Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/122
• Следующая

Злополучный кошелек, который Жеглов положил в карман вора, увы, — атрибут розыскного искусства и по сей день. Кого винить в этом? Наивно заблуждаются те, кто считает, будто между сыщиками и преступниками — стена. Нет, всего лишь черта, проведенная законом. Она может стать стеной для одних, ее может не заметить в пылу работы другой; третий переступает ее намеренно, хотя и не без, сомнений. Интересный факт: в застойные годы в тюрьму чаще садились офицеры. Теперь львиную долю осужденных составляют сержанты и рядовые. Факт безотрадный, ибо свидетельствует он, скорее, о падении нравов сержантского состава, чем о высоком моральном духе офицерства. Переступить черту можно действительно незаметно. Во времена застоя, например, районное начальство почти обязывало сотрудников ОБХСС заботиться о том, чтобы дефициты из подведомственных им магазинов уходили не только «налево», но и «направо», то есть к заслуженным работникам милиции.

Криминал? Вроде бы еще нет. Директор магазина рад услужить родной власти, купля-продажа производится по закону: по номиналу и с чеками. Отовариваются достойные люди, которые в знак благодарности просто исключают данный магазин из сферы своих профессиональных интересов. Но тот же злополучный опер мог незаметно переступить черту: склонять своего агента к активной деятельности, не понимая, что агент сам уже давно использует своего патрона в корыстных целях.

До поры до времени все эти противоречия, проблемы, неразбериху в той или иной мере сглаживала и облагораживала Большая Идея. Когда Хрущев клялся на съезде, что через двадцать лет он пожмет руку последнему преступнику, — это впечатляло. Это заставляло позабыть на время и о нищенской зарплате, и о глупости инструкций. Правоохранительная машина работала исправно. Нравственные приоритеты были достаточно ясно обозначены. Преступник, попавшийся, скажем, на валютных операциях, мог нахамить сыщику, предложить ему взятку, но он никогда бы не позволил себе заявить вслух, на допросе, что сыщик выполняет глупую, никому не нужную, да к тому же и малооплачиваемую работу…

Нынче же взятки воспринимаются как откупное: берите, но только не мешайте делать деньги. Из перепродажи, из фальсифицированного спиртового продукта, из меди, оружия, наркотиков… Закон? Ему не подчиняются даже президенты. Власть? Это еще нужно посмотреть, какая из них победит. Собственность? Была ваша, — завтра станет нашей, а послезавтра хоть потоп. Бывшие деревенские парни, прошедшие армию и сменившие армейские погоны на милицейские, теряются в этом мутном водовороте в считанные месяцы: сегодня ты гоняешься за мафией, а завтра она вполне официально нанимает тебя в качестве охранника — тут у кого угодно «крыша поедет». Да что там говорить про рядовых, если и среди офицеров отмечены настроения, которые можно выразить фразой: «За что воюем?»

Один опер, подводя итоги своему печальному прогнозу относительно будущности Российского государства, выразился так:

— Вопрос упирается в собственность. Пока не определятся собственники, мы, строго говоря, не нужны ни мафии, ни властям. Идет грабеж и дележ ничейного. Лишь тогда понадобится закон, когда, насосавшись, собственники скажут: хватит! Теперь мы будем играть по правилам!

Мальчик был самым обыкновенным, может быть, лишь чуть более тихим и задумчивым, чем обычно бывают тинэйджеры. По вечерам любил сидеть в своей комнатке у окна и смотреть на улицу, слушая плейер. Однажды он обратил внимание на то, что к магазину, который был как раз напротив окон его комнатки, часто подъезжают одни и те же машины — по вечерам, после закрытия… Из машин что-то выгружали и быстро заносили в магазин. Мальчик пригляделся повнимательнее и понял, что это «что-то» было ничем иным, как оружием. Он записал номер машины, понаблюдал за магазином еще пару дней, фиксируя номера подъезжавших автомобилей.

Он был умным, начитанным ребенком и понимал, что тайно перевозить оружие могут, скорее всего, бандиты… А потом мальчик пошел в свое отделение милиции и рассказал все, что видел, офицеру — одному из руководителей отделения.

Мальчик сделал все правильно. Он не мог знать, что этот офицер давно уже был на долях с теми самыми бандитами, которые выгружали оружие…

Через пару дней мальчик пропал. Поиски были результативными — в пригородном лесочке через некоторое время изуродованный труп ребенка был все-таки найден… (Любопытный нюанс — в ходе расследования убийства около шести человек брали на себя совершение преступления и даже показывали в ходе следственных экспериментов, как именно убивали. Во всех этих случаях розыскники сумели доказать самооговор.)

Настоящего убийцу — непосредственного исполнителя — все же нашли, хотя поиск был чрезвычайно трудным. Однако медицинская экспертиза признала его больным человеком, в силу этого он не подлежал уголовной ответственности, а показания, данные им, не имели юридической силы… Поэтому и офицер, сгубивший мальчика, продолжал работать в милиции. Он уволился из органов совсем недавно. Те офицеры-розыскники, кто знал, на чьей совести эта смерть, ничего сделать не смогли. Знать — это еще совсем не значит доказать…

Эту печальную историю мы услышали от оперативников в одном из кабинетов известного всем дома на Литейном, где мы попытались поговорить о таком явлении, как внутренняя милицейская коррупция и преступность. Увы, рассказанное не слишком нас удивило. В ответ мы предложили собеседникам свою историю, которую узнали, расследуя дело одного крупного питерского бизнесмена, обратившегося к нам за помощью… [83]

Он представился жертвой рэкета и коррумпированных правоохранительных органов одновременно. Попросил провести объективное расследование. Мы согласились и, как нам кажется, теперь знаем правду. Но результаты нашей работы не подлежали реализации — установив фактуру, мы не смогли собрать доказательства. Многочисленные свидетели согласились говорить только в приватном порядке — для удовлетворения нашего любопытства, сразу же предупредив нас, что в «случае чего» — они откажутся от своих слов. Мы не считаем себя в праве осуждать этих людей. Слишком уж крутые завязки были в этом деле — и мэрия, и милиция, и КГБ, и прокуратура… Да и сама жертва где-то в середине расследования предстала в совершенно ином свете — пострадав от одних бандитов, этот бизнесмен нанимал других, чтобы отплатить обидчикам… Коротко же суть дела такова.

Некая крупная петербургская фирма заключает контракт с серьезной московской фирмой. Из Петербурга в Москву переводятся большие деньги. Москвичи срывают контракт и не отдают деньги. Питерский бизнесмен едет в столицу и безуспешно обивает пороги всех правоохранительных организаций, каких только можно. Ему везде советуют обратиться в арбитраж, где все вместе — жертвы и кидалы — умрут в бумажной могиле. Вернувшись в Петербург, бизнесмен с отчаяния бросается за помощью к «чеченам». «Чечены» оказываются более приветливыми. Они выделяют двух способных решить вопросы представителей с которыми бизнесмен вновь едет в Москву. Если кто-то решил, что «чечены» в Москве стали стрелять и похищать обидчиков, то этот кто-то жестоко ошибается. Горцы повели горемыку в одно чрезвычайно солидное милицейское заведение, где проблема решилась со сказочной быстротой. Большой милицейский чин (отдельного кабинета и приемной с секретаршей удостаиваются лишь высшие милицейские чины) предложил бизнесмену написать заявление на обидчиков, и через пару (!) дней деньги со счетов московской фирмы пошли в Петербург. За вычетом нескольких миллионов, которые милицейский чин порекомендовал потерпевшему перевести в хорошую фирму, находящуюся в хорошем городе Грозном.

Видимо, потеря этих миллионов разбудила жабу, дремавшую до поры на груди у нашего бизнесмена. Жаба стала его душить.

Он захотел получить от коварных москвичей и штрафные санкции. Бизнесмен вспомнил об одном своем старом знакомом — старшем офицере бывшего Комитета государственной безопасности из Петербургского управления. Этот офицер вник в проблему и порекомендовал бизнесмену группу коротко остриженных юристов, которые хоть и не имели юридического образования, но были в состоянии решить любую проблему за деньги — за долю малую. Себе офицер скромно назначил гонорар в пять миллионов рублей (дело происходило в 1992 г.) за общее руководство. (Кстати говоря, когда в ходе беседы с нами юристы узнали, сколько хотел получить комитетчик, возмутились они страшно. «Вот скотина! Послал нас под чеченские пули, даже не предупредив, ни прикрытия не дал, ни подстраховки… И за все наши труды — всего пять лимонов», — так говорил старший юрист, непосредственно контактировавший с офицером. Возмущение свое тогдашнее он сейчас подтвердить уже не сможет, ибо вскоре после того, как мы прекратили работу по этому делу, он покинул наш суетный мир.)

• Предыдущая
• 38/122
• Следующая