Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 73

• Предыдущая
• 73/122
• Следующая

Возможно, предложенная схема и несовременна (совершенных и абсолютно точных схем вообще не бывает) — и тем не менее она не кажется бредом экспертов из правоохранительных органов, а потому впечатляет.

Каковы же были причины столь мощного расцвета «тамбовцев» к 1998 году? Причин, как всегда, много. Во-первых, с 1995 года шло постоянное устранение конкурентов — часть из них гибла, кого-то арестовывали и т.д. Во-вторых, сообщество постоянно расширяло деловые связи и укрепляли свою «агентурную сеть». В-третьих, шло быстрое наращивание капитала и его удачное вложение — к 1998 году, например, разные представители коллектива в совокупности контролировали практически весь бензиновый бизнес региона. В-четвертых, действия государственных органов по отношению к сообществу носили откровенно беспомощный характер (чего стоили только заявления бывшего начальника ГУВД генерала Пониделко, который сначала объявлял по телевизору беспощадную борьбу «тамбовскому» сообществу, а потом сообщал, что «тамбовцы» настолько напуганы, что покидают город, все это напоминало бред — «тамбовцы» если и покидали город, то не из страха, а по делам или для отдыха). Во всем мире борьба с организованной преступностью идет через подрыв ее финансовой основы и с уделением особого внимания лидерам и их коррумпированным связям. В Петербурге же сложилась такая практика — если кто-то из «энтузиастов» осмеливался ударить по «финансовой основе», у этих энтузиастов-одиночек сразу же возникала масса проблем. Поэтому РУОП, который должен был бы бороться именно с лидерами, фактически выродился — дублировал работу угрозыска и УБЭПа. С рядовыми «быками» воевать всегда проще, чем с лидерами…

Была и пятая причина столь быстрого завоевания «тамбовскими» чрезвычайно прочных позиций в Питере, и причина эта заключалась в личностных качествах их лидера — Владимира Кумарина, который вернулся в Петербург после восстановительного курса в Германии в самом начале 1996 года и сумел вновь объединить вокруг себя весь «коллектив». Об этом человеке хочется поговорить поподробнее.

У меня очень сложное личное отношение к Кумарину, хотя именно личным оно стало лишь весной-летом 1998 года, когда мы познакомились. Потом состоялся ряд встреч, результатом которых стал рассказ лидера «тамбовских» о своей жизни, — рассказ этот будет полностью приведен чуть ниже. Предваряя его, хотелось бы сказать следующее: в каком-то смысле Кумарин — это герой нашего времени. Герой в том смысле, что он, может быть лучше и быстрее других уловил, какие возможности дает новое для страны время, и сумел воспользоваться этими возможностями. К лету 1998 года Кумарин был уже не только одним из самых богатых, но и одним из самых влиятельных (в широком смысле) людей Петербурга — оспорить это утверждение трудно, а тех, кого оно раздражает, я отсылаю к руководителям нашего государства с 1997 года — в принципе, именно под их чутким руководством в стране сложились такие объективные условия, что наиболее полно реализоваться и раскрыться смогли, мягко говоря, неоднозначные по прежним «додемократическим» моральным критериям граждане. К лету 1998 года в Петербурге имя Кумарина было, наверное, знакомо практически почти всей дееспособной части населения — это может нравиться или не нравиться, но это так. Владимир Кумарин — личность, безусловно, очень сильная (будь он слабее — сломался бы еще в тюрьмах и, наверное, не выжил бы после покушения, в результате которого потерял руку), а потому, безусловно, интересная по масштабу, по модулю, если так можно выразиться, — независимо от того, какой знак стоит внутри модуля у этой величины.

Я давно хотел побеседовать с Кумариным, чтобы удовлетворить свое естественное журналистское любопытство, но специально встречи не искал. Более того, я был уверен, что сам Кумарин на контакт не пойдет и нормального разговора у нас с ним не получится. Я ошибся. Первая встреча у нас произошла случайно — в начале мая 1998 года мы столкнулись в Гранд-отеле «Европа». Кумарин сам подошел ко мне, поздоровался и, улыбаясь, отпустил несколько шутливых замечаний по поводу того, как я описывал его в ранних главах «Бандитского Петербурга». Никакой агрессии, никаких «наездов» с его стороны не ощущалось. Мы обменялись координатами и договорились созвониться и встретиться, чтобы побеседовать поподробнее.

Вторая встреча состоялась в конце мая в резиденции Кумарина по адресу Вязовая, 4. На дверях особняка висела доска желтого металла, удостоверявшая, что в этом доме находится приемная депутата Государственной Думы Михаила Ивановича Глушенко. В ходе этой второй встречи я и предложил Кумарину сделать интервью с ним — точнее, предложил ему рассказать о своей жизни, рассказать то, что он сам сочтет нужным. Предвижу, что найдется немало возмущенных представителей общественности, которые скажут, что я воспеваю Кумарина, рекламирую его, даю ему возможность улучшить имидж, и что я, скорее всего, делаю это не за бесплатно.

Упреждая эти высказывания, отвечаю: я не воспеваю Кумарина и не разделяю его позиции. Купить меня он не пытался, по крайней мере даже не заводил об этом речь. Я просто искренне считаю, что в каком-то смысле Кумарин к 1998 году стал уже фигурой исторической, и поэтому его собственный рассказ-автобиография также может рассматриваться как исторический документ. У меня нет сомнений в том, что «главный тамбовец» рассказывал мне только то, что хотел увидеть опубликованным, и старательно обходил все острые утлы — но мне вообще трудно представить человека, который бы, рассказывая о своей жизни, пытался очернить себя. В конце концов, ведь и я не поп, и Кумарин мне не исповедовался. Впрочем, мне показалось, что он все же хотел мне что-то объяснить, он в каком-то смысле полемизировал со мной. У нас состоялось около восьми встреч — я записывал его рассказ в тетрадку от руки, он не хотел, чтобы я пользовался диктофоном. В конце работы, когда я принес ему два распечатанных экземпляра его рассказа, на каждой странице одного расписался он, на другом — я. Дело в том, что в самом начале наших встреч Кумарин в шутливой форме, но высказал сомнение — не извращу ли я его рассказ, чтобы изобразить его, Кумарина, этаким монстром…

Монстром он мне не показался — наоборот, он не лишен обаяния и производит абсолютно нормальное впечатление, — я ни разу не видел его выведенным из себя. Буквально на второй встрече он предложил мне перейти на «ты», — соответственно он меня называл Андреем, а я его — Володей.

Несмотря на отсутствие руки, Кумарин был в прекрасной физической форме, он вообще, как я понял, следит за собой, одевается чисто и очень элегантно. Говорит он неторопливо, как правило, взвешивает свои слова. Ну и кроме того, он делал скидку на то, что я записывал все от руки. Впрочем, иногда Кумарин увлекался и его рассказ становился более эмоциональным. Матерные выражения он, конечно, как и всякий нормальный русский мужик, употребляет, но в меру, не при женщинах и не больше, чем, скажем, я сам.

Вообще, он показался мне похожим именно на мужика — на справного такого мужика, рачительного хозяина, у которого забот полон рот, но которому заботы эти по-настоящему нравятся, потому что благодаря им, заботам, и идет приумножение хозяйства. Он очень любит показывать, где собирается строить вертолетную площадку, где — фонтан, где — пристань. Речь Кумарина логична, достаточно грамотна, вообще — его интересно слушать, он хороший рассказчик.

Кумарин часто улыбается, он не обделен чувством юмора, причем подначки у него достаточно своеобразные.

Однажды, когда я пришел на очередную встречу, Кумарин был занят. Ожидая, пока он освободится, я предложил сыграть партию в нарды Михаилу Глущенко. Он согласился. Играли на деньги, партия по 50 рублей, и я вскоре проиграл 150. Попытался отдать — не берет, и Кумарин не берет, и Глушенко. Говорят: «Ты что, ерунда какая, для нас это не деньги». На следующей встрече я все же выложил деньги на стол и сказал: «Как хотите, но я долг обязан вернуть — пусть это и небольшие деньги, но… Мне мама не разрешает в долгу оставаться». Глущенко предложил сыграть еще партию — «на все». Мы сыграли, и я отыгрался. Кумарин, видимо, запомнил эту историю. Спустя пару встреч мы поехали с ним покататься по заливу на его новом огромном катере — опробовать покупку. Кроме Кумарина и меня, на борту было еще человек пять. Когда время подходило к обеденному, экипаж прямо на борту начал жарить шашлыки. Кумарин спросил: «Андрей, ты есть будешь?» Я кивнул. «Тогда давай 20 рублей, чтобы не думал, будто я тебя шашлыком покупаю». Мы оба рассмеялись, но 20 рублей я ему все же дал.

• Предыдущая
• 73/122
• Следующая