Дело о лопнувших агентствах - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/37
• Следующая

— Он заставлял всех своих сотрудников обзванивать другие агентства недвижимости и говорить, что их фирма вот-вот рухнет. Я сама была вынуждена делать такие звонки в «Эдельвейс».

— Так, — сказал я.

— Брызгалова надо остановить.

Но его жена — ни при чем. Она делает то, что он скажет… Вы слышите меня?

— Да-да, — задумчиво посмотрел я поверх очков.

Света улыбнулась.

— Глеб, я хочу потанцевать с вами…

Публики в баре было немного, не танцевал никто. Но вслед за нами вышли еще две пары.

— Глеб, вы давно у Обнорского?

— Полтора года. До этого я был кандидатом физико-математических наук, работал в НИИ. Но однажды мне надоело безденежье. Я пришел к Обнорскому и предложил свои услуги.

— И у вас все сразу получилось?

— Не все и не сразу. Что вас еще интересует? У меня жена и трое детей.

Она плотно прижалась ко мне и прошептала в ухо:

— Сразу чувствуется, что на такого мужчину можно положиться…

— Можно, только я могу не выдержать, и мы упадем. Поэтому не стоит на меня облокачиваться.

Света по-блядски захихикала:

— Глебушка, ну что тебе мешает меня трахнуть?

— Профессиональный долг журналиста, — отчеканил я и, сделав шаг назад, поклонился:

— Спасибо за танец. А также за информацию…

Все— таки женщины -исчадия ада.

С Надеждой я так и не поговорил — вечером она уже спала, а рано утром ушла с детьми. Да я и не знал, как выпутаться из этой дурацкой ситуации, в которую оказался втянут благодаря любимому тестю.

Ежу понятно, что никаких денег от Брызгалова он не получит ни при каких обстоятельствах. Но попробуй это объясни…

Прождав Хассмана на Фурштатской пятнадцать минут и успев выпить банку колы, я забеспокоился — к четырем меня ждал Ломакин. Позвонил Хассману на мобильник с автомата.

— В чем дело, Лев Ильич?

— Кто это? — неприязненно отозвался Хассман.

— Спозаранник.

— Что вы хотите?

— Я жду вас в летнем кафе на Фурштатской.

— Зачем?

— Я не пойму, Лев Ильич, кто из нас спятил? Вы обещали мне рассказать про «Колибри»…

— Какое, на хер, «Колибри»? — заорал Хассман. — Я не общаюсь с журналистами уже давно и не даю им никакой информации. Все!

Отбой.

Ничего, с бывшими контрразведчиками это бывает. Трудно не тронуться головой при такой работе… Зато теперь я точно не опоздаю в «Прибалтийскую».

Охранник с усмешкой оглядел мою припарковавшуюся служебную «четверку» и хотел было шугануть меня подальше, но мои «корочки» и имя Ломакина вмиг заставили его почтительно вытянуться. Так же любезно меня встретили и на входе.

А на пятом этаже в одном из банкетных залов был уже сервирован целый стол. Среди стриженых и накачанных «быков» прохаживался с радиотелефоном Ломакин — невысокий, худой. Волосы черные как смоль. Встретил он меня приветливой улыбкой.

— О, журналист, — оживились «быки».

— От Обнорского? — осклабился гигант в безрукавке с цветной татуировкой на бицепсах. — Читал я ваш «Петербург мафиозный». Редкостная хуйня! — он загоготал животным смехом, но вдруг осекся, съежился под взглядом Ломакина и тихонько подался в сторону.

— Не обижайтесь на убогих, — мягко сказал Ломакин, усаживая меня и наливая в бокал минералки, поскольку от коньяка я отказался.

Братва неторопливо рассаживалась за столом. — Я вот что хотел вам сообщить, Глеб Егорович. Вы занимаетесь рынком недвижимости. Встречались с Брызгаловым. В правильном направлении идете. Но хочу вам кое-что подсказать…

— Ага, вот он, Спозаранник! — закричал появившийся откуда-то средних лет парень с залысинами, в кожаном пиджаке. Я сразу узнал его по фотографии — Рустам Голяк собственной персоной. — Вы с Обнорским назвали меня в своей книжонке криминальным авторитетом!

Придется вам за это фаланги пальцев поотрубать!

— Сядь, пиздобол, — усмехнулся Ломакин. — Так вот, Глеб Егорыч, не ищите здесь никакого заговора. Ни тамбовских, ни казанских, ни мухосранских… Потому что заговора нет…

— А я все-таки поотрубаю вам фаланги! — вновь вскочил Голяк, опрокинув фужер на пол. Рванув на груди рубаху, он принялся иступленно целовать массивный золотой крест на цепочке, приговаривая: «Вот те крест, поотрубаю!»

— Кому сказал, сядь! — прикрикнул Ломакин. — Заговора нет, — продолжил он. — Есть лишь один тронувшийся умом бизнесмен. И его приятель-пиздобол, — он кивнул на Голяка, — который сам не знает, зачем туда полез. Рустамка, зачем полез в недвижимость? — весело спросил он.

Голяк вновь вскочил и закричал, брызгая слюной:

— Вы с Обнорским не знаете, кто такой Голяк! Голяк в трех институтах учился! Голяк умеет по-английски говорить! Голяк столицу Непала знает! Голяк поет лучше, чем Гребенщиков с Макаревичем! Можно или дружить с Голяком, или быть покойником! Я всех в рот ебал — и пермских, и казанских… И полковника Баулова, который хочет меня посадить.

И этого несчастного Георгия Георгиевича, который кричит: не называйте меня Жорой Армавирским…

Братва за столом покатывалась со смеху.

— Все ясно? — спросил меня напоследок Ломакин, крепко пожимая руку.

Когда я поблагодарил Ломакина и спустился к машине, вдруг дынная корка впечаталась в лобовое стекло.

— А фаланги я вам все равно поотрубаю! — прокричал из окна «Прибалтийской» Голяк.

С Надеждой я помирился быстро.

Я сказал, что не буду пока ничего публиковать про Брызгалова. Более того, я созвонился с Борисом Михайловичем и договорился с ним о встрече. Уложив детей и включив на кухне телевизор, мы сели ужинать.

Но кусок курицы тут же застрял у меня в горле…

— Сегодня около шестнадцати часов в своем автомобиле снайпером был застрелен начальник службы безопасности агентства недвижимости «Эдельвейс» Лев Хассман, — бесстрастно произнесла ведущая «ТСБ»

Виолетта Обнорская, бывшая жена шефа. — Наблюдатели связывают это заказное убийство с продолжающимся кризисом на петербургском рынке недвижимости и с именем скандально известного риэлтера Петра Брызгалова…

Бледное лицо Левы Хассмана с тонкой струйкой крови мелькнуло в кадре. В ту же секунду запикал мой пейджер. «Андрей Васильевич Шаров, генеральный директор „Эдельвейса“, телефон…» — высветилось на экране. Час от часу не легче! Я набрал номер. Шаров был краток:

— Завтра в три часа в летнем кафе на Фурштатской, — сказал он и тут же повесил трубку. Какое-то заколдованное место — это кафе.

Пришлось тут же все рассказать Надежде. Кроме встречи с секретаршей Светой, конечно.

А утром у входа в нашу контору меня ждали в машине два знакомых оперативника из РУБОПа.

— Глеб, съездишь с нами? Поговорить надо, — попросил Леня Барсов. Я пожал плечами. Но поехали мы почему-то не на Чайковского, а на Захарьевскую, в УБЭП.

— Так, доигрались! — злорадно заявил, буравя меня глазами, оперативник Судаков. Он чем-то неуловимо напоминал Голяка.

— Не понял, — сказал я.

— Сейчас поймешь! — завопил он. — Вот бумага — пиши все, что знаешь про «Эдельвейс» и про Хассмана…

— Леша, в чем дело? — обратился я к Барсову. — Я согласился поговорить с вами, но не с этим контуженным…

— Молчать! — рявкнул Судаков.

Я встал и направился к выходу.

— Погоди, Глеб, — бросился ко мне Барсов. — Дело слишком серьезное. Мы работаем над этой темой вместе с УБЭПом. Ты должен нам помочь — мы знаем, что Хассман собирался с тобой вчера встретиться.

— Я готов помочь вам, ребята.

Вам, но не ему…

Судаков готов был задохнуться от злости.

— Я зайду к вам сегодня в два часа на Чайковского. Если такой вариант не устраивает — пусть следователь вызывает меня повесткой.

• Предыдущая
• 17/37
• Следующая