О гномах и сиротке Марысе - Конопницкая Мария - Страница 17

• Предыдущая
• 17/33
• Следующая

– В деревнях короли большая редкость, – вмешался в разговор Василек. – Но может быть, этот достойный поселянин отвезет нас к какому-нибудь князю?

– У князей тоже двор большой, слуги, повара! – воскликнул Сморчок. – Оркестр, музыка играет, столы от серебряных блюд да кубков ломятся. Спят там допоздна, работать не работают, только веселятся! Вот бы нам так пожить! Только князья на каждом шагу не встречаются, да и княжеский замок – не заезжий двор, не всякого туда пускают! Долго пришлось бы нам ездить в поисках князя.

– Ну, пусть к графу отвезет, на худой конец, – заметил Соломенное Чучелко. – У графов тоже дом – полная чаша и слуг немало.

– Еще бы! – подхватил Куколь. – А конюшни какие у них! А лошади! А охотничьи собаки!

– А как там кормят? – деловито осведомился Колобок.

– Как? Известное дело – по-графски. Пальчики оближешь! Олени, кабаны на вертелах жарятся, пирожники торты пекут да ромовые бабы, вино золотистое рекой льется, а щук подают вот каких! – И он широко растопырил руки.

Слушатели только головой качали от удивления. Живой, как ртуть, Петрушка, услыхав про такие чудеса, вскочил со своего места и, подтолкнув крестьянина, спросил:

– Слушай, братец, где у вас тут графы живут?

– Графы? – переспросил Петр, почесывая за ухом. – Нет у нас никаких графов!

Потом помолчал немного и, вспомнив что-то, прибавил:

– Есть тут на горе развалины – труба да кусок стены. Говорят, там в старину графский замок стоял, а теперь пустырь. За кирпичом только приезжают из города, кому нужно. А графы все давно перемерли.

– Перемерли? – с искренним удивлением воскликнул Колобок и всплеснул руками. – С таким богатством жить бы да жить, а они умирают! Ну, коли так, вези нас в помещичью усадьбу, там мы тоже не пропадем. Хорошо в деревне!

– Еще бы! – сказал Василек. – Весна придет, поля зазеленеют, жаворонок запоет свою радостную песенку, роса жемчуга рассыплет, цветы и луга расстелются узорчатым ковром, плуги пойдут отваливать черную землю, послышится мычание волов, окрики пахарей. Лето наступит, вскинешь на плечо ружье – и айда на болото. Дикую утку подстрелишь, в ягдташ положишь, взглянешь на голубое небо, улыбнешься приятным мыслям. А вокруг поля шумят золотыми колосьями, лен цветет голубыми цветочками, ягоды краснеют, с лугов сеном пахнет, пчелы жужжат вокруг липы… Осень пришла – яблоки, груши и сливы так и гнутся под тяжестью плодов, в березовой роще рыжиками да боровиками пахнет, а в праздник урожая золотой колос сплетается в венке с цветами и орехами. Солнце еще не взошло, в полях туман, а по ним уже охотники скачут. Лес замер, слушает заливистый лай гончих; белки черными глазками на охотников с верхушек деревьев поглядывают. Вдруг прогремел выстрел, за ним другой: пиф-паф! Далеко разнеслось эхо, послышались ликующие крики и пение охотничьего рожка.

– Хорошо ты рассказываешь, мой верный Василек, очень хорошо! – молвил король Светлячок, который до сих пор молча прислушивался к разговору своей свиты, и лицо его осветилось ласковой улыбкой. – Вот бы нам пожить в таком местечке!

Старый король не успел договорить и с лица его еще не сбежала улыбка, когда телега, стукнувшись о камень, свернула на проселок. Кляча Петра радостно заржала, почувствовав близость дома.

Вскоре телега остановилась, и крестьянин сказал своим седокам:

– Ну, король и вы все, слезайте! Приехали!

– Как! Куда! – загалдели гномы, вертя головами и вытягивая шеи. – Ведь здесь ничего нет!

– Как это ничего? – возразил Петр. – Вот мой дом, чего же вам еще!

Забрезжил рассвет.

Видят гномы: стоит низенькая, убогая мазанка, соломенная крыша скособочилась, свисает чуть ли не до земли, дыры ветками заткнуты, плетень вот-вот в бурьян завалится, а над плетнем высокая ива простирает ветви, словно руки; в запущенном саду – вишни в белом цвету. И надо всем – дружное кваканье лягушек и заливистое щелканье соловья, встречающего зарю.

– Ты что, шутишь, что ли? – закричали гномы.

– Чего мне шутить? – равнодушно отозвался Петр. – Вот хата, вот лес, вот ручей; кто хочет, оставайся, а кому не нравится – скатертью дорога! И стал распрягать лошадь. Потом достал воды из колодца, вылил в колоду, как будто никаких гномов и в помине нет. – Что же мы будем есть в этой дыре? – спрашивают они.

– Мои дети с голоду не померли, и вы не помрете!

– А куда мы сокровища денем? – не унимаются гномы. – Маковая головка невелика, поди, и то в ней сто раз по тысяче зернышек умещается!

– А король? Где же мы короля поселим? – опять закричали гномы. – Вон солнышко познатней вашего короля, а моей бедностью не брезгает, каждый день в хату заглядывает…

Тут никогда не унывающий Петрушка заплясал вокруг телеги и запел:

Но на него зашикали со всех сторон. Гномам было не до шуток, и недовольные роптали все громче.

На востоке засияла голубая утренняя звезда, и вскоре совсем рассвело.

Король Светлячок поднял свой скипетр, и свита сразу угомонилась.

– Привет тебе, приют бедности и труда! – промолвил он.

Низенькая липовая дверь тихо скрипнула, и в мазанку вместе со светом утра проскользнули гномы.

Изо всех углов горницы выглядывала нищета. Чуть ли не половину ее занимала огромная печь с просторным запечком. Перед печкой, свернувшись в клубок, спал серый кот и лежала вязанка сухого хвороста, стянутая веревкой. В углу стояло ведро с водой, на нем – жестяная кружка; на лавке – несколько перевернутых вверх дном горшков, рядом – сосновый стол, две табуретки, корзинка, а в ней немножко картошки. Забавный вид был у гномов, когда они, таращась на это убожество, но не смея громко жаловаться в присутствии короля, подталкивали друг друга и показывали глазами на пустую печь, на колченогую скамью, на жалкую корзинку – единственную кладовую бедного крестьянина. Их длинные носы вытянулись еще больше, усы повисли.

Один беспечный Петрушка скакал по хате и дурачился, смеясь и потирая руки:

– А чем не дворец? Чем не хоромы? Разве нам тут плохо будет? Нисколечко! Заживем по-царски. Смотрите, смотрите, заря светит сквозь крышу! Гляньте, сколько алых и золотых роз она по хате рассыпала! А вон под балкой ласточкино гнездо! Свет разбудил птиц, и они расщебетались. Слышите? Потолок дрожит от птичьего щебета, от трепетанья крыльев! А вон в разбитое окно заглядывает куст сирени! Какой приятный, свежий запах! Какие пышные лиловые кисти! А куст весь в алмазах, в каждом листочке – алмаз! И в каждом алмазе – радуга! Думаете, роса? Нет! Это не роса, а драгоценные камни! А в кустах соловей поет свою утреннюю песню! Слышите? На охапке соломы в углу спали два мальчугана. Их русые головенки утопали в золотой соломе, из распахнувшихся на груди холщовых рубашек выглядывало худое смуглое тело. Видно, холод пробрал их весенней ночью: они лежали обнявшись и тесно прижавшись друг к другу. – А вот и королевичи! – закричал Петрушка.

Подошли и другие гномы, и жалость смягчила их лица, разгладив морщины, стерев недовольство.

– Бедняжки! – прошептал один.

– Сиротки! – отозвался другой.

– Вот горе-то! – молвил третий.

Король Светлячок склонил над спящими свой скипетр и сказал:

– Пусть светят вам зори и ласточки щебечут над вами! Растите под сенью лип и сирени! Растите и набирайтесь сил!

И золотым скипетром прикоснулся к льняным головкам. Тут в хату, поставив лошадь в конюшню, вошел Петр. Нагнулся в низких дверях, снял шапку и кинул ее на стол.

Любопытные гномы обступили его, спрашивая наперебой.

– Чьи это дети?

– Мои, чьи же еще! Было этой мелюзги и побольше, да бог прибрал, как жена померла. Вот только двое осталось.

– Пусть растут крепкими и здоровыми! – повторил король и подал знак свите перенести сокровища из телеги в подпечье. Гномы проворно принялись перетаскивать ларцы и сундуки в подпечье и прятать их в мышиные норы; они делали это так тихо, что даже кот, спавший перед печкой, не проснулся.

• Предыдущая
• 17/33
• Следующая