Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/122
• Следующая

А одна легенда, связанная с Пантелеевым, дожила и до наших дней — якобы где-то, то ли в ФСБ, то ли в милиции в каком-то закрытом музее хранится заспиртованная голова Фартового. Поверить в это трудно, но в 1995 году автору довелось услышать эту легенду из уст одного довольно большого милицейского чина. Более того, этот чин утверждал, что он лично ВИДЕЛ голову Пантелеева.

После ликвидации команды Леньки Пантелеева питерский бандитизм пошел понемногу на спад. Нет, конечно, до полной стабилизации было еще очень далеко — грабежи, убийства, разбои продолжались, но размах был уже не тот. Продолжатели традиций Белки и Фартового не успевали, что называется, «набирать вес». В конце весны 1923 года появилась было в Петрограде банда некоего Эмиля Карро, промышлявшая все теми же «самочинками» с поддельными ордерами Угрозыска, но уже в начале июля того же года эта команда, состоявшая из шести человек, была взята по адресу Мало-Царскосельский проспект д. 36 кв. 73. Сам Эмиль пытался было оказать сопротивление и даже вытащил револьвер — но все это было как-то вяло, неубедительно, без того молодецкого задора, что отличал бандитов прежних лет. Менялось время — менялись и уголовные «темы». В моду вновь начали входить преступления ненасильственного характера. НЭП оживил деловую жизнь в городе, у людей снова появились деньги — всплыли и мошенники с ворами. С начала 1923 года питерских любителей дешевых бриллиантов начала беспощадно «кидать» шайка «фармазонов», возглавляемая неким Лебедевым. Принцип их работы был прост — жертве где-нибудь на улице предлагалось купить бриллиант по очень смешной цене. Жертва оставляла фармазону денежный залог и отправлялась к ювелиру для оценки — ювелир, естественно, устанавливал, что бриллиант изготовлен из хорошего стекла, а мошенник с залогом исчезал. Шайка Лебедева была достаточно крупной — в ней состояло более пятидесяти человек, но к середине лета 1923 года она практически полностью была ликвидирована. Оживились и «городушники» — специалисты по кражам с магазинных прилавков, среди них в авторитете были воры старой закалки — некто «Длинный» и Литов-Николаев, откликавшийся, впрочем, на еще несколько фамилий.

Поскольку в сейфах разных учреждений стали появляться деньги, активизировались и питерские «шнифера» — потрошители питерских шкафов и сейфов. Команда Григория Краузе — Петра Севастьянова только с июля по октябрь 1923 года вскрыла несгораемые шкафы в десяти государственных учреждениях, похитив в общей сложности 168 425 рублей (сбытчиком краденого у этой компании, кстати, был некто Юдель Левин — беда прямо с этими Левиными, ей-богу. — А. К.). В эту компанию входил знаменитый Георгий Александров, по кличке Жоржик. Когда в ноябре 1924 года всю шайку арестовала милиция, Александров начал «косить» под душевнобольного и сумел сбежать из психиатрической больницы. На свободе Жоржик продолжал с маниакальным упорством взламывать сейфы трестов и кооперативов. В мае 1925-го его с двумя помощниками все-таки удалось задержать. Параллельно с шайкой Краузе — Севастьянова Александрова теми же, в принципе, проблемами занималась команда Морозова (кличка Кобел) — Галле (у этого помимо «дополнительных» фамилий Дубровский, Бабичев, Галкин была еще достаточно оригинальная кличка — «Альфонс Доде»). Эта дружная семья шниферов базировалась вокруг пивной «Кострома» на Крюковом канале, хозяйкой которой была Наталия Бахвалова, «женщина безусловно приятная во всех отношениях», а вдобавок еще и надежная скупщица краденого. Кроме того, в эту же воровскую «вязку» входили известный гастролер из Москвы Ермаков (он же Изразцов, Притков и Тимофеев), Петров (по кличке «Кирбалка»), Тихонов по кличке (Васька-Козел), Грицко (Шурка-Матрос). Запасной штаб-квартирой этой милейшей компании заведовал старый вор и скупщик краденого Кургузов, откликавшийся на прозвище Кузьмич. Кстати говоря, квартира этого Кузьмича, находившаяся недалеко от «Костромы» на Крюковом канале, была в то время одним из самых крупных пунктов сбыта краденого в Питере. Однако развернуться по-настоящему и эта шайка не успела — ее ликвидировали весной 1925 года. Тем временем в Питере подрастала новая, «талантливая и перспективная» молодежь. На Васильевском острове попытался создать нечто вроде организации юных уголовников некий Алексей Кустов по кличке «Кукла». «Куклой» его прозвали за чрезвычайно миловидную внешность, он был таким хрупким и изящным, что его принимали за подростка не старше 12 лет, хотя Алешке было уже около 16. «Кукла» происходил из семьи с крепкими уголовными корнями — его отец был расстрелян за грабеж еще в 1919 году. Два его брата были опытными рецидивистами, сестренка тоже профессионально занималась воровством. Когда Кустов оказался на улице, он не растерялся, а принялся строить из детей-беспризорников настоящую законспирированную шайку со строжайшей дисциплиной и четким разделением труда: одни его подчиненные крали из домов, другие — из магазинов, третьи — шарили по карманам. Для поддержания дисциплины в организации, «Кукла» всегда держал при себе здоровенного туповатого амбала по кличке «Комендант», который, не задумываясь, избивал «нарушителя» по Алешкиному сигналу. Позже «Кукла» подрастет и станет достаточно известным и авторитетным взрослым вором. Похожая организация существовала и на Петроградской стороне, в трущобах беспризорников в районе Гатчинской улицы, и на Лиговке. Имена юных лидеров Петроградской затерялись, а литовской шпаной верховодили такие яркие представители «нового поколения», как Володька-Зубоскал, Сашка-Букса, Ванька-Кундра и Витька-Бобик. Что же касается действительно серьезных взрослых банд, то к середине 20-х годов их осталось в Ленинграде совсем немного — по крайней мере, по сравнению с первыми лихими послереволюционными годами. Причин этому несколько: и ужесточение политики карающих органов, приведшее к просто физическому уничтожению «цвета» питерского бандитизма, и эмиграция тех, кто успел скопить хоть какой-то капиталец, и общая переориентация преступного мира на менее насильственные преступления. Одними из последних «могикан» классического питерского «огнестрельного» бандитизма стали братья Лопухины — Борис, Павел и Николай, начавшие свою «карьеру» летом 1924 года. Борис и Николай Лопухины в течение почти всего 1925 года грабили винные магазины, артельщиков и инкассаторов. В конце 1925 года они были схвачены, но 6 февраля 1926 года Павел Лопухин напал на конвой, сопровождавший братьев в тюрьму, и отбил их, убив старшего конвоира. Несколько дней братья метались по городу, отстреливаясь от погонь, но вскоре все трое были вновь схвачены. По приговору суда Бориса и Николая расстреляли, а Павел получил 10 лет…

Правоохранительные органы все усиливали нажим на криминогенные районы: в августе 1926 года начался разгром литовской шпаны, получившей название «Чубаровского дела», — тогда были задержаны, а позднее расстреляны несколько литовских хулиганов, изнасиловавших девушку в саду между Лиговкой и Предтеченской.

Лиговка еще пыталась как-то огрызаться, создав в начале 1927 года «Союз советских хулиганов» под предводительством некоего Дубинина — бандита старой закалки. «Союз» угрожал убийствами и поджогами в отместку за приговор «чубаровцам», в эту «организацию» входило несколько десятков блатарей; но дисциплина у них была слабой, тягаться с окрепшей милицией они уже не могли. Довольно быстро «Союз советских хулиганов» был разгромлен, и его члены ушли в лагеря…

Наступило новое время — время тоталитарного государства, которое брало на себя основные функции насилия по отношению к своим гражданам. Уголовный мир уже не мог конкурировать с безжалостной машиной и начинал перестраиваться. Группировки «жетонов» и «урок» по всей стране сливались (мирно или кроваво) в шайки, базировавшиеся на новых «понятиях».

Наступало время «воров в законе». Но это — отдельный разговор и совсем другая история…

Январь 1996 г.

Для большинства добропорядочных обывателей понятия «вор» и «бандит» если и не абсолютно идентичны, то, во всяком случае, очень близки. Между тем это абсолютно не так. Более того, сферы интересов бандитов и воров постоянно пересекаются, и между ними существуют противоречия непримиримого, идеологического характера, которые разрешаются часто путем физического устранения друг друга. При этом четкого разделения мира организованной преступности на воровской и бандитский нет. Воры и бандиты могут сотрудничать, могут использовать друг друга открыто и втемную, и все же — это две идеологически разные системы; превалирование одной из них в каждом конкретном регионе может оказывать свое влияние не только на характер криминогенной ситуации, но и на сферы бизнеса, экономики и, конечно, политики.

• Предыдущая
• 12/122
• Следующая