Дело о спасении телезвезды - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая

— Извините великодушно. Не выручите финансово — рубль-другой? На хлеб не хватает.

— Прижала жизнь, брат? — поинтересовался Сашка доброжелательно и протянул десять рублей.

Нарк такой щедрости несказанно обрадовался, схватил купюру пальцами с обгрызанными ногтями.

— А заработать хочешь? — спросил я.

Он покосился опасливо. Потом подумал и сказал:

— Ежели по-голубому, то я в эти игры не играю. Вон у павильона Коля-Девочка пасется — могу познакомить.

Мы с Сашкой рассмеялись.

— Вообще-то, — сказал Зверев, — за такие пакостные мысли и намеки уважающие себя люди сразу бьют в фейс…— Нарк отшатнулся. — Но мы тебя бить не собираемся. Тебя как зовут?

— Костыль, — неуверенно сказал нарк.

— В святцах такого имени, конечно, нет, — произнес я. — Но если тебя так больше устраивает… пусть будет Костыль. Заработать двести рублей хочешь, Костыль?

— Ну… втыкает.

— А раз втыкает, то пойдем поговорим, господин Костыль.

Господин Костыль потребовал сто рублей аванса.

— Кумарит? — спросил Сашка.

— А вы не менты? — в ответ спросил Костыль.

— Друг мой, проснись… Будут менты с тобой ТАК разговаривать?

Этот аргумент на Костыля произвел впечатление. Все нарки со стажем имеют опыт общения с ментами. И пылают взаимной «любовью»… Костыль понял, что мы не менты. И сразу попросил стоху аванса: кумарит его и вмазать надо.

— Поехали, — сказал я. — Вмажешься.

Мы сели в «хонду» и поехали. Ехать пришлось недалеко, всего-то метров пятьсот…

Так у нас появился первый адрес.

Костыль взял стоху и нырнул в подъезд дома-«корабля». Вышел спустя пять минут другим человеком. Сказать по правде, противно мне было — край. Невероятно противно. Хотелось взять этого совсем еще, по сути, мальчишку за шиворот, тряхнуть как следует и сказать: «Что ты делаешь? Что ты делаешь с собой, Костыль?»

…Но пять минут назад я сам дал ему денег на героин. И от этого мне было тошно… Сашка мое состояние понял. Он усмехнулся и сказал:

— Не бери в голову, Андрей. Он — по-любому — конченый.

— Да пошел ты, — огрызнулся я.

А «конченый» вышел из подъезда, прищурился на солнце и не спеша побрел к моей машине… Навстречу ему уже спешил другой искатель «счастья». Дверная пружина мерзко хрюкнула, впустила очередную жертву. А через пять минут она тоже станет «другим человеком».

Костыль сел на переднее сиденье, довольно посмотрел на меня сузившимися зрачками и сказал:

— Запоминай, папа: квартира семнадцать, зовут Рашид, а телку его — Вера. Но жадная, тварь, — беда!

— Не любишь ты их, Костыль.

— А за что их, барыг-то, любить? Суки все до одного. Кровососы. Ментам жопу лижут.

— Стучат ментам?

— Еще как. Ежели барыга не будет время от времени сдавать ментам кого-нибудь из парков — ему жить спокойно не дадут. А ежели он раз в месяц сдал ментам наркомана — все в ажуре, торгуй дальше.

Ментам хорошо, барыге хорошо… одним паркам беспонтово… Не забыл, что еще стоха с тебя?

— Не забыл, — процедил я. — Поехали дальше.

Всего за час Костыль показал нам шесть «точек», где торговали героином.

Шесть «точек» на крошечной территории вокруг одной-единственной станции метро!.. А отраву продают не только с квартир.

Ею торгуют на рынках, в подземных переходах, в общежитиях, в школах и институтах. Торгуют в «Крестах». А на дискотеках — обязательно.

И всем хорошо — и ментам, и барыгам.

И только наркоманам БЕСПОНТОВО.

Костыль получил вторую стоху и ушел.

Я долго смотрел ему вслед. Я думал: сегодня он стреляет рублики «на жетончик» около метро. Завтра вывернет карманы у пьяного. А послезавтра? Как будет он добывать деньги послезавтра?

Для дела я взял напрокат у одного авторитетного человека не очень новый, но навороченный «лэндкрузер». Если кто-то из барыг попадется очень ушлый и задумает пробить номер, то он узнает, что «лэндкрузер» действительно принадлежит авторитетному человеку.

На мизинец правой руки я надел оч-чень неслабый перстень с «почти настоящим» камнем, а Сашка нацепил на шею толстую золотую цепь плетения «бисмарк»… Вот в таком виде мы и поехали по адресам.

Мы поехали по адресам, где нас, конечно, никто не ждал. Не нужны мы там. Но тут уж — извините.

Сашка нажал кнопку звонка и не отпускал, пока за дверью не раздались шаги… Потом потемнел зрачок дверного глазка… Потом неуверенно-хамоватый голос спросил:

— Кто там?

Зверев хамовато произнес сакраментальную фразу:

— Конь в пальто… Открывай, разговор есть.

Если Сашка по сценарию был «бандюган», то я — напротив — изображал неуверенного в себе «интеллигента». Я кашлянул в кулак и попросил Сашку:

— Вы повежливее, Александр.

Сашка пожал плечами, ответил:

— Это вам надо, а не мне… Я вообще могу уйти.

— Нет, нет, ни в коем случае. Я один, знаете ли… останьтесь.

Мы разыгрывали спектакль, зная, что из-за двери нас внимательно разглядывают и слушают… Сашка несколько раз несильно ударил ногой по двери. Я поморщился, схватил его за локоть, как бы удерживая.

И обратился к двери:

— Виктор! Вас ведь Виктор зовут… верно?

— Нет его дома, — ответила дверь.

Было ясно: врет.

— А когда будет? — озабоченно спросил я.

Сашка ухмыльнулся и сказал мне:

— Чего ты его слушаешь, ассистент? Лечит он тебя.

— Лечит?

— На базар разводит, — ответил Сашка. И — обращаясь к двери: — Слышь ты, мухомор, ты не лечи. У ассистента разговор к тебе есть… Тут все чисто, без кидков и без подстав. Тему одну перетереть надо.

И все равно нам не открыли. Такой поворот не был неожиданностью… Мы с Сашкой попрепирались перед дверью и ушли. Потом мы стояли возле «лэндкрузера», изображали спор. Мы знали, что за нами осторожно наблюдают из окна. Пусть наблюдают… Потом я достал трубу и набрал номер. Я звонил в ту самую квартиру, барыге Виктору.

После шестого звонка трубку сняли:

— Алло.

— Виктор, — сказал я, — меня зовут Светозар Юзефович, я ассистент режиссера Худокормова. Вы же кино смотрите?

— Ну.

— Значит, и режиссера Худокормова знаете?

— Ну?

— И, наверное, слышали, что на режиссера недавно напали?

— Не, не слышал.

— Как же так? — «искренне» изумился я. Трубка промолчала, а Сашка сплюнул и по-зековски присел на корточки. Очень, кстати, точный штрих… Кто понимает, тот сразу врубится: человек у хозяина побывал. Я продолжил: — Виктор, на Яна Геннадьевича Худокормова напали вчера. Ограбили. Сняли часы уникальные… отобрали видеокассеты с исходниками нового фильма. Беда! Копий-то нету. Я готов любые деньги заплатить за часы и особенно за кассеты… Если вы что-то знаете… если можете помочь…

— Ничего я не знаю, — процедила трубка.

— Можно я поднимусь к вам? — спросил я. — Я один поднимусь, без… э-э… своего сопровождающего.

— Ну… заходите.

Я чуть не заорал: есть контакт! Но не заорал, сдержался. И пошел к барыге. На «точку», где торгуют отравой.

Барыге было около тридцати лет, взгляд — быстрый, внимательный, руки — в наколках. Я уже знал, что три года назад его прихватывали за распространение наркотиков, но до суда дело так и не дошло…

Наверное, откупился. И продолжает свой «бизнес».

Путаясь, сбиваясь, я снова прогнал свою версию: ассистент режиссера Худокормова. Беда. Караул. Ограбили. Нужна помощь.

— Понимаете ли, Виктор, — говорил я горячо и страстно, — дело не в деньгах и даже не в том, что Ян Геннадьевич не держит ни на кого зла. Но — часы! Часы сами по себе не дорогие, они дороги только как память. Ян Геннадьевич готов заплатить вдвое, чтобы только вернуть часы. Вы меня понимаете?

Барыга понимал. Он все понимал, что касается денег.

— А самое главное, — продолжил я, — кассеты! Кассеты с исходниками! Если мы их не вернем — все пропало… все пропало!

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая