Балаустион - Конарев Сергей - Страница 63
- Предыдущая
- 63/235
- Следующая
– Хо-хо, дружище, поменьше пафоса, прошу тебя! – рассмеялся Эвполид. – Ты напоминаешь моего мудреца-учителя. Каждый раз, говоря о былых временах, он впадал в такую фальшивую выспренность, что у меня в животе начинались колики.
Друзья продолжали свой путь. Эвполид с любопытством крутил головой, Леонтиск, как мог, рассказывал о местных достопримечательностях. На улицах не было слишком многолюдно, поэтому сын стратега сразу приметил двух идущих навстречу девиц, одетых по зимней поре в двойные хитоны. Каждая несла на плече продолговатый сосуд с водой, придерживая его одной рукой за ручку. С первого взгляда было видно, что они родные сестры, с разницей в возрасте не более полутора-двух лет.
– Привет, Леонтиск! – почти хором поздоровались они, с любопытством разглядывая незнакомого им Эвполида.
– О, Коронида, Софилла, привет вам! – с энтузиазмом вскричал Леонтиск.
– Ты, говорят, уезжал? – спросила та, что выглядела постарше. Ее восхитительной формы губы сложились в чарующую улыбку.
– Пришлось отлучиться по делам государства. Но долго жить вдали от твоих прекрасных глаз, Коронида, я не мог, и поспешил вернуться обратно, – воспоминание об Эльпинике отдалось булавочным уколом вины, но Леонтиск постарался загнать это чувство поглубже.
– Ты, наверное, всем это говоришь, повеса! – хихикнула девушка.
– Ну что ты! Ты ведь знаешь, что все мои мысли – только о тебе.
– Неужели?
– Клянусь Эротом!
– Хм, такие заявления нуждаются в доказательствах!
– Пожалуйста, в любое время. Быть может, завтра? Или сегодня вечером? – Леонтиск откровенно взглянул на округлые полушария ее грудей, вздымающие ткань хитона. Его мужское естество дрогнуло – великие боги, он почти месяц не был с женщиной!
– Посмотрим, – она на миг опустила глаза, словно в смущении, потом снова подняла их. – А этот красивый молодой человек – твой друг? Быть может, ты нас познакомишь?
– Пилон, из очень, поверь мне, знатной афинской семьи, – представил Леонтиск Эвполида. – Но… ты сказала – красивый? Наверное, ты забыла, кошечка, как я ревнив?
– О, тебе, право, не стоит беспокоиться! – кокетливо улыбнулась Коронида. – Я спрашиваю для сестры, она у нас такая скромница, сама ни за что не решится спросить.
Стоявшая рядом Софилла, ничуть не менее хорошенькая, чем сестра, затрепетала ресницами и покраснела.
– Скромность – это прекрасное качество, и достаточно редкое, к сожалению. Я очень рад познакомиться, – учтиво поклонился Эвполид. – Мне приходилось слышать, что лакедемонские девушки – одни из самых красивых в мире. Теперь я в этом убедился.
Молоденькая Софилла подняла на него взгляд, в котором, кроме благодарности за комплимент было кое-что еще.
– Мы тоже, я и сестра, рады познакомиться, – теперь бесподобная улыбка Корониды предназначалась Эвполиду. – Ты надолго к нам в город, любезный Пилон?
– О, думаю, что да.
– В таком случае, полагаю, у нас еще будет время, чтобы познакомиться… поближе. А сейчас нам пора. Не хотелось бы, чтобы отцу доложили, что мы разговариваем на улице с мужчинами. Увидимся завтра!
Друзья проводили глазами стройные фигурки удалявшихся девиц. Те о чем-то оживленно беседовали, затем одновременно обернулись и, увидев, что юноши смотрят им вслед, звонко захихикали.
– Милые… девушки, – произнес Эвполид.
– И понятливые, добавлю, – усмехнулся Леонтиск. – Они дочки кузнеца-периэка, и как большинство девиц подобного происхождения, обожают воинов и аристократов. Их отцы нередко смотрят на это сквозь пальцы, ведь если дочка затащит любовника под венец, а такое случается, дети от этого брака будут уже полноправными гражданами.
– Понимаю, – кивнул Эвполид. – Спарта нравится мне все больше. Вот только почему ты выбрал для меня такое дурацкое имя? Пилон! Это ж надо такое придумать!
– Ха-ха-ха! – зашелся Леонтиск. – Представить тебя Персеем было бы слишком претенциозно, а Гиппоном – слишком грубо. Пилон – как раз посередине!
– Кретин! – беззлобно выругался Эвполид.
От гробницы Агиадов афиняне повернули направо, прошли по короткой улице Медников и оказались на агоре. Слева стояло приземистое, очень древнее здание Эфореи, справа виднелась полукруглая колоннада Булевтериона, места, где заседали городские старейшины. Главная площадь, это афиняне заметили еще издалека, была забита празднично одетыми людьми – похоже, в народном собрании шла очередная словесная баталия. Леонтиск, сделав Эвполиду знак не отставать, прибавил шагу. Несколько минут спустя они уже смешались с задними рядами толпы, плотно обступившей каменное возвышение для ораторов.
На трибунале стоял узкий деревянный трон, по правую сторону от него располагались пять украшенных резьбой и вычурными округлыми подлокотниками деревянных кресел. В креслах, лицом к народу, сидели пятеро эфоров, спартанских «стражей государства»: Фебид, отец меченосца Исада – статный, с крупными, властными чертами лица и цепким взглядом, Полемократ, самый пожилой из эфоров (ему уже минуло семьдесят), за варварскую внешность заслуживший прозвище Скиф, Архелай, грузный, с тусклыми глазами и тяжелой челюстью, главный из врагов царя Павсания, Гиперид, худощавый и высокомерный, обладающий резвым умом и дурной славой, и Анталкид, круглощекий, дородный, с венчиком белесых волос вокруг обширной лысины, под которой скрывались замыслы чернейших политических интриг и заговоров.
На троне восседал сам Эвдамид Агиад, владыка дорийской Спарты. В больших собраниях он всегда предпочитал сидеть: одна его нога была короче другой, и хромота стала целью постоянных насмешек со стороны противников молодого царя, вопрошавших, нужна ли Лакедемону хромая власть. В остальном внешность Эвдамида была безукоризненна: мускулистый торс, широкие плечи, сильные руки, открытые спартанским хитоном без рукавов, горделивая, истинно царская, осанка. Лицо царя с чертами, словно тесаными топором, несло печать мужественности и непреклонной воли. В этот момент Эвдамиду было двадцать семь лет, и, несмотря на молодость, он держал спартанский скипетр твердой рукой.
Слева от трона царя располагались широкие, покрытые белым полотном, скамьи, на которых сидели около сорока мужчин, все в возрасте отцов семейства. Это, несомненно, была коллегия присяжных судей. Похоже, происходило какое-то открытое судебное разбирательство, причем незаурядное, иначе откуда столько народа? Внимание царя, судей и эфоров было приковано к оратору, стоявшему на ступеньках, вне поля зрения Леонтиска. Из задних рядов ничего не было слышно из-за гулкого бурления изрядно возбужденной толпы. Однако наступил момент, когда говоривший резко возвысил голос, и Леонтиск узнал эти скрежещущие металлические нотки. Это был голос Пирра Эврипонтида! Плюнув на приличия, Леонтиск плечом и локтями начал пробивать себе путь поближе к трибуне. Эвполид двигался вплотную к нему, словно тень.
Толпа отозвалась на последнюю реплику выступавшего дружным криком, однако, как заметил Леонтиск, отношение к сказанному было совершенно различным.
– Он с ума сошел, этот щенок! Сказать такое перед лицом эфоров! – хмуря брови, произнес плечистый военный в кожаном панцире и откинутом на спину коротком военном плаще-хлайне. На плече офицера сиял серебряный знак тысячника-хилиарха. Леонтиск не знал его имени, но лицо было знакомое.
– Все правильно он говорит! – горячо вскинулся стоявший справа от хилиарха пожилой гражданин с рассеченным шрамом виском. – А если нашим эфорам претит правда, пусть сидят дома и слушают восхваления домочадцев.
Хилиарх мрачно посмотрел на старика, угрожающе выпятив челюсть.
– За такие слова, старый, можно и последних зубов лишиться! – прошипел он.
– Не гоношись, хилиарх! – раздался звонкий голос сзади. – А то как бы тебе самому не растерять зубы, да и другие части тела в придачу.
– Это кто здесь такой храбрый? – повернулся тысячник и наткнулся взглядом на мрачные лица двух широкоплечих воинов лет тридцати с небольшим. Один из них имел на плече фалеру эномотарха. – Это ты, что ли, Тефид, осмеливаешься угрожать старшему по званию?
- Предыдущая
- 63/235
- Следующая
