Судья (Адвокат-2) - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/62
• Следующая

Сергей заскрипел зубами и на четвереньках пополз к столу. Пока он вскарабкивался на скамью, старик налил огромную керамическую кружку какого-то горячего отвара.

— Пей. Как допьешь — гулять тебя поведу. Сам себя будешь выхаживать… От травяного взвара Челищева пробил горячий пот.

— Мне завтра назад в Питер надо. Желательно в человеческом виде.

— Завтра? Жаль, еще бы пару денечков, ты бы у меня совсем огурцом стал… Ну, завтра так завтра… Погуляем сейчас, потом поешь и снова спать будешь. А травки из тебя всю дурь выдавят. Расслабься сейчас, потом думать будешь.

Федосеич выгуливал Сергея целый день, отвлекал от черных мыслей разговорами, рассказывал разные смешные случаи из своей тренерской практики. Словно по взаимному уговору, они не касались причин, приведших Челищева на хутор в таком скотском состоянии… К вечеру пошел снег. Огромными мокрыми шапками он налипал на ветви деревьев в саду, гнул их к земле… Старик перехватил взгляд Сергея на заснеженные деревья и спросил:

— Ничего это не напоминает тебе, Сережа?

— Нет. А что? — встрепенулся Челищев. Федосеич помолчал, покачал головой укоризненно.

— Да, многое ты подзабыл… Основной принцип дзю-до был когда-то открыт человеком, который вот так же смотрел на заснеженные деревья. Снег гнет ветки, и чтобы не сломаться под тяжестью, им нужно склониться до самой земли. Тогда снег сам соскользнет, а ветки распрямятся… Силу противника нужно использовать против него же.

— А если противников слишком много?

— Слишком много — как раз не очень страшно: они обязательно будут мешать друг другу. Тебе же нужно лишь сделать правильный отсчет своих движений. Побеждает не тот, кто самый сильный, а тот, кто правильно концентрирует свои силы в нужном направлении…

— Знать бы это направление, — невесело усмехнулся Сергей.

— Это знание живет в тебе, постарайся услышать его… Оно заложено в каждом человеке, но большинство не желает с ним считаться…

Помолчали. Покачивающиеся на ветру заснеженные ветки завораживали Сергея, словно гипнотизировали. В шелесте снега и свисте ветра слышались какие-то знакомые голоса…

— Пойду баню топить, а там — поужинаем да и спать пораньше ляжем, — голос Федосеича вывел Челищева из оцепенения, и он тряхнул головой:

— Егор Федосеич… Я вчера вам что-нибудь рассказывал?… Ну, такое, не совсем обычное?… Старик усмехнулся:

— Да уж наговорил — три вагона арестантов… Не знаю даже — верить ли или бредил ты… На антибиотик какой-то жаловался… Ты что, водку еще и таблетками какими-то заедал?

Сергей опустил глаза:

— Нет. Антибиотик — это человек такой, точнее — нелюдь. Я… Вы лучше забудьте все, что я говорил… Мог сболтнуть что-нибудь, что вам беду принесет.

Федосеич нахмурил брови:

— Ты, Сережа, за меня не решай, что мне лучше… И стращать меня не надо, поздно уже. Я все свое давно отбоялся, оттого и покой в душе обрел. Болтливостью я и смолоду не отличался, а расспросить тебя вчера должен был — мы давно не виделись, и я понять хотел, что за человек ко мне пришел.

— Ну и что за человек, каково заключение? — попытался иронизировать Челищев.

— Человек пока что… Раз душа болит… Не жалел ты, видно, душу-то свою, всю ее поранил… Ладно, пойду баню топить… За ужином поговорим, если захочешь…

После бани Сергея совсем разморило, он размяк и вдруг, неожиданно для самого себя, начал рассказывать Федосеичу все свои злоключения — подробно и без прикрас… Старик слушал, не перебивая, лишь изредка прихлебывал из кружки остывший чай. Потом они долго сидели молча, пока наконец Сергей не поднял голову:

— Что мне теперь делать-то, а, Федосеич? Старый тренер посопел в кружку, потом взглянул Челищеву прямо в глаза.

— Это ты сам решить должен, Сережа. Только сам, и никак иначе… Одно только скажу: жизнь никогда не захлопнет за тобой одну дверь, не открыв другую… Думай, Сережа, думай… А сейчас — пошли спать. Завтра тебе вставать рано, если днем в Питере хочешь быть.

Утром Федосеич отдал Челищеву выстиранную и выглаженную одежду и подвез его на мотоцикле в Лугу.

— Ну, с Богом, сынок… Я в тебя верю, ты — хороший парень, переможешь беду и себя обретешь. Меня знаешь как найти, всегда тебе рад буду. Береги себя.

Они обнялись, и Сергей, не оглядываясь, пошел на вокзал…

Днем он уже был в Питере и сразу начал искать Виктора Палыча. Антибиотик словно ждал его звонка — сидел в кабинете «У Степаныча». Особой радости, услышав голос Сергея, он не выказал и добрым дедушкой не прикидывался.

— Нашлась пропажа? Нагулялся?

— Да я, как сказали — Доктор передавал, чтоб через три дня… — начал оправдываться Челищев, но Антибиотик перебил его:

— Ладно. Потом переговорим. Подходи к восьми вечера на угол Энгельса и Луначарского — там такой длинный дом стоит. Ко второй парадной подходи, тебя встретят и ко мне проведут. Все.

Антибиотик повесил трубку. Сергей поехал домой — переодеться и умыться с дороги. У подъезда хозяина дожидалась его «вольво». Сергей погладил машину по заснеженному крылу:

— Хорошая ты моя… Смотри-ка, дождалась, не угнали тебя, на части не растащили.

С поднявшимся настроением он вошел в квартиру, долго прибирался, вытирал скопившуюся пыль, потом тщательно побрился, вымылся, надел чистую рубашку и незаметно для себя задремал в кресле. За час до назначенного Антибиотиком времени Сергей проснулся, потянулся, радуясь возвращающейся в тело силе, смастерил себе на скорую руку чашку кофе и отбыл.

«Странное место выбрал Виктор Палыч для разговора, — думал Челищев по дороге. — Интересно, почему к Степанычу не пригласил? Конспиративную хату завел, наверное…»

Двор огромного П-образного дома, стоявшего на углу Энгельса и Луначарского, был пустым и темным. Сергей вышел из машины и, не торопясь, пошел ко второму подъезду. Он не оглядывался, поэтому не заметил, как скользнули за ним три тени. Они бесшумно настигли Челищева, и внезапно Сергей ощутил, что на него сзади напялили грубый длинный мешок, через который в грудь уперлось острое лезвие:

— Жить хочешь?! Тиха будь!

На руках Сергея щелкнули наручники, и его, придерживая с двух сторон, куда-то быстро повели. Взревел мотор автомобиля, чьи-то руки нагнули Челищеву голову, а потом толкнули в спину. Он упал на заднее сиденье автомобиля, и почти сразу его перекатили на пол. Невидимки сели в машину. Те, кто устроились сзади, поставили ноги на Сергея и на всякий случай кольнули его ножом.

— Тиха, тиха…

Машина рванулась вперед. Сергей попытался устроиться поудобнее и сразу же заработал пинок каблуком под ребра:

— Тиха, би-илять, скимаузе![2]

Волна липкого страха накрыла Челищева, но он попытался сосредоточиться и просчитать ситуацию.

«Кто это? На милицию не похоже. Совсем непохоже… Комитет? Им такой цирк зачем? Говорили с кавказским акцентом… Кто? Гурген? Зачем? Мы расстались нормально… Чечены? Зачем?! Кто знал, что я здесь буду? Антибиотик… Но могли и от дома вести. Куда везут? Спокойно, спокойно… Если просто замочить хотели — уже грохнули бы… Значит, разговаривать будут… Кто?»

Машина шла на приличной скорости, и Сергей догадался, что его вывозят за город. После резкого поворота налево дорога стала хуже, ухабы и ямы заставили похитителей снизить скорость. Машина сделала еще несколько поворотов и остановилась. Челищева грубо вытащили и, толкая в спину, заставили идти. Терпкий запах навоза, пробивавшийся даже через плотный мешок, вызвал у Сергея предположение, что он находится на какой-то ферме. Его втолкнули в теплое помещение, щелкнули ключом наручников, но только для того, чтобы, надев на каждое запястье по отдельному браслету, приковать его руки к стулу… Челищева, похоже, оставили одного. Хлопнула дверь, и с улицы отдаленно донесся чей-то голос, говоривший на незнакомом гортанном языке… Снова хлопнула дверь, вошедший зажег свет, а потом сдернул с Сергея мешок.

Сергей огляделся. К своему удивлению, он обнаружил, что сидит прикованным к стулу в чистой и неплохо отделанной комнате, напоминавшей гостиничный номер: дорогие обои, ковровое покрытие на полу, хрустальная люстра под невысоким потолком.

• Предыдущая
• 2/62
• Следующая