Верни мне мои легионы! - Тертлдав Гарри Норман - Страница 25

• Предыдущая
• 25/84
• Следующая

— Если мы восстанем и потерпим поражение, это будет хуже, чем если бы мы вовсе не восставали, пото… — начал было Зигимер.

— Да, ты уже это говорил, — раздраженно перебил Арминий.

Его отец продолжал, будто сын и не подавал голоса:

— Потому что восстание, с одной стороны, обескровит нас, а с другой — даст предлог римлянам ужесточить гнет. Этого нельзя допустить. Я думаю, нам еще повезло, что мы продержались так долго.

— Обещаю, отец, когда начнется мятеж, мы не проиграем, — заверил Арминий. — А если проиграем, я не доживу до поражения.

— Первая часть твоей клятвы меня вполне устраивает, — отозвался Зигимер. — Что до второй, лучше бы ей не пришлось сбыться.

— Да, я тоже так думаю. Но мы должны бороться с римлянами во что бы то ни стало.

Как и большинство германцев, Арминий свысока смотрел на народ Галлии. Когда-то галльские племена населяли добрую часть Германии, но германцы вышибли их за Рейн и наверняка заняли бы и западный берег реки, если бы римляне не оттеснили их обратно. Римляне, а не галлы! Однако чтобы превратить Галлию в провинцию, римлянам пришлось немало повоевать. Вспомнив об этом, Арминий вернулся к своей главной мысли:

— Галлы потерпели поражение, но сражались до последнего и не посрамили своей чести. Если одна лишь мысль о поражении заставит нас лечь кверху брюхом, как побитых собак, мы лишимся чести — и поделом.

— Честь — вещь хорошая, но ею может обладать и мертвец. А живой человек одной честью сыт не будет.

— Это верно. Но имена павших будут чествовать те, кто придет вслед за нами. Павшие заслужат вечную жизнь в песнях будущих поколений, — возразил Арминий. — Лучше умереть так, чем прожить долгую, но бесславную жизнь и быть забытым, словно ничтожный раб… И такое забвение будет заслуженным.

Отец вздохнул.

— Похоже, мне не убедить тебя бросить эту затею, а?

— Когда римские грабители явились сюда требовать дань, не я один почувствовал, что они покушаются на нашу мужественность. Им известно больше способов превращать мужчин в скопцов, чем простая кастрация.

И Арминий прикрыл пах сложенной чашечкой ладонью, как раньше делал его отец.

Зигимер снова вздохнул.

— Что ж, сынок, раз отговорить тебя я не в силах, буду помогать тебе всем, чем могу. Клянусь богами, помощь тебе понадобится. Я не всемогущ, но постараюсь, чтобы ты получил все необходимое.

Лицо Арминия осветила улыбка — словно солнце вышло из-за туч.

— Если мы будем вести борьбу вместе, как мы можем потерпеть поражение?

— Есть разные способы, — проворчал Зигимер. — Способы есть всегда.

Квинтилий Вар посмотрел на счета, составленные его писцами, и поморщился. Управляя Сирией, он привык к совершенно другому уровню доходов провинции — Германия давала едва ли двадцатую часть сирийских сборов. Нищая страна, иначе не скажешь. Впрочем, разве может быть иначе, если своего золота и серебра здесь практически нет, а оливки и виноград в таком климате не приживаются. Даже если бы здешнее население не было таким диким, больших пополнений в списке доходов ждать не приходилось.

Вар понимал это, ведь он сам повидал Германию. Но теперь вместе со своими легионами он покидал Минденум на зиму и на время мог забыть все увиденное здесь. Он вернется сюда следующей весной, а до той поры позволительно о Германии не думать. Благо необходимости думать о ней нет, а желания вспоминать ее — тем более.

Сам Август не видел Германии. Счастливчик, он ни разу не переправлялся через Рейн. А раз так, что он скажет, узнав, какую жалкую сумму выжал его ставленник из столь большой страны? Не придет ли император в ярость?

Конечно, будь Вар посмелее, он подделал бы отчеты, но для такого дела у него была кишка тонка, ведь это означало немалый риск. Больше всего он боялся (хотя, разумеется, всячески скрывал свой страх), что Август заслал в его окружение шпиона, а то и нескольких. И если Вар пошлет императору одни цифры, а шпион — другие…

При мысли об этом Квинтилия Вара бросало в дрожь, и он представлял себе пустынные острова, разбросанные по Средиземному морю. Вару вовсе не хотелось провести остаток жизни на одном из таких островков. А если бы его поймали на обмане, ссылка была бы еще не самой худшей участью.

Его не спасла бы от гнева Августа женитьба на Клавдии Пульхре. Подумаешь, муж внучатой племянницы! Да родная дочь Августа провела пять лет на острове Пандатария, без вина и мужского общества, пока отец, сжалившись, не заменил это наказание более мягким, а именно: сослал ее в Региум, на самый кончик носка италийского сапога.

Конечно, Юлия была виновна в вопиющей безнравственности, тогда как он, Вар, лишь присваивал часть государственных доходов. После того как из Юлии попытались сделать пешку в династических планах Августа — ни один из этих планов не сработал так, как хотелось императору, — она стала вести себя по отношению к отцу вызывающе. Вар, к худу или к добру, никогда не привлекал к себе такого большого внимания.

Он вздохнул.

— Ты в порядке, господин? — спросил Аристокл.

Не рассказывать же рабу, что у тебя на уме.

— Пожалуй, да, — ответил Вар. — Богам ведомо, я буду рад убраться из Минденума. А кто, будучи в здравом уме, не был бы этому рад?

— Тут ты прав!

Обычно Вар задавался вопросом, искренен ли с ним хитрый раб, но на сей раз сомневаться в искренности грека не приходилось. Аристокл терпеть не мог Германию и германцев и не трудился это скрывать.

— Ветеру тоже не назовешь «шестеркой», — усмехнулся Вар.

Конечно, с самым удачным броском игральных костей можно было бы сравнить поездку в Рим. Впрочем, сгодились бы и Афины, или Александрия, или Антиохия — столица римской Сирии. Но уж никак не Ветера.

— И все же это лучше, чем Минденум.

Аристокл взмахнул рукой, охватив этим жестом все, что осталось от лагеря легионеров. Войска здесь пока еще не зимовали. А поскольку говорить о полном превращении этого края в римскую провинцию было еще рано, легионеры или уносили с собой, или уничтожали все, что могли бы забрать туземцы, — например, весь металл, который имелся в лагере, от лекарских ножей и конских удил до сапожных гвоздей и ложек. Иначе германские кузнецы перековали бы любое оставленное римлянами железо в наконечники копий, ножи и мечи. Легионеры сожгли все бревна и доски в лагере; благо леса здесь было много и нарубить новые следующей весной не составит труда. В походах римляне каждый день разбивали новый лагерь, поэтому, уходя, ничего не оставляли после себя.

— Когда-нибудь здесь будет настоящий римский город, — проговорил Вар. — Множество городов в Африке, Испании и Галлии начинались с лагеря легионеров, а сейчас это настоящие центры цивилизации.

— Пожалуй, так.

Но, судя по тону, раб не был в этом уверен.

— Правда, тамошние города не возникали посреди ничего.

Квинтилий Вар не стал спорить, а просто спрятал улыбку. Если Аристокл упорно желает презирать Минденум, пускай. Факт остается фактом: когда империя была моложе, когда еще не была столь обширной, множество городов, которые ныне считаются красивыми и удобными, представляли собой точно такие же лагеря, казавшиеся годными только для военных. Подошедший Вала Нумоний отсалютовал Вару.

— Мы готовы выступить к Рейну, — доложил начальник конницы. — Признаться, мне ничуть не жаль покидать это место.

Вар бросил взгляд на Аристокла. Раб буквально излучал согласие со словами Нумония, как раскаленный докрасна кусок железа на наковальне излучает жар. Наместник хотел сделать вид, что ничего не замечает, но, не удержавшись, заметил:

— В общем, мне тоже не жаль.

Легионерам предстоял долгий, утомительный марш по раскисшей грязи к верховьям Люпии. Дальше будет легче: многие погрузятся на суда и спустятся по течению к Рейну. Поскольку по берегам стоят римские крепости, германцам, даже самым враждебно настроенным, останется лишь за всем этим наблюдать. Все давно было отработано, но Вар считал, что такой отход будет слишком незаметным.

• Предыдущая
• 25/84
• Следующая