Выбери любимый жанр

Дело об императорском пингвине - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 22

Изменить размер шрифта:

Очевидцев до кучи, но никто ничего внятного сказать не может. Ничего себе совпаденьице, да?

— Господи… — От мысли о том, что наша тяжба могла повлечь такие последствия, защемило сердце. Я на какое-то время даже перестала вслушиваться в то, что говорили в зале. Очнулась только тогда, когда Спозаранник, несмотря на мои предупреждения, в своей обычной «изысканной» манере сказал судье:

— Если бы ваша честь соизволила корректнее сформулировать вопрос, она бы получила и корректный ответ.

Все пропало. Колмогорова, не знакомая с манерой общения Глеба, не простит ему этого выпада. Так и есть, судья, несколько опешившая от наглости Спозаранника, наконец справилась с собой и отрезала:

— За оскорбление суда вы можете быть удалены из зала, уважаемый!

Масла в огонь подлили товарищи с «Нерпы»:

— Ваша честь, складывается впечатление, что своими ходатайствами о вызове в суд мнимых свидетелей ответная сторона старается затянуть процесс. Мы ходатайствуем о дальнейшем рассмотрении дела.

Элеонора задумчиво посмотрела на меня и объявила:

— Перерыв на десять минут.

В коридоре, куда мы вышли на перерыв, юристы «Нерпы» демонстрировали нам превосходство. Седовласый даже позвонил кому-то по мобильному и оптимистично сказал:

— Все идет как нужно.

Выглянула секретарь:

— Заходите!

Я положила на стол судье ходатайство о переносе слушания на некоторое время, а вместе с ним и страничку, вырванную из ежедневника, — «Надо поговорить!». Бывшая однокурсница взглянула на записку, оценивающе окинула зал и известила:

— Перерыв до четверга.

Люди с «Нерпы» сидели в недоумении. Нет, все-таки у Эльки осталась совесть, пусть и подвергнутая частичной резекции. Тем же вечером мы с Колмогоровой встретились в «Идеальной чашке».

— Эля, скажи сразу, у нас нет никаких шансов? — я решила обойтись без экивоков.

— Вы, Аня, сами во всем виноваты. Аргументация у вас слабенькая, доказательственная база вообще никуда не годится. Как ты могла такой материал в номер пустить, не пойму…

А этот ваш хам, Спозаранник, — это же, прости Господи, прямая дискредитация Агентства. Куда только ваш Обнорский смотрит! — Все это Колмогорова выпалила сразу, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Я наши минусы сама знаю. Меня здесь больше волнует твой интерес в этом процессе. Между прочим, это видно невооруженным взглядом.

Колмогорова покраснела и, сбиваясь, сказала:

— За такие заявления, Лукошкина, отвечать нужно!

Я поняла, что мои слова задели однокурсницу за живое. Репутацией правдолюбки, приобретенной еще на курсе, Элеонора чрезвычайно гордилась. Потому и в судьи пошла — думала, они образец неподкупности и беспристрастности. В общем, наша встреча ничего не изменила. Разве что подтвердила мои подозрения относительно заинтересованности Колмоговорой. Был в этой встрече один большой минус — теперь мне Элька не простит, что я не только сама усомнилась в ее честности и принципиальности, но и рискнула высказать ей это в глаза.

Но мне стало легче. Теперь я морально была готова к тому, что процесс мы проиграем. И уже не из-за моего непрофессионализма. С таким настроем я вошла в четверг в зал заседаний. Вопреки моим ожиданиям, юристы «Нерпы» уже не были так самоуверенны, как до этого. Хотя оттенок некоторого превосходства был заметен даже в их приветствии.

Я безо всякой надежды на успех положила на стол председательствующей очередное ходатайство — об истребовании документов из правоохранительных органов, расследующих убийства, о которых мы писали. Удовлетворение этой просьбы стало неожиданным даже для меня, не говоря уже о юристах «Нерпы» — те так просто потеряли всякий товарный вид и еле дождались окончания речи Колмогоровой. чтобы тут же выскочить из зала и начать консультации с руководством. А я думала, что, по всей видимости, у Элеоноры просто сдали нервы… И чтобы подправить пошатнувшуюся нервную систему, а также — как я подозревала — обсудить возникшие нюансы с заинтересованной стороной, судья отложила дело на осень и ушла в отпуск.

Обнорский весть об отложении «приговора» воспринял скептически, а сообщение о проведенной с Колмогоровой беседе — с энтузиазмом. И тут же поручил Спозараннику «пробить» судью по всем параметрам. Я ужаснулась. Судья — субъект неприкосновенный, и всякие телодвижения относительно него могут быть чреваты неприятностями с законом, — пыталась я охладить пыл Обнорского. Однако и он, и Спозаранник, нашедший в поручении Обнорского простор для очередного расследования, смотрели на меня очень выразительно.

— Ты, Лукошкина, иногда как скажешь… — ухмыльнулся Обнорский.

Он хорошо знал, что я очень неохотно иду на всякого рода нарушения закона. Обнорский почему-то был убежден, что на юрфаке учат совершенно обратному — как обойти закон и ничего за это не получить.

Словом, с «пробивкой» Колмогоровой пришлось смириться.

— Ваш неприкосновенный субъект, Анна Яковлевна, водит очень интересные знакомства. — Спозаранник нашел меня в кабинете, где я уже с полчаса тупо сидела над текстом Завгородней. Смысл статьи был мне неясен, ибо его затмевали все те же Светкины ноги и разговор, случайно услышанный в коридоре. Меня волнует только то, что обсуждение этой интересной во всех отношениях ситуации неминуемо будут связывать с моим именем, убеждала я сама себя. Признаюсь, мне это немного удалось.

— Глеб, избавь меня от технических подробностей! Мне совершенно не хотелось вновь испытать чувство собственной неполноценности, выслушивая, какие чудеса находчивости и изобретательности проявляют расследователи, чтобы получить максимум информации об интересующей их фигуре.

Однако Спозаранник был неумолим. У меня давно сложилось впечатление, что, докладывая обо всех усилиях, которые были приложены для получения информации, Глеб преследует исключительно одну цель — чтобы у меня и мысли не возникло не подписать его материал. Это было бы просто кощунственно!

— Мы выяснили, что ваша подружка Колмогорова имеет во владении симпатичную такую машинку — «ауди». Но почему-то этим транспортным средством не пользуется. Зато на этой машине систематически нарушает правила дорожного движения некто Василий Братчиков… — Здесь Спозаранник сделал эффектную паузу, в ожидании моей реакции, которой, увы, не последовало. Терпеливо вздохнув, Глеб спросил:

— Вам что-нибудь говорит эта фамилия, Анна Яковлевна?

Я напряглась:

— Не тот ли это Братчиков, которого ты сделал главным героем этой геморройной публикации по «Нерпе»?

— Поражаюсь твоей беспечности, Лукошкина. Конечно тот. Понимаешь теперь, какой расклад получается, какие причинно-следственные связи проясняются?! — Спозаранник был в предвкушении скандала.

— Если здесь и есть какие-то связи, то они совсем другого рода. Ну пользуется Братчиков машиной Колмогоровой, что из этого? Когда репортерам нужно срочно ехать на место происшествия, даже Повзло им свою машину доверяет, между прочим.

К нашему разговору подключился вошедший в кабинет Каширин.

— А давайте позвоним вашему Васе и прямо спросим его, что их с Колмогоровой связывает?

Спозаранник с сожалением посмотрел на Каширина:

— Мысль позвонить Братчикову конечно гениальная, но вот так сразу спросить про Колмогорову — это, Родя, как-то прямолинейно.

— Хорошо, давайте позвоним и просто попросим к телефону Элеонору Иосифовну, — предложила я.

Спозаранник и Каширин торжествующе посмотрели друг на друга. Все-таки подписали они и меня на это дело. Впрочем, если Эля действительно близка с Братчиковым и только из этих соображений портит мне карьеру, то почему я должна переживать о нашей давней симпатии в студенческую пору? Оправдываясь таким образом, я набрала продиктованный мне номер Братчикова:

— Будьте любезны Элеонору Иосифовну!

Собеседник с блатным одесским акцентом сообщил мне, что Элеонора Иосифовна будет около десяти вечера и, не прощаясь, повесил трубку. Задумчиво глядя на аппарат, я сделала то же самое. Спозаранник, не в силах по моему лицу прочитать результат звонка, не выдержал:

Перейти на страницу: