Выбери любимый жанр

Дело о прокурорше в постели - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 11

Изменить размер шрифта:

— Это еще почему, — спросил Обнорский.

— А у него денег нет. Я ему дал пятьдесят рублей из общественных денег, чтобы он чего-нибудь съел. Даже если он убийца, все равно ему есть хочется. В общем, пожалел я его.

Зудинцев был краток. У милиции ничего нового нет. И вообще они, по его мнению, этим делом не слишком усердно занимаются. Зудинцев выяснил, что учредителями «Техлесимпорта» — той фирмы, где директорствовал профессор — были сам Заслонов и некое ТОО «Орбита», зарегистрированное в Новосибирске. Документов этой самой «Орбиты» найти пока не удалось.

— Я тоже вас не утешу, — сказала Горностаева. — Пришла монография Заслонова из Киева. Я отдавала ее на экспертизу специалистам. Получила ответ: ничего там секретного или суперинтересного нет. Да и устарело все давно.

— А что с профессорством Заслонова? — спросил я.

— Наверное, все-таки профессор он липовый, — ответила Горностаева. — Я обзвонила уже все государственные и частные вузы в Питере — не было у них такого. Но городов в России много…

— Негусто, — подытожил Обнорский. — У меня тоже, кстати, ничего нового нет. Про израильскую разведку добавить мне нечего. Итак, какие у нас версии? У нас такие версии. Первая — профессора убили конкуренты, нам неведомые. Вторая — профессора убили агенты израильской разведки, что кажется просто бредом. Третья — профессора убил священник. О его визите, кстати, Алексей, — обратился Обнорский ко мне, — надо сообщить в милицию. Четвертая версия — профессора грохнул его зять. Из-за папки, которую профессор зачем-то прятал в квартире дочери.

Обнорский задумался. Все молчали. Я сказал:

— Один мой знакомый, яхтсмен, поплыл через Атлантический океан на своей яхте. В общем, плыл он, плыл, а берега все нет и нет. «Где Америка?» — кричит он. А в ответ тишина. Плыл он, плыл, а земли опять-таки все нету и нету. И тогда он говорит: «Все, еще два дня плыву, а потом поворачиваю обратно».

— Это кому он говорит, — спросил меня серьезный человек и бывший оперативный работник Зудинцев.

— Это он говорит Атлантическому океану, — обрадовался я тому, что меня так внимательно слушают. — Потому что больше говорить ему некому, это ж одиночное плавание. Ну вот, и что вы думаете, земля тут же появилась на горизонте. В общем, я предлагаю сказать самим себе, что мы уже заканчиваем расследовать дело профессора.

— Да, — сказал Обнорский. — Занимаемся этим делом последнюю неделю. На Зудинцеве — милиция и священник. Выясните, кто он, правду ли говорит? На Горностаевой — это профессорское лесное предприятие. А на Скрипке — родственники. Выясни, где прежняя жена, что делает?

Ближе к вечеру мне позвонила вдова профессора по имени Инна и сказала, что она помнит о своем обещании попытаться познакомить меня со знакомыми ее мужа. И приглашает меня в клуб «У дона Педро», в котором они с мужем периодически бывали.

— О, дон Педро, — сказал я, — я оденусь как настоящая обезьяна. Выберу цепь помощнее и причешу свой ежик покруглее.

— Оденьтесь строго, — оборвала она меня, — костюм, галстук.

Инна была в черном брючном костюме. Я сразу же поцеловал ее в щечку. А потом в ушко. Она не стала демонстрировать отвращение. Мы выпили по «Маргарите», потом еще по две, и я перешел на джин с тоником, а она на кампари с оранжем.

— Ну что, — спросил я, — где знакомые профессора?

— Сегодня никого не видно. А как ваше расследование?

— Наше расследование замечательно. Зачем ваш муж ограбил монастырь?

— Да вы что, Леша, — сказала вдова, — Витя был верующим человеком, он бы никогда такого не сделал.

— А зачем он сотрудничал с евреями?

— С какими евреями?

— Да такими. Шпионы-евреи. Кто не знает, что каждый еврей — шпион, а каждый шпион — еврей?

— У Вити, кажется, были контакты с какими-то израильскими фирмами. Но вряд ли они занимались шпионажем.

— А что он прятал в квартире дочери?

— А что он прятал?

— Не знаю. Так кто же все-таки убил моего мужа? Что думает милиция? Вы не знаете, Леша? спросила она меня.

— Да ничего она не думает. Она даже не знает того, что я вам сейчас рассказал — ни про священника, ни про пакет. Они, по-моему, вообще дело готовы закрыть.

Потом я расплачивался с официантом за наши джины, кампари и «Маргариты». Денег на такси уже не хватило. Но Инна сказала, что у нее есть. Она отвезла меня домой. А сама поехала дальше — наверное, к себе домой.

Утром я был как огурчик. И подумал: а почему я так спокойно отношусь к смерти профессора: флиртую с его женой, то есть вдовой, мучаю расспросами дочку. И хотя профессор погиб почти у меня на глазах, я не вижу его мертвого лица в ночных кошмарах. Наверное, потому, решил я, что я с ним был очень мало знаком и воспринимаю его как некий абстрактный персонаж некой истории с убийством. Но почему тогда так спокойна его вдова Инночка? Да и дочка вроде бы не очень-то убивается. То ли они все вместе его укокошили, то ли профессор был настолько дрянным человеком, что жалеть его некому и не за что. Но они и могли убить его как раз потому, что он был плохим человеком. Собрались все вместе — дочка с мужем, Инночка, бывшая жена, священник — и выкинули из окна, стерев затем все отпечатки пальцев и аккуратно закрыв дверь.

В общем, решил я, пора завязывать с профессором. Еще один такой поход к «Дону Педро», и я сам выброшусь из окна, предварительно объявив себя банкротом.

Я спокойно сидел дома и смотрел ток-шоу «Про это», когда позвонил Спозаранник. Я очень удивился, потому что в такое время Спозаранник уже должен был спать, потому что иначе как он тогда встанет спозаранку?

Спозаранник спросил, видел ли я сегодняшнюю телепрограмму «Мгновения» Ивана Петропавловского.

Я сказал, что смотрю только приличные каналы, только приличные программы и только приличных ведущих. В общем, не видел я ее.

— Очень жаль, — сказал Спозаранник. — Господин Петропавловский показал в прямом эфире выступление Валерия Колякина, который перед телекамерой признался в том, что он в состоянии аффекта убил Виктора Заслонова, после чего выбросил его тело из окна.

— А кто такой Валерий Колякин? — не понял я.

— Валерий Колякин, — сказал Спозаранник, — это муж дочери Заслонова.

— И что еще он сказал?

— Еще он сказал, что ссора произошла из-за того, что Заслонов считал, что он плохо относится к его дочери. Сделать это признание его заставила совесть или неспокойная душа — не помню точно, как он выразился. Все, больше он ничего не сказал. Выступление было очень коротким.

— А что сказал Петропавловский?

— Петропавловский, предваряя выступление, сказал, что Колякин решил сделать признание в его программе. И он, как настоящий журналист, не мог препятствовать тому, чтобы население знало правду.

— И это все?

— Да, все.

Я позвонил утром Петропавловскому и попросил его рассказать, как было дело. Он не был расположен со мною говорить:

— Все, что надо, сказано в передаче. Больше мне добавить нечего. До свидания.

Наконец к обеду пришел Зудинцев.

— Кое-что узнал. Но новости нерадостные, — сказал он. — Валерий Колякин умер.

— Как умер?

— Так умер. Сегодня утром выбросился из того же окна той же квартиры, из которой выкинули профессора.

— И что?

— Я уже был на месте. Со всеми побеседовал. Милиция считает, что это самоубийство. Может, они и правы. Хотя им так удобнее считать: убийца признался, а потом покончил с собой.

— Какие-нибудь подробности?

— Да нет никаких подробностей. Никто не видел, как Колякин вошел в квартиру, но ключ у него был, его нашли в кармане брюк. Никакого беспорядка в квартире. На теле никаких следов борьбы. Конечно, окончательно это должна сказать экспертиза.

Перейти на страницу: