Балаустион - Конарев Сергей - Страница 90
- Предыдущая
- 90/235
- Следующая
– Арсиона, – узнал Леонтиск, поглядев в том же направлении. Сегодня Паллада была в бело-синем – цветах личной гвардии стратега-элименарха. Блестящую бронзу парадного панциря украшали золотые леотихидовские львы, плечи прикрывал короткий воинский плащ с золотой же оторочкой. Прежними были лишь потертые ножны с мечом на ее бедре. Разговаривая о чем-то с лохматым мальчишкой лет четырнадцати, девушка медленно шла навстречу.
– Бесподобная женщина! – сглотнув, выдохнул Эвполид. – Боги, я просто обязан с ней познакомиться!
– Стой, идиот! – попытался удержать его Леонтиск, но товарищ, смахнув его руку с плеча, решительно пошел вперед.
– Добрый день, красавица! – с самой приятной из своих улыбок Эвполид вырос на дороге молодой воительницы. Леонтиск, остановившись позади, закусил губу.
Взгляд Арсионы, которым она окинула сына Терамена, был холоден, как источник, бьющий из толщи скалы, а голос превратил бы эту воду в лед.
– Мы незнакомы с тобой, чужеземец.
– Мое имя… э… Пилон, я приехал из…
– Мне наплевать, как тебя зовут и откуда ты приехал, – резко перебила его девушка. – Но если ты не посторонишься и не дашь мне пройти, одним чужаком в городе станет меньше.
Правая рука мечницы угрожающе потянулась к поясу. Шрам на ее щеке начал наливаться кровью, став почти багровым. Леонтиск бросился исправлять ситуацию.
– Прошу простить моего товарища, храбрая Арсиона, – примиряюще проговорил он, схватив опешившего Эвполида за плечо и оттаскивая его с пути амазонки. – Он прибыл издалека и не знает лакедемонских обычаев.
Ничего не ответив, девушка, скривив губы, отвернулась и пошла дальше. Сопровождавший ее отрок с любопытством оглянулся на друзей, показал им язык.
– Великая Афина, ну и кретин же ты! – в сердцах выдохнул Леонтиск, поворачиваясь к другу. Тот, не отрываясь, смотрел вслед удалявшейся мечнице.
– Какая красавица, великие силы! Клянусь, ни малышка Софилла, ни любая другая из встречавшихся мне женщин недостойны мыть ей ноги!
– Слушай, дурень, – Леонтиск искренне пытался сдерживаться и не перейти на крик, – в следующий раз, когда решишь покончить жизнь самоубийством, делай это без меня, хорошо? Твоя глупость смертоносна, как проказа, а мне еще хотелось бы пожить.
Эвполид с виноватым видом развел руками и хотел произнести что-то в свое оправдание, но Леонтиск прервал его нервным жестом:
– Все, довольно. Побежали догонять тетку Ариту, пока они не скрылись из виду.
Последующий час или полтора матрона и ее охрана прогуливалась по рынку, торгуясь с продавцами и складывая продукты в два высоких плетеных короба, транспортируемые худощавым невольником-иудеем. Эвполид вел себя прилично, к женщинам не приставал, пребывая в состоянии некоей рассеянной задумчивости, и Леонтиск об инциденте с Арсионой почти забыл.
На обратном пути сын стратега снова принялся подшучивать над товарищем, тем более, что тот, погруженный в свои мысли, не был способен достойно парировать. Жилистый иудей проворно семенил впереди, его длинные руки еще больше вытянулись под тяжестью забитых съестным продолговатых коробов. За ним важно шествовала тетка Арита, оживленно беседовавшая со встреченной на рынке знакомой еще более округлого телосложения. За матронами, держась на почтительном расстоянии, шли два молодых воина. На улицах Спарты было достаточно многолюдно, вероятно, по причине хорошей погоды, но, впрочем, не настолько, чтобы Леонтиск потерял из виду раба с корзинами. Солнце ласково грело, стремительно подсыхавшие лужи блестели серебром, в душе царила благодать.
Леонтиск упустил момент, когда все началось. Только что все шло своим чередом, как вдруг невольник от мощного толчка отлетел назад, едва не задев матрону, и упал на зад, выронив из рук корзины. Одна из них опрокинулась, плетеная крышка отскочила, и по земле весело и кособоко покатились луковицы. Высунулось, словно нос осторожной крысы, горло сосуда с маслом, из разорвавшегося свертка тонкой молочной струйкой потекла мука.
– Куда прешь, скотина безмозглая? – проревел широколицый детина, до глаз заросший густой каштановой бородой, в которой рот виднелся темной шевелящейся дырой. Одет муж был по-военному: кожаный панцирь, митра, усеянная медными бляхами, и добротный шерстяной плащ-хламида, крашеный в зеленый и коричневый. Цвета Аргоса, ахейского города, отметил Леонтиск.
– Ты что, отродье собаки, зенки проморгал? – продолжал орать бородатый. – Ну, ничего, сейчас я тебе их протру, совсем ослепнешь, навоз ослиный!
Невольник, посерев лицом, оглянулся, ища поддержки.
– Я не виноватый, – пролепетал он. – Это господин сам попадался под мой дорога.
Леонтиск, обменявшись быстрым взглядом с Эвполидом, двинулся вперед, но их опередила тетка Арита. Ее темные глаза медленно поднялись с валяющихся в пыли и муке луковиц и остановились на физиономии ахейца. Пухлые матроны губы сжались в твердую угрожающую линию. Крепкие кулаки медленно поднялись и уперлись в пояс.
– С-сучья масть! Ты чего это, иноземец вшивый, творишь? – зычный голос лакедемонянки опасно завибрировал. – Ты хоть догадываешься, щенок бородавчатый, чьи продукты по дороге валяешь?
Бородатый, слегка опешив, оглянулся на своих спутников, четверых молодых мужчин лет двадцати пяти – двадцати восьми, по виду – младших воинских чинов. Прочитав в их глазах готовность придти на помощь, виновник ссоры запальчиво начал:
– Не знаю, и, клянусь короной Зевса, не желаю знать. Я…
– Облезлая свинья! – выпятив, подобно тарану, тяжелую грудь, тетка Арита перешла в медленное наступление. – Это добро дома Эврипонтидов, первого рода в Лакедемоне! Понял, червяк занюханный?
– Но-но, милейшая, полегче! – ощерился бородатый, но был вынужден отступить на полшага, так как массивный таран почти вошел в соприкосновение с заклепками на его панцире. – Следи за языком, не то…
– Что «не то», курицын сын? – продолжала наступать матрона. – Да я те щас пипиську оборву, сопля замореная!
– Ча-аво-о? – узкая часть лица ахейца, не закрытая бородой, побагровела. – Ах ты, ведьма старая!
Он вскинул руку с растопыренными пальцами, толстыми, как тот орган, что пообещала оторвать ему тетка Арита.
– Опусти руку, – прозвучал спокойный голос Эвполида. Держа руку на поясе, у меча, он вышел из-за левого плеча матроны, для чего ему пришлось сделать порядочный крюк. – Иначе мне придется ее отрубить. Ну!
Парни за спиной бородатого потянули руки к оружию. Леонтиск почувствовал, как из груди к щекам хлынул жар боевого азарта.
– Стоять смирно, головастики! – крикнул он, выходя из-за правого плеча тетки Пирра. – Поберегите головы, дорогие гости!
Нахохлившиеся ахейцы, похоже, не собирались следовать доброму совету, но нападать не спешили, ожидая команды бородатого. Тот, стоя нос к носу с равной ему ростом дородной теткой Аритой, сцепился с ней в остервенелом поединке взглядов. Завидев ссору, вокруг начала собираться толпа.
– Эй, афиненок, – раздалось оттуда. – Если помощь нужна, только свистни. Разделаем ахейцев, как свиней.
– В колодец их! – поддержал другой голос.
– Нужно позвать стражу, – возразил третий. – Эй, кто-нибудь видел «рыбаков»? (На арго простого люда так назывались воины городской стражи.)
Бородатый, наконец, принял решение.
– Пойдем, – мотнул он головой своим сопровождающим. – Пусть их собаки загрызут, этих дикарей шпоканых…
С этими словами он повернулся к матроне спиной и двинулся прочь. Его товарищи, бормоча проклятия, поспешили следом.
– Обосрался, урод! – звучно бросила в спину бородатому старая тетка. Толпа ответила дружным хохотом. Ахеец обернулся.
– Чего скалитесь? Слезы лить впору. Наши бабы на такое бы не осмелились, они знают свое место!
– Зато только наши рожают мужей, – отозвался кто-то из спартанцев.
– Ну, тетка Арита, ты просто боевой слон какой-то, а не женщина! – воскликнул Леонтиск, восхищенно глядя на старую матрону.
– Катафракт! – поддакнул из-за спины Эвполид.
- Предыдущая
- 90/235
- Следующая
