Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 61

• Предыдущая
• 61/122
• Следующая

Собственно говоря, его, наверное, и подвело чувство полной неуязвимости — когда близко знавшие его люди пытались как-то урезонить Фиму, намекая на то, что «все под Богом ходим, ты смотри, осторожно, есть ведь все-таки и РУОП», Александр Евгеньевич энергично отвечал: «Хуй! Они у меня с рук кушают!» Сложно сказать, насколько реально сильны были позиции Ефима в питерском РУОПе, но ведь умудрился же он узнать как-то о своем готовящемся задержании… А как только узнал — ударился в бега. Ходили слухи, что он переместился в Италию, чтобы отсидеться там, по другой версии, он действительно готовился было пересечь границу России, но в последний момент вернулся, получив некий сигнал, что бояться ему в Питере нечего. Все эти слухи были не более чем бандитской мифологией. На самом деле он скрылся в Чехии, и позднее возникло серьезное подозрение, что один из сотрудников РУОПа выходил с Ефимом на контакт в Праге. Сотрудник этот был впоследствии уволен, но официального обвинения ему никто так и не предъявил.

Многие эксперты связывали предъявление Ефимову обвинения по статье 148 часть 5 (вымогательство в составе группы) в конфликтной ситуации, возникшей в серьезной питерской организации «Ленрыбпром». Нового, только что избранного директора этой фирмы взорвали летом 1996 года. Любопытно, что уголовное дело по факту подрыва господина Сергеева было возбуждено далеко не сразу и по особому распоряжению…

Ефим еще был в бегах, а в бандитском Петербурге уже вовсю циркулировали слухи о том, что он выделил сумму, превышающую сто тысяч долларов, для развала своего уголовного дела. Эта версия не казалась никому такой уж невероятной — ведь, пожалуй, никто не сделал столько для развращения питерской милиции, сколько Фима. Не случайно знающие люди называли его иногда «королем коррупции».

Возможно, в Чехии Ефимов мог бы отсиживаться достаточно долго (в этой стране безвизового въезда пересиживали неприятности многие интересные люди из новой демократической России), но интересы бизнеса, видимо, требовали, чтобы Александр Евгеньевич находился поближе к России. Летом 1997 года Фима вынырнул на Украине, в Ялте, где жил на одной известной вилле, в которой в разное время останавливались разные авторитеты. В среде «тамбовцев» эта вилла считалась чем-то вроде «дома колхозника». Видимо, Ефимов считал, что в Ялте ему ничего не угрожает, поскольку это не территория России. Однажды Александр Евгеньевич прогуливался по набережной. Остановился у книжного лотка, взял в руки книгу «Коррумпированный Петербург», где ему была посвящена отдельная глава, и даже показал лоточнику свою фотографию. Продавец не преминул воспользоваться случаем и взял у Фимы автограф. Ефим с удовольствием расписался на книге… Через несколько дней его задержала украинская милиция, а спустя некоторое время Александра Евгеньевича этапировали в Петербург, где его приняла в свои объятия тюрьма «Кресты». Судя по всему, у Александра Евгеньевича практически сразу же после задержания не было сомнений в том, что его сдал кое-кто из своих. Эти «свои» считали, что Ефим оборзел, заболел звездной болезнью и вообще стал брать на себя очень много.

Когда Ефим уже сидел в «Крестах», следствие неоднократно сталкивалось с разными непонятными ситуациями, связанными с его делом. В частности, однажды прапорщик СОБРа должен был сопроводить несколько томов уголовного дела Ефима в тюрьму, однако доставленные в тюрьму тома содержали лишь чистые страницы. Прапорщик был немедленно задержан, при обыске в его доме нашли гранату (этот прапорщик воевал в Чечне), однако боец СОБРа клялся и божился, что не понимает, каким образом материалы дела оказались замененными на чистые страницы. История была тем более странная, что самому Ефиму, в общем-то, не было особо выгодно похищать те материалы дела, которые легко восстанавливались…

К августу 1998 года Ефим провел в заключении уже год. Некоторые информированные источники говорили, что утрата Ефимом серьезных позиций в бизнесе за этот год частично компенсировалась некоторым подъемом его авторитета среди «Крестовских» сидельцев. Но «Кресты» — это всего лишь «Кресты». Говорят, что в тюрьме Ефим стал жестче, злее, решительнее. В середине августа 1998 года было еще трудно сказать что-то определенное относительно судебных перспектив его дела. Особенно с учетом того, какие необычные традиции складывались в 1990-х годах у питерского правосудия…

Возвращаясь к рассказу о новейших тенденциях в организованной преступности Петербурга, нельзя не отметить следующего обстоятельства: несмотря на то, что Питер (в отличие от воровской Москвы) всегда был городом бандитским, воры никогда не оставляли попыток усилить в Северной столице свое влияние. Позиции воров в Петербурге если и называли слабыми — то лишь по относительной (например, по сравнению с позициями «тамбовцев»), а никак не по абсолютной величине.

Только в 1996 году в Петербурге и Северо-Западном регионе активно действовали следующие коронованные воры — Гоча (Биркадзе Гоча Джумберович), Роланд (Чиквадзе Роланд Варламович), Метла (Метелкин Юрий Анатольевич), Хасан (Усаян Алам Рашидович), Паца (Имнаишвили Шота Валерьянович), Бесо (Заранди Шедели Ильич), Петруха (Бахтин Александр Иванович), Важа (Беганишвили Важа Арчилович), Терьел (Аниани Терьел Гурамович), Бойко (Кутателадзе Сергей Николаевич), Дато-Тбилисский (Севисквирадзе Датико Варламович), Якутенок (Зыков Николай Степанович), Макар (Макаров Сергей Петрович), Грек (Лилиди Матвей Николаевич), Соленый (Михайлов Геннадий Александрович), Кошелек (Егоров Александр Николаевич).

Учитывая важное стратегическое положение Питера, не стоит удивляться тому, что даже за малый кусок «невского пирога» кровавые разборки возникали не только между ворами и бандитами, ворами и мусорами — но и внутри самого воровского клана. В частности, по мнению некоторых информированных наблюдателей, именно воровские разборки на территории Петербурга повлекли за собой смерть в Голландии летом 1996 года вора Дато, которого некоторые называли Бату. (Настоящее его имя Углава Баграт Георгиевич, он родился 29 сентября 1954 года в Кутаиси.) Полагают, что он погиб из-за конфликта с московскими ворами.

14 июня 1996 года в Петербурге в ночном клубе «Джой» был убит Владислав Кирпичев, которого в конце 1992 года находившийся под следствием Александр Малышев дословно охарактеризовал как «кладезь и энциклопедию блатных традиций» и как «бывшего вора в законе».

Сложно сказать, насколько тяжкой утратой была смерть Кирпича для воровского клана, однако погибший Дядя Слава, упоминавшийся уже неоднократно в нашем рассказе, конечно, занимал достаточно видное положение в бандитском Петербурге, и потому его личность заслуживает более подробного описания.

Кирпич, он же Дядя Слава, он же Полтинник, был человеком по-своему незаурядным. Он родился в недоброй памяти 1937 году в Ленинграде, в семье военного. Пережив блокаду, начал воровать с 9 лет. Еще в совсем нежном возрасте Кирпичев попал в детскую воспитательную трудовую колонию под Горьким, откуда, впрочем, вскоре сбежал. Первый срок он начал отматывать в 17-летнем возрасте, получив четыре года за кражу. О дальнейших его неоднократных судимостях (в основном за воровство) и отсидках в специализированных психиатрических клиниках уже рассказывалось подробно выше — в главе «Послесловие к судебному процессу». Не будем повторять все этапы героической биографии Дяди Славы, скажем только, что с начала 1990-х годов Кирпич становится видным коммерсантом, вице-президентом многих фирм и близко сходится с Александром Малышевым, которому, собственно говоря, он и был обязан быстрым ростом своего авторитета — до 1991 года Кирпич особой известностью не пользовался даже в Питере. В конце 1992 года Александр Малышев дословно охарактеризовал Кирпича как «кладезь и энциклопедию блатных традиций» и как «бывшего вора в законе».

Однако относительно того, был ли Кирпичев когда-либо вором в законе, существуют серьезные сомнения. Потому как, например, по словам одного из старожилов «Крестов», есть либо воры, либо те, кого за блядские поступки называют суками, дают по ушам и лишают всех прав состояния. Сам же Кирпич неоднократно заявлял, что ему якобы предлагали короноваться на вора, но он отказывался, во что верится с трудом. Необходимо отметить, что личная жизнь Кирпича не очень соотносилась с воровскими традициями: он богато жил, имел в Репине дорогой особняк с оранжереями и конюшнями.

• Предыдущая
• 61/122
• Следующая