Мужья и любовники - Конран Ширли - Страница 26

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая

Вслед за девушкой из комнаты вылетел дешевый, из оранжевого пластика, ящик. Ударившись о пол, он раскрылся, и наружу высыпались коробка с гримом, клочья грязной ваты и несколько тюбиков с гелем.

— Я его жена, дорогая, и никому не советую об этом забывать. — В дверях появилась небольшого роста женщина в длинной, до пят, шубе из белой лисы. — А теперь забирай свое барахло и проваливай, пока я тебя не изувечила!

— Здорово! А ты уже неделю как его жена или, может, две? — крикнула в ответ девушка в мини-юбке. — Или, небывалое дело, он уже с тобой месяц трахается? Хорошо бы организовать где-нибудь в Уэмбли встречу всех старушенций, трахнутых Энджелфейсом!

Мэгги — четвертая миссис Харрис — сделала шаг вперед и взявшись двумя пальцами за серебряную цепочку, с силой рванула ее вниз. Девушка вскрикнула.

— Перестаньте, ради Христа! — вскричал бросившийся вперед Эдди, с силой затолкал Мэгги обратно в комнату, а стонущую и истекающую кровью девушку потащил наверх, где в небольшой комнатке за сценой дежурили добровольцы из Красного Креста.

Эдди извлек из заднего кармана брюк портативную рацию.

— С гримершей произошел несчастный случай, — сообщил он в передатчик. — Подгоните машину к служебному входу и отвезите девушку в клинику.

Вернувшись в гримерную, он приветственно помахал рукой Энджелфейсу, который, стоя перед зеркалом, заканчивал накладывать на лицо тени. Певец был облачен лишь в темное гимнастическое трико, которое обычно носят танцоры на репетициях.

— Все под контролем? — Энджелфейс поднял на менеджера невинные голубые глаза. Даже несмотря на грубо наложенный грим, его лицо не теряло своей мальчишеской привлекательности.

Эдди окинул взглядом светлое мускулистое тело и в очередной раз задумался над тем, в чем секрет легендарной, неувядающей молодости Энджелфейса.

Певец тем временем надел на себя красное, с серебряными полосками трико, а сверху водрузил блестящий воротник, тяжелой массой нависающий на узкие плечи звезды. В этом костюме фигура Энджелфейса приобрела V-образные контуры культуриста.

Безусловно, секрет успеха певца заключался в том, что он казался самим воплощением рок-н-ролла — этой смеси американских «черных» блюзов и кантри-мюзик. Каждый раз, когда рок менял стиль и направление, бросало из стороны в сторону и Энджелфейса. Он чуть было не оказался похоронен психоделическим роком, но в 1977-м вновь попал на вершину, а журнал «Роллинг стоунз» недоумевал, как долго еще будет удаваться певцу себя реанимировать. Теперь Энджелфейс, появляющийся на сцене весь затянутый в черную кожу, стал олицетворением панк-рока.

«В сущности, все очень просто, — подумал Эдди. — Каждое новое поколение, открывающее для себя рок, открывает и Энджелфейса».

Энджелфейс поднял телефонную трубку и набрал нью-йоркский номер.

— Джуди? Да, это опять я. Наконец-то тебя застал. Слушай, не смей вешать трубку, а то я обращусь к своему адвокату! Я тебе объясню, почему я звоню: в «Дейли мейл» сообщают, что Лили через месяц начинает сниматься в Британии. Я уже говорил, Джуди, что не верю ни одному твоему слову. Ты прекрасно знаешь, что я не помогал тебе с ребенком, потому что и сам был нищим.

Но теперь не то! Теперь я стою кучу денег. Я собираюсь встретиться с Лили. Что значит «не могу»? Имею полное право. Не говори, пожалуйста, что у меня нет никаких прав. Слишком поздно ты решила меня уверить, что отец не я. Не верю тебе ни на грош! Кончай свою бодягу про нерегулярные месячные. Я же помню, как ты по мне с ума сходила… Ну? в общем, вот что: во-первых, я точно знаю, что я ее отец. Лицом она вся в меня.

Во-вторых, я собираюсь с ней встретиться, ничего ей пока не открывая: хочу сам окончательно во всем убедиться, а потом уже преподнести дочурке сюрприз. И ты меня не остановишь, Джуди, даже не рыпайся, а то пожалеешь. — И Энджелфейс швырнул трубку на рычаг. Джуди в своей манхэттенской квартире тоже опустила трубку на место.

И еще кто-то аккуратно, почти беззвучно, положил трубку параллельного телефона.

Разъяренная Лили пробежала через все кафе, вырвала изо рта мужчины зажженную сигарету и изо всей силы ударила его по лицу. Оскорбленный, он выхватил сигарету из ее припухлых губ и ловким движением повалил девушку на пол, прямо возле старенького, расстроенного пианино. Потом резко схватил Лили за руку, и незаметно их битва перешла в танец апашей — один из самых знаменитых номеров Мистингетт. Лили толкнула мужчину, а тот с силой ударил ее по голове. Вновь она упала навзничь, и он снова дернул ее наверх. Она плюнула ему в лицо, он рванул на ней юбку, и так они продолжали свой танец, изображавший ссору влюбленных. В конце концов, охваченная порывом садомазохистской страсти, Лили пала к ногам мужчины.

— Снято! — произнес Циммер, а все, кто присутствовал в павильоне, зааплодировали. Сексуальный магнетизм Лили как раз и давал ту иллюзию страсти, которая необходима была для танца апашей.

Раздался щелчок хлопушки. Тридцать шесть танцовщиц кордебалета в телесного цвета трико, придерживая сзади длинные, в десять дюймов «хвосты» из страусовых перьев, торжественно спускались с ярко освещенной лестницы, и их высокие головные уборы из перьев покачивались в такт шагам.

Вверху лестницы показалась Лили. На ней был надет сверкающий газовый шарф, блестящий пояс и прикрепленный к нему огромный павлиний хвост.

— Стоп! — заорал Циммер. — Что у тебя на ногах?

— Лосины! — крикнула в ответ в зияющую перед ней пустоту Лили.

— Сними их сейчас же! Мне нужны блестящие ноги. Перерыв пять минут!

Влетев в гримерную, Лили стянула лосины.

— Мне надо было тебя послушаться, Ги! — воскликнула она. Ги Сен-Симон был персональным костюмером Лили на этой картине.

— Он так психует, потому что боится, — пояснил Ги. — Это самый дорогой фильм, который ему приходилось снимать. И он хочет, чтобы твои ноги сверкали в лучах прожекторов, как это было модно в двадцатые. Давай наденем шелковое трико.

С величайшей осторожностью они натянули на ноги Лили три пары шелковых чулок.

— Но мои ноги стали похожи на сосиски! — воскликнула актриса, взглянув в зеркало.

Ги печально кивнул. У Мистингетт ноги, наверное, были как спички, если она нормально выглядела в трех парах.

Лили вновь показалась на верхней ступеньке лестницы.

— Стоп! У тебя ноги, как saucissons!

— Но ты же сам хотел, чтобы получился костюм, как у Мистингетт! — закричала в ответ Лили.

Вновь был объявлен перерыв, и Лили, отцепив павлиний хвост, бросилась вниз — туда, где светили прожектора.

— Где ты, Ги? Скорее! У меня идея.

Странно тихий и молчаливый, Энджелфейс смотрел, как Лили, отбросив назад копну волос, отправилась на поиски своего костюмера. Она была самой восхитительной «цыпкой» из всех, что он когда-либо видел. И самой сексапильной.

— Ее кто-нибудь трахает? — неожиданно спросил он.

«Эк же ему не терпится!» — подумал Циммер.

— Понятия не имею, — ответил он, пожав плечами. — Но вы не сможете сегодня с нею встретиться. Ее нельзя отвлекать.

Однако Энджелфейс Харрис не испытывал вожделения. Он неожиданно почувствовал непреодолимое желание размазать по стенке любого, кто посмеет притронуться к его дочери.

Спустя двадцать минут Лили вновь появилась на лестнице, и ее ноги, обильно смазанные оливковым маслом, сверкнули в лучах прожектора.

— Отлично! Мотор! — воскликнул Циммер, а Лили, спустившись вниз к микрофону, запела:

«C'est Paris…»

Звучавший необыкновенно доверительно, гортанный голос Лили заполнил собою весь зал.

«Она может петь! — Энджелфейс даже выпрямился от удивления. — У нее отличная фразировка; ее голос обладает той резкостью, которая „цыпкам“ редко бывает доступна. Он силен, сексуален, но не сладок».

Энджелфейс не ожидал, что Лили может так петь, но он знал, от кого она унаследовала свой голос.

— Снято! — скомандовал Циммер… И так продолжалось до девяти вечера.

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая