Год в Ботсване - Рэндалл Уилл - Страница 4

• Предыдущая
• 4/60
• Следующая

— Ботсвана. Вот самое подходящее для вас место! Там можно славно попутешествовать. Такого ни в одном романе не прочтешь.

«Какого черта этот тип ко мне прицепился?» Я улыбнулся сидевшей напротив невозмутимой бледной девушке. Однако мои надежды на спасение оказались тщетны.

— На наших глазах в Ботсване сейчас возникает современное демократическое государство. Я могу рассказать вам о его социальном устройстве.

«Господи, какая тоска!»

— Чем занимаетесь, Уилл?

— Я школьный учитель. Сейчас взял кратковременный отпуск.

— Ах, учитель? Вам стоит добраться до Касане и встретиться с моим приятелем Грэхемом. Ему всегда требуются учителя — у него небольшая школа в буше. Наберетесь потрясающих впечатлений. Кажется, у него там сейчас обучается около шестидесяти ребятишек. Выходцы из различных семей и стран. Все удобства и прочее. Но что особо замечательно в этой школе, так это ее расположение — прямо посреди буша в окружении дикой природы. А какое разнообразие видов, таких мест в мире немного. Просто потрясающе. Боже, чего бы я только не отдал за то, чтобы стать моложе… Ни в коем случае не упускайте свой шанс! Я уверен, Грэхем вас с радостью возьмет. Полагаю, у вас есть рекомендации и все остальное?

— Ну да, конечно, обязательно поеду в Касане. Школа в буше — это здорово. Да, у меня есть рекомендации и прочее. Но разве можно просто вот так взять и заявиться туда? — Я попытался представить себе, как прихожу в какую-нибудь английскую школу и предлагаю свои услуги. Потом подумал о бесконечных резюме, собеседованиях и бессмысленной писанине. О заполнении анкет. Я содрогнулся от одной лишь мысли обо всей этой бюрократической волоките и схватил бокал.

— Послушайте, Уилл, это ведь Африка. Нас тут не изводят всей этой бюрократической чушью, как у вас в Европе. Мне стоит лишь позвонить Грэхему, и вам останется только доехать туда. Вот моя визитка. Если вас заинтересует, позвоните. Подумайте об этом.

— Скажите, а где именно в Боте?.. — Однако Невиль, едва вручив мне визитку, тут же повернулся к другому соседу и мигом втянулся в разговор, длившийся весь обед и, судя по всему, касавшийся исключительно женского белья.

«Профессор Невиль Боттинг. Кейптаунский университет», — значилось на визитке. Я убрал ее в нагрудный карман пиджака и принялся за новую бутылку совиньона — это вино было произведено где-то рядом, буквально через дорогу. Взглянув на девицу напротив, которая сосредоточенно потягивала через соломинку кока-колу, я понял, что наконец предоставлен самому себе.

Ботсвана.

Я, конечно же, слышал об этой стране, но что я знал о ней? Э-э-э… Да практически ничего. К своему замешательству, я вдруг понял, что ничего не знаю вообще обо всех странах Черного континента. За исключением разве что ЮАР, где важные политические перемены в конце двадцатого века оказались в центре мирового внимания, да Зимбабве, ибо страдания жителей этой страны стали недавно достоянием широкой общественности, прочая часть материка так и оставалась для меня загадкой. Но меня все-таки заинтриговало предложение профессора Боттинга. Дикая природа, небывалое разнообразие видов — это звучало соблазнительно. Однако, к своему собственному изумлению, наиболее заманчивой я нашел идею о преподавании в маленькой школе «посреди буша». По мне так, чем меньше школа — тем лучше. В переполненных муниципальных учреждениях бедных городских районов Великобритании, где я некогда учительствовал, по моему убеждению, детские души просто теряются в бесконечных дезинфицированных коридорах, и эти заведения несомненно проигрывают в сравнении со школами, организованными по типу «большая семья», где царят теплота и взаимовыручка. В одной из таких школ — в сиротском приюте в Индии — я не так давно работал и был при этом совершенно счастлив. Несколько лет назад я пришел к выводу, что турист из меня весьма скверный и что втайне я всегда ненавидел все эти долгие экскурсии по ветхим постройкам, это скольжение в тапочках по натертым паркетам погруженных в мертвую тишину музеев. Что действительно доставляло мне удовольствие, так это возможность стать частью какой-нибудь общины и разделить с ее членами скромную пищу и питье, беседовать по душам и шутить с людьми, чей жизненный опыт крайне отличен от моего, но с которыми я все-таки довольно часто находил немало общего.

Исполнив надлежащим образом свои обязанности в церкви, Чарли затем толкнул речь, услышав которую всего-то навсего несколько человек удивленно приподняли брови, да еще пара выронили бокалы с шампанским. Затем он уютно обосновался в баре. Я принял судьбоносное решение присоединиться к нему. Добившись практически совершенства — чуть ли не по праву рождения — в искусстве потребления алкоголя и, несомненно, имея за плечами многолетний опыт систематической практики, я всегда считал себя — быть может, с несколько неуместной гордостью — своего рода талантом на этом поприще. Однако довольно быстро до меня дошло, что перед Чарли я сущий младенец. Достойно изумления было не только количество потребляемого алкоголя, но и та скорость, с которой мы им нагружались. Скоро в голове у меня завертелся калейдоскоп разнообразнейших купажей, цветов, крепости и ароматов, и границы моего видения вполне известным и отрадным образом начали сжиматься до нашего теплого и дружелюбного уголка вселенной.

Вечер продолжался, приглашенный джаз-банд вовсю наяривал под липами на краю лужайки, и празднование вошло в классическую колею. Поначалу гости собирались неуверенно, сбившись в два застенчивых и вежливых лагеря, время от времени чувствуя себя неловко по тому или иному поводу. Упражняясь в отточенном мастерстве ведения светской беседы, они ходили кругами, знакомились, потягивали напитки и клевали угощение. Затем, когда на смену шампанскому пришли другие вина и кое-что покрепче, уровень громкости бесед изрядно повысился и по завершении десерта, с первым неистовым сетом банда, достиг кульминации. Многие из особо рьяных гуляк переместились на выложенный специально по этому случаю паркет и принялись танцевать — кто пылко, едва ли не страстно, а кто откровенно неумело. То и дело из кустов или беседок возникали парочки, поправляя на себе предметы туалета. В баре не стихал громкий смех, вызванный анекдотами, по большей части его абсолютно не заслуживавшими (они все совершенно вылетели у меня из головы).

Словом, было ясно, что все замечательно проводят время — за исключением, конечно же, неизбежных случаев ссорящихся пар, да той странной немногочисленной категории людей, которые после нескольких бокалов по каким-то необъяснимым причинам вдруг обнаруживают, что они просто обязаны разразиться потоком слез.

Вскоре после полуночи празднество достигло апогея, после чего все медленно и как-то незаметно успокоились, поутихли, сохранив, впрочем, неустойчивость в ногах и размытость в очертаниях. Свет стал приглушенным, люди с трудом сдерживали зевоту; в уголках, куда положили или швырнули вещи, начались поиски пиджаков, сумочек и отвергнутых шляп; последовали вызовы такси, благодарности и извинения. Все поняли, что вечеринка — без всяких сомнений, удавшаяся на славу — подошла к концу. То есть все, кроме Чарли.

— Давай, Грейси, подъем! — бушевал мой друг, дико вращая глазами. Потом он зачем-то заглянул под залитую кофе скатерть на одном из столов.

— Ну давай, мать! — поощрил он, когда совершенно измотанная и немного помятая Грейси на четвереньках выползла на свет вспыхивающих синих и зеленых прожекторов. Супруга Чарли впервые за все это время выглядела так, словно ее единственным желанием было уютно свернуться калачиком на веранде их домика у моря на Новой Георгии, да дать себя убаюкать набегающим волнам Тихого океана.

Вместо этого ее, а также меня и еще пару гостей, которым не удалось благополучно смотаться, ожидало продолжение банкета. Вся моя решимость не перестараться с весельем, отложить его на более подходящее время, предварительно как следует выспавшись, в миг улетучилась, когда мы ввалились в такси и направились в местечко, куда Чарли, по его словам, «захаживал лет этак двадцать назад. Ассалютно влшебное».

• Предыдущая
• 4/60
• Следующая