Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман - Страница 20

Король приложился к кубку, и Красте показалось, что хмельная жидкость перетекает изо рта прямо в глаза и заполняет их желтоватой дурью. А ведь до войны его глаза соловели только при виде хорошенькой женщины. А сколько раз он провожал масляным взглядом Красту. А кем она сама стала теперь? Всего-навсего очередной девочкой – утехой воина-победителя. Его величество серьезнее относится к выпивке, чем к ней.

Лурканио подхватил Красту под локоть, и она покорно пошла рядом с ним. За ее спиной король Ганибу светски беседовал с новым визитером.

– Он уже не тот, каким был, – сказал Лурканио, мало заботясь о том, не слышит ли его кто-нибудь кроме Красты. В его голосе не было ни капли сожаления – лишь голое презрение.

И вдруг нежданные слезы навернулись Красте на глаза. Она обернулась к своему королю: такому общительному, такому эффектному и такому… пьяному. Все его королевство теперь стало пленником Альгарве. А он – то ли это ей полынь нашептала, то ли сама поняла – был пленником самого себя.

– Долг мы выполнили, – ухмыльнулся Лурканио, – и теперь можем поразвлечься как следует.

– Замечательно! – подхватила Краста, хотя сегодня развлекаться ей вовсе не хотелось. – Извини, я на минутку, – и она скользнула к бару, где бесстрастный кельнер налил ей еще порцию пахнущего полынью бренди.

– Поосторожнее, детка, – прошептал Лурканио ей в затылок. – Мне что, придется тебя тащить на руках по всем этим лестницам до самой твоей опочивальни?

– Нет, милый. – Краста была не столь умна, сколь изворотлива и изобретательна. Она игриво облизнула губы и томно опустила ресницы. – Но ведь тебе это понравилось бы?

Полковник задумался и, придя к некоему решению, криво ухмыльнулся:

– Один раз вполне возможно. В первый раз все интересно.

Именно это она и хотела услышать. Краста снова повернулась к кельнеру и поняла, что сегодня напьется как следует и всерьез.

Пекка вздрогнула. Последнее время стук в дверь кабинета раздражал ее все больше: он как нарочно раздавался именно тогда, когда она с головой погружалась в самые сложные расчеты. Меньше всего ей сейчас хотелось встречаться с Ильмариненом или кем-нибудь из ведущих теоретиков. Хоть бы это оказался какой-нибудь студент из колледжа! От него она отделается в пять минут.

Она встала и распахнула дверь. И тут же задохнулась от удивления. Но, призвав на помощь всю свою колдовскую мощь, расплылась в радушной улыбке:

– Профессор Хейкки! – воскликнула она, всем своим видом давая понять, как безмерно счастлива, что глава тавматургического факультета снизошла до того, чтобы лично навестить ее. – Не соблаговолите ли войти?

Хоть бы она не соблаговолила! Может быть, деканша просто заглянула проверить, на месте ли Пекка, и, убедившись, что она работает, уйдет? Не тут-то было.

– Благодарю вас. – Профессор Хейкки шагнула в комнату с таким видом, словно была хозяйкой кабинета, а Пекка здесь лишь гость. Однако вопреки опасениям Пекки, что профессор усядется на ее собственное место за столом, Хейкки втиснула свой обширный зад в кресло для посетителей.

Отступив за стол в свое кресло (это и выглядело как самое настоящее отступление), Пекка откинула со лба густую черную челку и осведомилась:

– Чем могу быть вам полезна?

Но с чем бы ни явилась деканша, Пекка была уверена, что это не имеет ни малейшего отношения к исследованиям, которые последнее время захватили ее целиком и полностью. Хейкки добилась места главы тавматургического факультета отнюдь не своими магическими способностями. Она была просто очень талантливым бюрократом. Основной ее специальностью была ветеринарная магия. Пекка была уверена, что Хейкки выбрала это направление лишь потому, что ее пациенты никогда не смогли бы указать ей на ее ошибки.

– Я расстроена! – провозгласила профессор.

– Что вас тревожит? – участливо спросила Пекка. Судя по выражению лица декана, если у нее что-то и было расстроено, так только желудок. Пекка понимала, что если она предложит своей начальнице порошки от поноса, то дождется отнюдь не благодарности. И все же искушение было так велико!

– Я расстроена! – повторила Хейкки. – Меня расстраивают продолжительность вашего рабочего времени и объем финансовых и материальных средств, истраченных в последнее время на ваши эксперименты. По сравнению с практикой экспериментальная часть тавматургии должна быть существенно меньше, чем в других направлениях нашей науки.

Сгорая от желания схватить со стола вазу и обрушить ее с размаху на черепушку начальницы, Пекка вежливо улыбнулась:

– Случается, профессор, что теория и эксперимент дополняют друг друга. А еще случается, что теория напрямую проистекает из результатов эксперимента.

– А меня в первую очередь волнует наш бюджет. И я очень хочу услышать от вас, в чем заключается суть ваших последних изысканий, чтобы решить, стоят ли они таких огромных затрат денег и рабочего времени.

Пекка еще не докладывала начальству о своем активном поиске взаимосвязи между законами сродства и подобия. Все работавшие над этим проектом чародеи-теоретики пришли к общему согласию, что чем меньше людей о нем знает, тем лучше. Слишком опасная тема.

Придав лицу самое скорбное выражение, Пекка опустила глаза и прошептала:

– Приношу глубочайшие извинения, но, боюсь, я не могу вам этого сказать.

– Что?! – взвилась деканша. Будь ситуация не такой серьезной, грозный глас начальства мог бы и напугать Пекку, но сейчас она лишь с трудом удержалась от смеха. – Когда я задаю простейший вопрос, то требую на него ответа! – продолжала громыхать Хейкки.

«Да уж, на сложные вопросы у тебя ума не хватит!» – подумала Пекка, а вслух со светлейшей улыбкой выдохнула:

– Нет.

– Что?! – завопила Хейкки тоном выше. – Как вы смеете мне отказывать? – На ее смуглых, как у Пекки, щеках проступили багровые пятна. Но строптивая подчиненная молчала, и это завело профессора еще больше. – Ну раз такое отношение… Я немедленно отменяю все ваши лабораторные привилегии! И поставлю вопрос о вашем неповиновении на академическом совете! – зловеще прошипела она и величественно удалилась.

У Пекки руки чесались, так хотелось запустить ей в спину вазой, но она одернула себя: расшибить башку декану факультета у всех на глазах в коридоре означало дать лишний повод для кривотолков. Месть должна быть тонкой и без крови. Ее губы тронула легкая улыбка. Возможно, с такой же мечтательной улыбкой ее предки пробирались во вражеский лагерь, чтобы перерезать всех спящими. Пекка активизировала свой кристалл, произнесла несколько слов и спокойно вернулась к работе.

Но долго работать ей не дали – в дверь снова постучали, и она со вздохом отложила перо. В коридоре маялся секретарь профессора Хейкки.

– Чем могу быть полезна, Куопио? – осведомилась Пекка, одарив юношу кровожадной улыбкой.

– Декан изволит ждать вас в своем кабинете немедля, – ответил он.

– Будьте любезны известить профессора, что я занята. Впрочем, если ее устроит послезавтра…

Секретарь вылупился на Пекку с таким изумлением, словно она вдруг заговорила на одном из чирикающих языков тропической Шяулии. Так и не дождавшись иного ответа, Куопио предпочел ретироваться, а Пекка снова вернулась к испещренным цифрами и абстрактными символами листам.

Если она просчиталась… нет, не в проблеме взаимосвязи двух законов, а в законах бюрократии городского колледжа Каяни – гореть ей в огне. Когда стук раздался в третий раз, она подскочила от неожиданности и ринулась к двери. Перед ней вновь была профессор Хейкки.

– А, здравствуйте еще раз, – только и сказала Пекка.

Профессорша облизнула губы. Похоже, у нее действительно расстройство желудка – вид еще тот! И это уже само по себе было свидетельством того, что Пекка выиграла. Она это поняла сразу, прежде чем деканша мрачно спросила:

– Почему вы мне не сообщили, что ваши эксперименты проходят под покровительством князя Йоройнена?