Дело о картине Пикассо - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 47
- Предыдущая
- 47/57
- Следующая
Чтобы успокоить ребят, я взял еще водки. И показал «несгибайку» буфетчице. С тем же результатом.
Повезло нам лишь в пятой разливухе. Усатый служитель барной стойки, посмотрев на фото, перевел взгляд на нас. Купюра в пятьсот рублей моментально исчезла в его кармане.
— Это Спайдер, — сказал усатый. — Бывает частенько, но в последние дни куда-то запропал.
Вздохнув, я достал сто баксов. Повертел купюрой перед жадными глазами буфетчика, затем убрал ее в карман и написал на клочке номер своего мобильника.
— Знаешь, что надо сделать?
Тот кивнул.
— Князь, ты соришь деньгами! — укоризненно воскликнул Родион, когда мы шли, пошатываясь, по вечерней набережной.
— Не в них счастье, сам же сказал, — хохотнул Зудинцев.
— Ты думаешь, я из-за наследства? — ощетинился Родя. — Плевать я хотел. Но Аргентина — это же… это же море, солнце, танго…
— Футбол, — подсказал Жора.
— Да, и футбол.
— Да брось ты, Родя, какой футбол? Вот в октябре наши будут грызунов иметь. Прямо, между прочим, в Тбилиси. А, Зураб? Как думаешь, вставят наши вашим?
— Не вставят.
— Это почему же, генацвале?
— А мы свет отключим, — ответил я.
Родя и Жора захохотали.
Я затянул «Сулико», ребята подхватили.
Редкие прохожие испуганно обходили трех пьяных самураев стороной.
На здоровье я никогда не жаловался и не знал, что такое похмелье. Но в это утро почувствовал вдруг, что расследование обходится мне слишком дорого — оно бьет не только по карману, но и по печени. К счастью, мне удалось убедить Обнорского, что в результате мы можем получить сразу две сенсации. Во-первых, найти истинных убийц Каценельсона… А во-вторых — взять наконец интервью у Марата. Хотя, честно говоря, я не жаждал с ним новых встреч.
— Ага! — радостно воскликнул мне в лицо невысокий лысоватый бугай в кожанке, едва я шагнул на порог Агентства.
— Ну наконец-то, — подхватил другой, долговязый, махнув перед моим лицом красными «корочками» с золотой тисненой надписью «МВД России».
— Послушайте! — возмутился я. — Вы задолбали меня с вашим сериалом! Я не снимаюсь у вас, я здесь работаю, понимаете, да?
— Да кто ж в этом сомневается, Зураб Иосифович? — ласково произнес лысый. — И мы, с позволения сказать, не актеры, «корочки» у нас самые настоящие — проверьте!
— Пройдемте, господин Гвичия, побеседуем, — пригласил долговязый. Мне показалось, он почему-то смущался. — Кстати, Обнорский дал добро на нашу с вами встречу.
Мы расположились в кабинете отсутствующего шефа. Ксюша моментально принесла нам кофе.
— Нас интересует ваш знакомый Усманов, — с усмешкой начал лысый.
Я улыбнулся в ответ:
— Да, у меня есть такой знакомый. Что дальше?
Долговязый достал из папки бумажку и монотонно зачитал:
— Вы в один год с ним закончили Рязанское высшее десантное училище и вместе принимали участие в боевых действиях в составе ограниченного контингента Советских вооруженных сил в Афганистане…
— Ну да, более того — мы три года служили в одном и том же полку. А в чем дело?
— А в том, что Марат Хусаинович вчера ночью скончался в тюремной больнице имени Газа от сердечной недостаточности, — произнеся эту фразу, лысый пристально посмотрел мне в глаза.
Моя вежливая улыбка медленно таяла. Я не видел нужды в том, чтобы это скрывать. Я вспомнил, как сквознячок нес над полом листы бумаги. И голос Карабанова: «Иди, Гвичия. Пусть твой дружок тебе спасибо скажет…» И голос Марата: «Ты решил, Князь, что я уже не жилец?»
Я все это вспомнил мгновенно. И стало мне худо.
А дальше начался классический спектакль — со злым и добрым следователем. Ребята хотели узнать, не встречался ли я каким-то образом с Усмановым в последние дни. Я вполне резонно отвечал, что прокуратура мне в такой встрече отказала, и, значит, никаких иных возможностей повидать своего товарища у меня не было.
Опера, видать по всему, были тертые и вскоре поняли, что выжать из меня ничего не удастся.
— Я одно не могу понять, — заметил я на прощание. — Если Усманов умер от сердечной недостаточности, то почему УБОГТ занимается этой смертью?
— Зураб Иосифович, — укоризненно протянул лысый. — Вы же опытный человек! И знаете, наверное, что в последнее время почему-то многих интересных людей настигают инсульты и инфаркты. Причем внезапно! Вспомните хотя бы Зюзина…
— А телефончик наш не выбрасывайте, — сказал мне, пожимая руку, долговязый.
Когда они ушли, я щелчком направил визитку в корзину для бумаг… попал. Тошно мне было — край.
Земляной холм, в котором размещалась «Пещера», был покрыт опавшими листьями.
Охранники на этот раз попались знакомые — те самые крепыши, которых я недавно поучил вежливости. Один из них при моем появлении тут же снял со стены трубку телефона, негромко сказал несколько слов, дождался ответа и, не глядя на меня, произнес: «Проходите!»
Чабан в дорогущем шелковом костюме, при галстуке, ароматно дымил трубкой. Внешне он был сама любезность. Но в его сухом рукопожатии я ощутил скрытую угрозу… Впрочем, это могло мне показаться.
— Виски, коньяк, джин?
— Виски, если не шутишь…
— Вижу, у тебя есть вопросы, Князь? — улыбнулся Чабан, наливая «Red Label» в пузатый бокал.
— Есть. Почему умер Марат?
Чабан осклабился еще больше. Я вгляделся в бездну его глаз. Я увидел десятки оборванных жизней.
— Хочешь анаши, Князь?
Я помотал головой. Чабан неторопливо забил косяк, затянулся. Знакомый запах вскружил мне голову. Я зажмурился. Передо мной сияла белая гора. Вился дымок костра. Раздавался орлиный клекот. Откуда-то издали мне приветливо помахал рукой Марат.
— Беда Марата в том, что он почему-то считал себя одиноким волком. Так же, как и ты, Князь. Мне кажется, ты тоже плохо кончишь. Нельзя отрываться от коллектива, нельзя! Я говорил ему об этом много раз. Коллектив решил — Марат должен взять на себя то, что он не совершал. За это и Марату, и всем нашим товарищам по несчастью дали бы минимальные сроки.
Слова Чабана катились замедленным камнепадом с вершины горы.
— А упрямец Марат почему-то решил все делать по-своему. Зачем-то выдал наши корпоративные тайны тебе. Ты начал копать там, где не следует. И по неопытности сразу засветился… Самым лучшим для тебя будет забыть обо всех покойниках — и о своем друге, которого не вернешь, и о Каценельсоне… Которого, к слову, тоже не вернешь. Я очень надеюсь, Князь, что ты последуешь моему совету.
— А если нет?
Чабан сокрушенно покачал головой:
— Мне кажется, ты благоразумный человек…
Ветер швырял в лицо дождь.
Машины проносились, не обращая внимания на мою поднятую руку. Наконец притормозил «Рафик». Стряхнув с себя воду, я сел рядом с водителем, и тут же сзади в машину запрыгнула девушка в черном кожаном плаще. Холодные ладони закрыли мои глаза.
— Настя?
— Молчи! Едем прямо, поворачиваем на Растанную и до первого перекрестка…
В квартире громыхала музыка. Какая-то металлическая дребедень. То здесь, то там мы натыкались на чьи-то обкурившиеся тела.
— Кто тут? — заглянула за ширму, где мы уединились, заспанная девица с распущенными волосами. — Настюха, ты? О, какого дядю привела…
— Брысь! — рассмеялась Настя. Ее ледяные ладошки скользили по моему телу, было щекотно и приятно…
— Какой ты классный, Зураб!
— Ты тоже, девочка. Только зачем тебе этот пирсинг в носу?
— Тебе что, не нравится? Просто ты отстал от жизни…
— Наверное… А тебя устраивает твоя жизнь?
— Какой ты душный…
— Я же классный.
— А иногда очень душный.
Мы пили шампанское из горла. К нам за ширму регулярно кто-то забредал — то ли по ошибке, то ли намеренно. Мне даже пришлось громко выругаться. После этого визиты непрошеных гостей прекратились.
- Предыдущая
- 47/57
- Следующая
