Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман - Страница 53

Вздохнув снова, Ванаи сошла с дороги и двинулась через поле напрямик. Тропку размыло, башмаки тонули в грязи, но Ванаи не обращала на это внимания. Зато следующие альгарвейцы на дороге – экипажи трех бегемотов – едва заметили в отдалении светловолосую фигурку. Никто не крикнул ей вслед, не помахал рукой. Это ее вполне устраивало.

На глаза ей попалась семейка луговых опят, и девушка отправила их в свою корзинку – верней, в корзинку Эалстана – просто чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. Чуть дальше завиднелись лисички, вперемешку желтые и алые. Ванаи захлопала в ладоши. Желтые лисички она любила больше – алые казались ей горьковатыми, – но собрала все.

А на самом краю миндальной рощи она едва не наступила на молодые императорские грибы, еще маленькие, но уже ярко-оранжевые – не перепутаешь. Срезав их, Ванаи прошептала про себя несколько строчек из старинной поэмы: во времена Каунианской империи эти грибы считались самыми ценными.

Но миг спустя радость ее померкла. Грибы остались, а вот империя рассыпалась в прах. Даже каунианские державы востока пали ныне в лапы альгарвейцам, что же до Фортвега… Туземное большинство презирало наследников древней империи, альгарвейцы же с радостью готовы были продемонстрировать фортвежцам, что полагают кауниан самым низменным из народов.

После императорских грибов Ванаи долго не везло. Три или четыре раза она замечала в стороне, на полях, согбенных фортвежских грибников, но подходить не стала. Едва ли они захотят поделиться своей добычей – зато могут позабавиться с беззащитной девчонкой ничуть не ласковей альгарвейцев. Ванаи двинулась прочь, стараясь не показываться из-за густого кустарника.

Солнце близилось к полудню, когда девушка вышла к дубраве, где они с Эалстаном нечаянно обменялись корзинами – и где встретились за год до того. Теперь, когда их с дедом разделяло несколько миль, Ванаи могла признаться себе, что пришла сюда не случайно. Во-первых, она действительно хотела вернуть корзинку. А во-вторых, юноша был внимательным и добрым собеседником, а этого Ванаи больше всего не хватало в последнее время.

Она брела среди деревьев, расшвыривая грязными башмаками палую листву и желуди. Из земли выступали корявые корни. Девушке пришло в голову поискать трюфелей. Во времена Каунианской империи богатые дворяне натаскивали свиней на поиски драгоценных грибов, но без такой помощи выкопать трюфель можно только если очень повезет. Ванаи покачала головой. Времени копаться в земле у нее не было, а с везением в последнее время стало совсем плохо.

Блуждая по леску, она нашла пару молодых дождевиков, тут же попавших в корзинку, и немало навозников, которые Ванаи обходила стороной, наморщив нос. Эалстана не было и следа. Может, он вовсе не пошел за грибами в этот день? С тем же успехом юноша мог остаться сегодня в Громхеорте или отправиться в лес по другую сторону города. Ведь не может она одной силой воли заставить его выйти из-за ближайшего дерева?

Едва эта мысль успела оформиться в ее сознании, как Эалстан вышел из-за дерева – не из-за ближайшего, правда, но какая разница? Девушка изумленно уставилась на него. Неужели у нее прорезался чародейский дар?

Если Эалстан и был призван к ней магическим способом, то сам он этого не заметил.

– Ванаи! – воскликнул он, улыбаясь до ушей, и продолжил не на родном фортвежском, а на старокаунианском, медленно и старательно: – Я надеялся увидеть тебя здесь. Очень рад тебя видеть. И смотри – я не забыл твою корзинку!

Ванаи расхохоталась. В последнее время ей так редко приходилось смеяться, что каждый такой момент откладывался в памяти.

– И я твою! – ответила она, поднимая повыше корзину.

– Вот теперь пускай удивляются мои родные, когда я принесу свою корзину обратно, как в прошлом году, когда вернулся с твоей, – хохотнул Эалстан. Потом улыбка соскользнула с его лица. – Я оченьрад тебя снова видеть, – повторил он. – Альгарвейцы забрали многих кауниан в Громхеорте на принудительные работы и отправили на запад. Я боялся, что они и в Ойнгестуне так же сделали.

– Так и было, – ответила Ванаи, – но мы с дедом не попали в их число. – Ей вспомнилось, как близки они были к этому. – Я рада за него: он не выдержал бы тяжелой работы. – В этом она была уверена. В памяти снова всплыл Спинелло, и Ванаи пожалела, что вообще завела этот разговор.

– В Громхеорте они не выбирали, – отозвался Эалстан. – Хватали молодых и старых, мужчин и женщин. Потом погрузили в вагоны и отправили по становой жиле. Даже вещи не дали собрать. Как они надеются заставить этих людей работать?

– Не знаю, – тихонько ответила Ванаи. – Я сама задавалась этим вопросом, но… не знаю.

– Думаю, они лгут. Думаю, они затеяли что-то… – Эалстан покачал головой. – Не знаю, что. Что-то такое, о чем не хотят трубить на весь мир. Что-то очень скверное.

Он говорил по-кауниански и порой запинался, подыскивая редкое слово или окончание. Ванаи казалось, что это придает словам юноши особенный вес – тем более что судьба кауниан в Громхеорте и Ойнгестуне была ему явно небезразлична.

Ванаи не привыкла к сочувствию со стороны фортвежцев. Она вообще не привыкла к сочувствию – хотя в последнее время, когда Спинелло начал наведываться к ней, а не к Бривибасу, соплеменники стали относиться к ней милосердней. На глаза ей навернулись слезы.

– Спасибо, – прошептала Ванаи, отвернувшись, чтобы Эалстан не заметил, что она плачет.

– За что? – изумился юноша, машинально перейдя на фортвежский.

И что она могла ответить?

– За то, что ты беспокоишься за мой народ, – проговорила она, подумав. – Хотя тебя никто не заставляет. В нынешние времена все боятся только за себя.

– Если я не стану волноваться за других, – снова по-кауниански ответил Эалстан, – кто вспомнит обо мне?

– Когда ты говоришь на моем языке, то похож на философа, – заметила Ванаи, имея в виду не только смысл, но и форму сказанного. Юноше это показалось забавным. Они рассмеялись вместе. – Нет, правда!

Чтобы слова ее прозвучали убедительней, девушка невольно взяла Эалстана за руку – и удивилась сама себе. С тех пор, как Спинелло вынудил ее отдаться ему, мужское прикосновение казалось ей отвратительным. Она даже деду не позволяла прикасаться к себе. А сейчас по доброй воле взяла юношу за руку.

Пальцы их переплелись. Ванаи едва не отдернула руку – едва, но все же удержала. Но хотя движение прервалось, не начавшись, Эалстан тут же отпустил ее руку.

– У тебя, наверное, и так хватает неприятностей, – промолвил он, – чтобы к ним еще добавлять едва знакомого фортвежца.

Ванаи уставилась на него. Они были почти одного роста: так часто бывало с фортвежцами и каунианками.

– Тебе не все равно? – прошептала она таким тоном, словно только что совершила открытие века в прикладном чародействе.

– Ну конечно, – с удивлением отозвался Эалстан.

И, очевидно, для него так и было.

Ванаи успела притерпеться к презрению, к снисхождению, к безразличию. Но как воспринимать заботу, она позабыла совершенно. И вновь изумилась сама себе, когда, почти против воли, склонилась к юноше и коснулась губами его губ.

Даже на смуглой коже фортвежца был ясно заметен стыдливый румянец, но в глазах Эалстана блеснуло что-то. «Он хочет меня», – поняла Ванаи. Это должно было вызвать отвращение – со Спинелло она не чувствовала ничего иного. Но не вызвало. Вначале девушка решила, что лишь оттого, что Эалстан не потянулся к ней сразу, как сделал бы альгарвеец. И лишь запоздало поняла, что ей жарко вовсе не потому, что осенний день выдался теплым. «Я тоже хочу его», – мелькнуло у нее в голове, и это было самое удивительное – Ванаи уверена была, что прикосновения Спинелло навеки отняли у нее страсть.

– Ванаи… – хрипло прошептал Эалстан.

Она кивнула и, поколебавшись, отставила корзину с грибами.

– Все будет хорошо, – пробормотала она, даже не пытаясь сделать вид, что не знает, о чем думает юноша, и добавила: – Все у нас получится…