Осторожно: TERRA! - Новиков Юрий Федорович - Страница 26

Дальнейшее развитие плуга обусловил трактор. Вначале этот новорожденный ничем практически не отличался от паровоза: тот же паровой котел, те же цилиндр и мощный кривошипно-шатунный механизм. Такого монстра боялись пускать на поля: рельсовый путь не проложишь на мягкой земле. Поэтому ставили его «на прикол» у края поля, плуг же приводили в действие от паровой лебедки с помощью сложной системы тросов и натяжных станций.

Несколько попозже конструкцию паровоза «облизали», сделали более компактной — так появился первый мобильный трактор. Но в общем-то подобные «паровые гарнитуры», как их тогда называли, не привились: в России перед первой мировой войной их насчитывалось всего около двухсот. Настоящая жизнь у плугов механической тяги началась лишь после создания трактора с двигателем внутреннего сгорания.

Скорость движения тракторных плугов сохранили приблизительно ту же, что и у плугов конных. Чтобы полнее использовать мощный двигатель, пахотные орудия делались с большей рабочей шириной захвата. Если конные плуги очень редко имели более одного корпуса, то тракторные делались многокорпусными — на одну раму устанавливалось иногда до 12 корпусов.

За первые 50 лет XX столетия скорость движения тракторных агрегатов повысилась очень незначительно: от 4 до 5–6 километров в час. Существенных изменений это в конструкцию рабочих органов не внесло. В последние же 20 лет появляются скоростные тракторы, и рабочие скорости повышаются до 8–9, а иногда до 10–12 километров в час.

Увеличение скорости объясняется не только стремлением увеличить производительность, но и главным образом сократить сроки проведения сельскохозяйственных работ. Действительно, оптимальные отрезки времени, в течение которых следует, скажем, убирать урожай, очень невелики: косить хлеб надо тогда, когда он уже созрел, но еще не перестоялся, не начал осыпаться: это неделя. Так же и с пахотой: земля, как и хлеб, может перестояться, переспеть. И здесь сроки — дни. Управиться вовремя со всем этим, в особенности когда в хозяйстве большие площади посевов, — задача нелегкая. Таким образом, внедрение скоростных машинно-тракторных агрегатов — это прежде всего повышение урожайности и лишь затем увеличение производительности труда.

И в этом направлении сделано уже немало. В 1970 году ведущие «плужники» страны — одесситы Г. Г. Гогунский и Г. Д. Калюжный вместе с московскими учеными В. Г. Кирюхиным, В. М. Ивановым и другими «благословили» в путь первые в мире плуги, пашущие со скоростью до 10–12 километров в час.

Повышение рабочих скоростей предвещает начало новой, революционной эпохи в истории почвообрабатывающей техники. Во всяком случае, в последнее время усилились попытки отказаться от традиционных рабочих форм почвообрабатывающих орудий и найти принципиально новые решения проблемы изменения физических свойств земли. Но это пока что будущее. Главным орудием пока остается плуг.

Орудие, как мы видели, это очень древнее. Во всяком случае, тысяч десять лет ему уже есть. И все 100 веков его делали по рецептам Гесиода и безвестного автора сабана те же самые люди, которые с ним выезжали в поле. Конечно, университетов эти люди не кончали и, как правильно заметил М. Неручев, о механике и представления не имели. Однако их университет — это опыт предков и свой собственный. Он закреплялся в виде традиций, иногда настолько прочных, что кое-где любые изменения конструкции плуга карались отсечением головы или передачей в руки «святой инквизиции», что было ничуть не лучше.

Современный конструктор или агроном не связан страхом быть наказанным за «вольнодумство». А традициями связан. Кстати, и систему обработки почв, основанную на использовании отвального плуга, называют часто «традиционной».

Сейчас многие ученые считают, что эта система себя изживает, хотя «изживание» надо понимать в историческом смысле слова: революции в сельском хозяйстве не могут совершаться за несколько лет.

Подробнее о причинах «кризиса плута» мы поговорим позже. Теперь же следует подчеркнуть одно важное обстоятельство: при всем своем многообразии, конструктивном совершенстве, соединенном с простотой и прочими многочисленными достоинствами, одни почвообрабатывающие орудия никак не могут справиться с поддержанием плодородия земли.

XX век принес земледелию большие успехи и крупные разочарования. В прошлом веке благодаря работам Либиха и других агрохимиков казалось, что будущее сельского хозяйства — в развитии методов и средств удобрения земли. В последовавшие 100 лет химия совершила гигантский скачок вперед, действительно обеспечив значительный рост урожаев. В то же время была признана ограниченность ее возможностей. Если в XIX веке считали, что ключ к урожаям — в питании растений, то в XX обнаружили, что земля практически неистощимая кладовая минеральных питательных веществ. Но кладовая на замке; из нее растению не так-то просто достать нужные элементы.

Ключ к замку, как показала русская школа почвоведения, может дать только физика почвы. Но регулирование физических свойств достигается в основном механической обработкой. Таким образом, последняя была реабилитирована, а плуг вновь вознесен на тот пьедестал, на который возвели его еще древние наши предки и с которого он временно был свергнут слишком ретивыми приверженцами либиховской агрохимии.

Не успели, однако, отгреметь фанфары, и вот уже доказано, что чем больше мы обрабатываем землю, тем… хуже. Вновь замыкается круг. Химия, биология, физика, механика почвы — все они по очереди претендовали на главную роль в грандиозном спектакле, каждый год разыгрываемом между человеком и землей. И полного успеха не имели.

Но, может быть, в этом спектакле вообще нет главных ролей? Быть может, здесь все статисты? Или все — главные?

Мы уже убедились, что почва — тело сложное, комплексное. А раз так, то и подход к ней простым быть не может. Постепенно агрономы пришли к мысли о необходимости не однозначных решений той или иной проблемы возделывания растений, а последовательного проведения в жизнь целого комплексамероприятий, объединяемых понятием « система земледелия».

Природа в своем «естественном состоянии» неистощимо плодородна. Проблема «выпаханности» перед ней не стоит. А между тем дикие травы хотят есть так же, как и интеллигентная пшеница. Мало того, если возделывание пшеницы на одной и той же земле приводит к постепенному ухудшению физических свойств последней, то почему этого не происходит на целине, на лугу, в лесу? Выходит, что дикая родня культурных злаков умеет ремонтировать почву?

Мы уже говорили, что на лугу или в лесу никогда не увидишь больших пространств, покрытых исключительно едким лютиком, молочаем или подорожником. Совместный способ существования не только обеспечивает растениям постоянный «кусок хлеба», но и делает почву практически неистощимой.

А вот пшеница живет на поле одна. И если год за годом оставлять ее в горделивом одиночестве, то, забирая постоянно одни и те же вещества и «изнашивая» одни и те же части почвенного механизма, она постепенно приведет к его остановке. Для капитального ремонта этого механизма придется отправить его в многолетний перелог, попросту почву забросить. Между тем не исключено, что, изнашивая одни части, пшеница может ремонтировать другие. У диких-то ведь получается!

Возникает мысль: если нельзя совместить посевы пшеницы и картофеля на одной площади в одно время, то нельзя ли организовать то же сообщество, разделив его по времени: один год сеять одно, другой — на том же месте — другое? Тогда то, что портится одним растением, будет восстанавливаться другим. Короче: дело спасения утопающих — дело рук самих утопающих! И что не смогли сделать плуг, агрохимия и агромикробиология, не могут ли сделать сами растения? Такое чередование культур на одном и том же участке поля назвали севооборотом.