада о «советских друзьях», которые помогли, чтобы оружие ушло в Абьян… Неужели все, что говорил палестинец, — правда?…
На обратном пути Обнорский и Ташкоров миновали кордон кочевников уже как старые знакомые.
— Как успехи? — поинтересовался старший, которому Андрей объяснил цель их визита.
Обнорский неопределенно пожал плечами и улыбнулся. Бедуин улыбнулся в ответ и сделал приглашающий жест в сторону небольшого костерка, на котором кипятился медный чайник специфической формы. Андрей и Назрулло одновременно поблагодарили радушного хозяина, прижимая руки к сердцу, но чаевничать отказались. Кочевник не обиделся — пока не сделано дело, мужчина не должен предаваться отдыху…
Вернуться в Тарик тем же путем, каким они шли к посольству, не получилось. Ребята не успели дойти до гостиницы «Аден», когда на площади перед ней вспыхнула ожесточенная перестрелка — автоматные и пулеметные очереди перемежались взрывами гранат и орудийным ревом. Обнорский с Ташкоровым метнулись было назад, но со стороны посольства тоже затрещали выстрелы, и пришлось забирать круто влево, в сторону Стиммера.
…Они бежали по улице Маалла, застроенной ровными четырехэтажными домами, в которых до завоевания независимости жили английские офицеры, называвшие эту улицу «Милей смерти», и Андрей подумал, что это название вполне соответствует сегодняшнему дню — переводчики перепрыгивали через трупы, буквально вымостившие Мааллу… Вид чужой смерти уже не пугал и не шокировал, он стал привычной и неотъемлемой частью сегодняшнего городского пейзажа…
Когда они добрались до бухты Тавахи, морских ворот города, было уже около девяти утра — обычно в это время в Кресенте уже вовсю кипела жизнь и гомонила пестрая многоязычная толпа, но сейчас улочки казались мертвыми. Недалеко от памятника Неизвестному солдату — двадцатипятиметровой арки, облицованной белым известняком, в проеме которой бронзовая мать оплакивала убитого сына, — Андрей с Назрулло все-таки натолкнулись на живых людей. Напротив гостиницы «Кресент-отель» стоял бело-голубой аэрофлотский «рафик», продырявленный во многих местах пулями, из дверцы которого головой на дорогу свисал мужчина в форме советского гражданского летчика. Судя по тому, как замерло в неудобной позе его тело в окровавленной рубашке, летчик был мертв. А метрах в тридцати от «рафика» двое бородатых мужиков в зеленой палестинской форме тащили в сторону разбитой овощной лавки двух упирающихся, плачущих стюардесс. Палестинцы в ответ на их слезы и стоны довольно хохотали, а когда одна из женщин споткнулась, вооруженный автоматом федаин пнул ее тяжелым ботинком в туго обтянутый форменной юбкой зад. Стюардесса упала на четвереньки, смуглый бородач подошел сзади и, взяв ее за воротник блузки, рывком поднял с земли. Блузка треснула и разошлась у девушки на груди, открывая кружевной лифчик, стюардесса попыталась прикрыть грудь рукой и беспомощно, словно ища защиты, оглянулась…
В этот момент Обнорскому, наблюдавшему эту сцену из-за утла гостиницы, показалось, что у него останавливается сердце, хотя два прошедших дня довели его до такого состояния, когда ничто уже, ему казалось, не могло ни удивить, ни напутать. Андрей узнал в стюардессе Лену. Она все-таки прилетела в Аден…
Между тем второй палестинец уже затащил свою добычу в лавку и швырнул женщину на невысокий прилавок. Коллега Лены была довольно крупной брюнеткой со впечатляющими формами — именно до них и торопился добраться палестинец, который по-хозяйски задрал стюардессе до пояса юбку и одним резким движением порвал узкие белые трусы. Брюнетка закричала что-то и забилась на прилавке, суча обнаженными ногами, но, получив удар кулаком в лицо, обмякла…
- Предыдущая
- 42/98
- Следующая