Муж амазонки - Калашников Сергей Александрович - Страница 28

На «Воспоминания о попаданцах» Базиль натолкнулся случайно, как, впрочем, и на всё остальное, что привлекло его внимание. Написал эту книгу придворный, лакей по официальной специальности, а на самом деле — соглядатай министра государственного спокойствия из далёкой Пудании. Это на самом северо-западе их материка в местах, до которых Осборн ещё не дотянулся. Так вот, этот скрупулёзный наблюдатель черновики своих докладов складывал в одну стопочку и сшивал в брошюры. А потом, когда отошёл от дел, выбрал те фрагменты, в которых шла речь о придворных попаданцах, об их речах и выходках. Так что за три десятилетия службы, да на пяти живых примерах, материала у автора накопилось на толстую книжку, которую вышедший в отставку по старости агент собственноручно переписывал раз за разом, да и продавал потихоньку послам других держав. Такой вот приварок у человека образовался. Книги вообще дороги, а дипломаты за особенную информацию и платят особенно.

Увы, предисловие этой книжки оказалось интересней её содержания. Герои — люди, попавшие сюда из другого мира — рассказывали о разных чудесах, похожих на волшебство. О летучих кораблях с крыльями, о радио, позволявшем слышать голоса на огромных расстояниях, о телевидении, передающем движущиеся изображения. А, когда их просили сделать то, о чём они поведали, отговаривались тем, что здесь для этого нет материалов. Металлов, в основном. Так приносили им и золота, и платины, но тогда эти негодяи находили другие отговорки, мол, нет здесь подходящих технологий, или ещё чего выдумывали, лишь бы ничего не делать. Зато по части разных интриг внутри двора, при котором жили, были хитры на выдумку и замечательно предусмотрительны.

Лакеи тем и славятся, что ведут себя так, словно их нет, поэтому автор много такого подметил, на что другие или внимания не обратили, или не догадались. Но именно про такого рода события, про склоки и интриги, читать было неинтересно, и Базиль уже собирался закрыть фолиант и поместить его на место, как вдруг обратил внимание на незнакомое словечко, проскочившее во второй раз: «Не тяни резину». А перед этим это же слово встретилось ему в откровениях другого попаданца, когда тот поучал придворного алхимика. Там вообще получилась с виду полная абракадабра: «Для получения резины нужна вулканизация каучука». Тут, правда, сразу три незнакомых слова, так что вообще ничего непонятно, не то, что в первой фразе, из которой можно заподозрить наличие у этой незнакомой резины замечательного свойства растягиваться.

Заинтригованный, он принялся изучать книгу дальше, обращая внимание именно на эти самые незнакомые слова, и обнаружил, что эту самую вулканизацию с помощью серы предлагал провести другому алхимику другой попаданец, но так и не уговорил, потому, что в этом мире нет каучука, который — сок деревьев. Вот тут-то думалка у Базиля и включилась.

Резина, которую можно растягивать — так из мало-мальски применяемых у них материалов со сходными свойствами самый, пожалуй, ценный — это конопатный клей. Он, прежде чем порваться, заметно растягивается. Потому-то и держится хорошо, что не сразу разрушается, когда доски обшивки скрипят под напором волн. А, раз скрипят — значит, смещаются относительно друг друга и, скажем, хрупкая смола растрескивается значительно быстрее. С другой стороны, получают его из сока молочая, который, хоть и не дерево, но ведь тоже растение, значит какое-то подобие возможно. То есть, применить его вместо каучука кажется естественным решением.

Следующее непонятное слово — вулканизация. Тут, кажется, всё просто. Вулканы — это довольно горячие горы с дыркой на вершине, из которой, то дым идёт, то льётся лава. Стало быть, горячие они. Вот и выходит, что без нагревания при этом процессе никак не обойтись. Это выглядит тем более логичным, что конопатный клей в жаркую погоду становится менее прочным и здорово прилипает к рукам, так что их потом приходится крепко оттирать земляным маслом, которое, в свою очередь необходимо отмывать тёплой мыльной водой с применением тряпочки.

Зачесавшиеся руки потребовали немедленной экспериментальной проверки. Уж очень догадка зыбкая. А в гостях — совсем не то, что дома. Нет у него ни устроенной по собственному вкусу лаборатории, ни помощника советника, именуемого странным попаданским словом «ключник», который всё припасает и хранит в своих многочисленных кладовых. Так что побегал он по Амазонску в сопровождении приставленной к нему девушки. Без неё ни за что бы не справился.

Конопатный клей отыскался только в зонтичной мастерской — им пропитывали уже натянутую на каркас ткань, чтобы не промокала. Серу без особого труда разыскали у аптекаря, а вот саму процедуру этой самой вулканизации Базиль произвёл на лесной полянке, где ему показали старое кострище — здесь иногда собираются по вечерам парни и девчата, но это в тёплое время года, а сейчас, в конце осени, тут никто не бывает. Пять маленьких горшочков с одинаковой порцией клея и разными навесками серы он выдержал пару часов на медленном огне, помешивая в каждом отдельной палочкой, а потом дал остыть. И ничего не смог выковырять — варево взялось комом, поэтому посуду пришлось расколотить.

Чем больше серы он добавил, тем более твёрдым оказался результат, но все образцы отскакивали от каменного пола и еще при этом подпрыгивали. Отрезанный от края одного из слитков продолговатый кусок действительно растягивался. Резина! Только вот что неожиданно, после отпускания конца полоска мгновенно вернулась к своей первоначальной длине, да ещё и щелкнула по руке.

Базиль снова засел в библиотеке и принялся с удвоенным усердием штудировать труд бывшего лакея, на этот раз умышленно обращая внимание на разные непонятности, намёки, оговорки или странности. Благо, прямую речь автор приводил, кажется, дословно, что неудивительно — такая уж у него была служба. Действительно, если по существу эти попавшие неведомо откуда люди ничего толкового сделать не могли, то, несомненно, когда-то что-то необычное для их мира видели в том своём другом мире, но сознательно указать на это были неспособны. Зато они проговаривались.

Странностей таких встретилось немного, и больше никаких выводов из них сделать не удалось, однако копию этой книги Базиль всё-таки заказал.

Так уж сложилась у него семейная жизнь, что с супругой он общался преимущественно ночью. Днём у каждого свои заботы, а вот в кроватке можно и пошептаться. Про свои хлопоты обычно рассказывала Зоя, и раньше, дома, речь шла об отношениях между людьми в их Болоцке. Как-то именно на таких вопросах женщины концентрируются, вот важно им кто что сказал или, как им кажется, подумал. Базилю это выслушивать скучно, у него голова совсем другим занята, да только сестричка Габриэла ещё дома, словно знала заранее, его на этот счёт предупредила строго-настрого, что, если не научится слушать женские «глупости» с внимательным и участливым видом, быть ему в глазах супруги тираном и самодуром.

Так что, как ни мешал ему размышлять о важном этот щебет о том, кто как на кого посмотрел, брал Его Высочество себя в руки и участливо хмыкал в нужных местах. Как ни крути, у мужчин и женщин мысли идут разными путями.

Так вот, тут в родительском дворце Зоя как раз в основном помалкивала, видимо происходило тут что-то для неё важное, но такое, о чём рассказывать не хотелось. Наоборот, она его расспрашивала о том, какое впечатление произвела на Базиля здешняя жизнь. А что он видел? Правильно. Много букв. В общем, рассказал про то, как сделал резину и про то, что пытается в оставленном попаданцами наследии выискать намёки на знания мира, из которого они появились.

— Так тогда тебе стоит покопаться в батюшкином архиве. Он и его предки немало собрали разного бреда, что эти странные люди предлагали изготовить. Я потолкую с ним за завтраком, только ты не убегай в библиотеку с самого утра, мне кажется, папе будет интересно порыться в этих бумагах вместе с тобой.