Дело о взбесившемся враче - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/44
• Следующая

Гудел обогреватель.

— Рассказывай, — негромко сказал барон.

И я начал говорить. О том, как поругался с женой и поэтому лишился жилья. И о том, как был бы рад пожить вместе с гостеприимным народом, объединяющим традиции цыганской и восточной культур…

— Кто ты по профессии? — спросил барон.

— Артист, — честно признался я.

Значит, работать сможешь, — произнес барон загадочную фразу.

После этого мальчик лет пятнадцати отвел меня в шатер, где лежало уже три спящих тела, и вручил спальный мешок. В сон я провалился быстро.

Весь следующий день я бродил по обезлюдевшему табору. На меня не обращали внимания. Один раз попросили помочь наколоть дров, с чем я блестяще справился, даже сам себе удивившись.

Один раз попросили принести с озера ведро воды. Дали тарелку кукурузной каши. Зейнаш не было видно. В автобус к барону зайти я постеснялся. Я не знал, у кого мне выведать информацию.

А к вечеру народ начал стягиваться.

Вновь зажглись костры, зазвучали песни. Но в этот раз петь мне не довелось.

— Тебе надо выспаться, — сказала мне Зейнаш. — Завтра мы работаем. Примерь этот халат и тюбетейку.

Я примерил. Оказалось, в самый раз — Зейнаш даже захлопала в ладоши.

Что мне предстоит делать, я до сих пор не представлял. Но знал, что вместе с Зейнаш пойду куда угодно.

— Люди добрые, — успел я произнести, но тут же осекся. С хохотом навстречу мне шел журналист Толик Мартов из «Смены».

— Ну вы там с Обнорским вообще рехнулись! — воскликнул он, хлопнув меня по плечу. — Называется: журналист меняет профессию, да?

— Дядя, помагице, пжал-ста, — вцепились в штанины Толика наши пацаны.

— Э-э! Мой кошелек! завопил Мартов и рванул вслед за пацанами…

— Люди добрые, — начал я по новой.

И опять замолчал. Посверкивая очками, ко мне через весь вагон медленно шел Спозаранник.

— Я не понял, Владимир Альбертович, кто вам позволил разблокировать дисководы? — угрожающе произнес Глеб.

— Почему ты в метро, Глеб? Где твоя «Нива»? — растерянно произнес я.

— Вай, какой мужчина, загляденье! — Зейнаш надела на Спозаранника тюбетейку и чмокнула растерянного Глеба в щеку, оставив яркий отпечаток губ.

— С этими людьми невозможно договариваться, — вскочил с места Григорий Яковлевич Измаилович и тряхнул седоватой гривой. — Они не настоящие цыгане! — почему-то при этом он тыкал пальцем в Спозаранника.

Грянул оркестр, затянул «цыганочку»…

— Эх-ма! — выскочил в середину прохода Рустам Голяк и, отбросив костыли, пустился в пляс. — Да Голяк цыганочку лучше вас всех танцует! А вы ущербные и завистливые люди! Надо же такое написать: Голяк — сутенер!

Вокруг Рустама Голяка, весело перемигиваясь, отплясывали полковники Барахта, Груздев и Лейкин.

— Молчать, цыганские рожи! — крикнул опер Муравин. Но музыка зазвучала громче.

— Памагице, пжал-ста, — тянули Муравина за китель цыганята.

Зейнаш кружила по узкому проходу, сцепившись локтями с Барсовым и Езидовым. Леня и Макс были в восторге.

Через весь вагон прыгал вприсядку зампрокурора Мельничук.

— Почему здесь посторонние? — холодно взглянула на меня Лариса Павловна Смирнова.

И веселье оборвалось…

Я со стоном перевернулся на бок.

Сено кололось. Ребра ныли. Запястья сдавливали наручники. И никаких поводов для радости не было — безнадега полная.

Лязгнул затвор. Чья-то тень метнулась ко мне. «Ну вот и все…» — прикрыл я глаза.

Тень отомкнула «браслеты» и прошептала мне голосом Зейнаш:

— А ну-ка, вставай…

Мы молча бежали по лесу, изредка застывая и прячась за деревья. Табор остался вдалеке.

— Сейчас мы выйдем на шоссе, а дальше ты сам доберешься, Володя…

Я остановился и взял Зейнаш за плечи:

— Так ты знаешь, кто убил Гиви?

— Этих людей уже нет в таборе. Ахмат, Заур и Бекматжан вчера улетели в Одессу.

— А где их мотоциклы, «харлеи»?

— На дне озера, к которому ты ходил за водой.

— Скажи самое главное. Кто заказал Вертухадзе — Армавирский или Дед Омар?

— Я не знаю этих людей, — искренне ответила Зейнаш. — Я знаю только, что Гиви недавно кинул наших земляков — таджиков. Они вместе торговали гашишем, Гиви был их представителем в Питере. Гиви утаил целую партию гашиша, сказал, что его менты конфисковали. Таджики поручили троим нашим ребятам проверить эту информацию и разобраться с Гиви. Вот они и разобрались… Но Файзулло, наш барон, узнав об этом, потребовал, чтобы они покинули табор. Мы не хотим быть связанными с криминалом.

— У этих троих есть паспорта, фамилии, отчества?

— Вот, здесь все написано, — протянула мне Зейнаш клочок бумажки. — Теперь ты сможешь получить повышение по службе.

— Но я не мент, Зейнаш, я журналист…

— Не ври мне, Володя. — Ее смеющиеся глаза блеснули во тьме.

Я припал к губам Зейнаш и почувствовал, что никуда не поеду… Но поцелуй был недолгим.

— Все, Володя, уходи. Деньги на попутную машину есть?

— Кажется, да. Позвонишь мне как-нибудь?

— Ни к чему это.

Но я на всякий случай продиктовал свой телефон.

— Зейнаш, а ты не боишься? Тебя не накажут за то, что ты выпустила меня и наговорила мне лишнего?

— Нет, потому что Файзулло — мой отец… Прощай, Володя!

Зейнаш исчезла, я даже не услышал ее шагов. Была — и нету.

Через полчаса мне удалось остановить «КамАЗ», и за сотню рублей я добрался до города. Как раз к открытию метро.

— Слава Богу, — появилась на пороге заспанная Аня. Ощупав меня, она повисла на моей шее. — Жив, невредим… Прежде чем пойдешь в душ, признайся — крутил романы с цыганками?

— Пытались меня соблазнить, Анюта, — улыбнулся я. — Ох, как пытались…

Анька издала негодующий возглас и дернула меня за ухо:

— Они же все грязные, немытые…

Сейчас побежишь к венерологу за справкой!

— …Но я не поддался! Чист я перед тобой, Анюта.

На душе было легко оттого, что не пришлось врать.

— Володя, — схватила меня за руку в коридоре Агеева. — Это был ты, в метро, или нет?

— Как вы молодо выглядите, Марина Борисовна, — ловко ушел я от ответа.

Агеева так и просияла:

— Да, представь себе, золотое армирование пошло мне на пользу! А заодно мы с Зудинцевым и Кашириным разоблачили хирурга-афериста…

— Мои поздравления, — отвесил я поклон.

— Володя, я не успокоюсь, — продолжала Агеева теребить меня за рукав. — Ведь это ты просил милостыню в метро?

— Да, понимаете ли, зарплата кончилась решил малость подработать… — признался я.

— Я сойду с ума, — прошептала Агеева. — Такое сходство!

— Вай, люди добрые, сами мы не местные! — воскликнул я.

— Я сойду с ума, — оглянувшись, повторила Марина Борисовна.

Навстречу попался хмурый Обнорский.

— Так, вернулся… В твое отсутствие Шах два убийства проморгал. Угадай-ка, Володя, кто за это будет отвечать?

«Может, надо было в таборе остаться?» — подумал я.

— Володя, Спозаранник снова заблокировал наши дисководы, — пожаловалась Завгородняя.

— Ничего, мы их опять разблокируем, — успокоил я Свету, садясь за компьютер.

Заглянул Спозаранник:

— Владимир Альбертович, я знаю от оперов, что вам удалось продвинуться в расследовании убийства Вертухадзе… Считаю, что мы должны совместными силами подготовить материал для «Явки с повинной»

— Так точно, Глеб Егорыч, — согласился я, не отрывая взгляд от экрана.

И что, интересно, я опишу в материале? Как мы с 3ейнаш ходили по вагонам метро?

— Володя, тебя, — протянула мне трубку Света.

Это был Макс Езидов. Сегодня они вместе с опергруппой приехали в Шушары, но табора уже не было — остались одни угли от костров. Я предложил Езидову пошарить на дне озера — авось найдет что-то интересное… А заодно продиктовал ему данные трех киллеров — цыган-люли, вылетевших два дня назад в Одессу.

• Предыдущая
• 28/44
• Следующая