Балаустион - Конарев Сергей - Страница 109

• Предыдущая
• 109/235
• Следующая

– На что он рассчитывал? – пожал плечом Леонтиск. – Как собирался смотреть в глаза царю Павсанию?

– Значит, уверен, что смотреть не придется. Надеется, собака, что отомстить ему будет некому. Или вообще ничего не знает, действует вслепую по прямому приказу. Так или иначе, ему конец.

Леонтиск ничего не ответил. Пакид – птица высокого полета, и добраться до него будет нелегко.

В этот момент из двери, что вела в андрон, вышел Феникс.

– Командир! – позвал он. – Там эти, бородатые, пришли. Просят адио… аудоенции… Видеть тебя хотят, одним словом.

– Старейшины гильдий? – переспросил Пирр.

– Ага, – мотнул рыжей головой Феникс. – Они самые. Кузнецы, ткачи, плотники и другие… Всего мурл пятнадцать.

– Они должны принести результат по тому гнусному карлику, – вспомнил царевич. Глубоко вздохнув, он поднял руки и энергичными движениями ладоней стер следы яростных чувств, еще минуту назад коверкавших его лицо. Взглянул на Леонтиска, едва заметно кивнул ему и вышел.

– Есть новости? – спросил Леонтиск у товарища.

– Не-а. Ни хрена они хорошего не сказали, эти старые пердуны. Не знает из них никто тощего шпиона, он не из мастеровых и не из их рабов.

– Значит, из приезжих. И управители ахейской делегации должны будут его опознать. Либо прислуга Персики.

– Авоэ, это уже забота Антикрата, – махнул рукой Феникс. – Как маляв?

– Плохо. Лежит без сознания, словно труп. Ты же видел – на нем живого места нет. Мы… командир и я… три часа просидели возле него и – ни одного движения, ни одного звука…

– А старый шарлатан что же?

– Лекарь Агамемнон говорит – надежды мало.

– Дерьмо-о… – протянул Феникс. – Если малыш помрет, командир вообще взбесится. Сколько жоп будет порвано – страшно подумать…

– Выйдем на улицу, – предложил Леонтиск, почувствовав, что ему необходим глоток свежего воздуха. Бессонная ночь осела усталостью на позвоночнике, свербила зудом в висках и над бровями.

Пройдя по коридору, они свернули налево и вышли в сад. Алый диск солнца уже поднялся над утренней дымкой, клубившейся над просыпающимся городом. Синеватые пирамиды кипарисов, высаженных вдоль дорожки, ведущей вглубь сада, стояли, точно почетный караул. За ними шелестели, колеблемые студеным бореем, оливковые деревья. Пространство между ними густо заросло кустарником, который давным-давно никто не подрезал и не облагораживал. Картину завершали несколько старых платанов, огромных, словно башни; они замерли у самой стены, за которой позапрошлой ночью Леонтиск и Эвполид не смогли догнать маленького шпиона. Он был столь резв, ублюдок, что убежал от них аж на подземные равнины.

Слева, среди деревьев, афинянин заметил прогуливающихся по периметру стены Аркесила и Эвполида. Товарищи царевича несли круглосуточную охрану дома. Неподалеку двое домашних рабов срубали ветви с одного из кипарисов для подготовки к похоронам ключницы Грании. Тело ее уже доставили и готовили к обряду на женской половине дома.

Леонтиск и Феникс направились к друзьям.

– Что? Умер? – отрывисто спросил Аркесил, когда они приблизились. Его открытое лицо с правильными чертами посерело от тревоги.

– Хвала богам, нет, – покачал головой Леонтиск.

– Пока нет, – буркнул Феникс. – Давайте отойдем, этот хренов стук топоров наводит на меня уныние.

– Я тоже не переношу, когда рубят кипарис, дерево смерти, – произнес Эвполид. – Этот звук – предвестье несчастья, так говорила моя мать.

– Несчастье уже здесь, – тихо сказал Аркесил. – Позавчера – раб и ключница Грания, вчера – Орест, кто следующий? Кипарисов здесь хватит на всех нас…

– Не каркай, – оборвал его Леонтиск.

– Надеюсь, мы найдем эту жабу Горгила раньше, чем аллея существенно проредится, – оскалил зубы Феникс.

Легко сказать – найдем, горько подумал Леонтиск. Как его найдешь, если проклятые убийцы снуют по городу, неосязаемые как призраки? Непостижимо, как им удалось посреди дня похитить старуху и раба так, что никто ничего не видел и не слышал. Мистика какая-то. Быть может, он колдун, этот Горгил, и способен накладывать чары отвода глаз?

Четверка друзей остановилась позади дома, у старого сухого фонтана. Посреди него стояла статуя Менелая с отбитой правой рукой и выщербленным лицом. Дно круглого мраморного бассейна покрывала подсохшая грязь вперемежку с опавшими листьями, в двух местах бесформенными кляксами чернели грязные лужи.

– Это правда, что сын Эпименида сообщил что-то сногсшибательное? – спросил Аркесил.

– Похоже на то, – Леонтиск инстинктивно оглянулся, понизил голос. – Выходит так, что «волчата» подслушали в Персике тайный разговор ахейцев. Я был с Орестом и слышал только краем уха как Критий рассказывал командиру и Коршуну… Вроде бы кто-то из наших, из спартанцев, призывал ахейцев ввести в Лаконику войска.

– Не может быть! – Аркесил аж подпрыгнул. – Это же, клянусь богами-олимпийцами, чистая измена!

– То-то и оно.

– Ахейцы в Лаконике! Но это же… война…

– «Шишкам» война не нужна, – покачал головой Леонтиск. Он разбирался в политике немного лучше друзей. – Похоже, в Персике плетется большое лихо, нашему смертному разумению недоступное.

Порыв ветра бросил волосы Леонтиска на лицо, зашуршал кронами деревьев. Где-то за стеной, совсем близко, зловеще каркнул ворон.

– Одним словом, – подытожил Леонтиск, – что бы там ни затевалось, оно дурно пахнет.

– Говном это пахнет, клянусь ягодицами Паллады! – сплюнул на землю Феникс.

– Ты про чьи ягодицы, богини, или Арсионы-мечницы? – с готовностью подхватил Эвполид.

Леонтиск почувствовал укол досады, что его друг даже при таких обстоятельствах продолжает думать о девицах. Однако тему разговора действительно пора было сменить.

– Ха, да про любые! Первые недосягаемы так же, как вторые! – осклабился Феникс.

– Неужели? – пробормотал сын Терамена, хитро улыбнувшись.

– Ты не забыл, что у тебя сегодня свиданье с Софиллой? – напомнил другу Леонтиск, привычно отметив, как Аркесил потупил глаза.

– Хм… да. Хотя думаю все время об Арсионе. Эх, какая девица! Клянусь трезубцем Владыки Морей, одну ночь с ней я поменял бы на сотню свиданий даже с такой милой крошкой, как Софилла!

Феникс прыснул, выпучив глаза:

– Ну, ты дал! Да Палладу тыркать – все равно, что мужика. Или коня… с яйцами!

– А я слышал, есть люди, которым нравится, – пожал плечом Эвполид.

– Ты про Рыжего, что ли? Так он такой же звезданутый, как и она, чудо-парочка просто. Не-е, дружок афинянин, ты не на ту дырку позарился. Шансов мало, а вот яиц можно запросто лишиться…

– Я ему то же говорю, – подтвердил Леонтиск. – Цапли в руках ему мало, ему обязательно нужен дракон, парящий в небе. Дракон, который сожрет тебя, если его поймаешь.

– Да я что? – подавил вздох Эвполид. – Это ж так, мечты одни. Будем довольствоваться цаплей в руках.

«И охотиться на дракона в небе». Этого сын Терамена не произнес, но Леонтиск заметил блеснувший в его глазах огонек упрямства.

– Очень аппетитную, я бы сказал, цаплю, с такой смачной жопкой, – облизнулся Феникс. Заржал, тряхнул рыжей шевелюрой. – Видел я ваших птичек, третьего дня, когда ахейцы пришлепали… А твоя та, что постарше, Лео?

Леонтиск отрицательно покачал головой.

– Я уже говорил, Феникс, моя – та, что осталась в Афинах.

– Ля-бовь, что ли? – с усмешкой протянул Феникс. – Ты что, афиненок, головой трахнулся?

– Возможно, – пожал плечами сын стратега. – Веришь, сам не знаю, что со мной. Но не хочу никого, кроме нее – и все тут… Не насиловать же себя…

Он говорил правду – даже события последних двух дней не вытеснили из его души острой тоски по Эльпинике и жгучего стыда за свидание с Коронидой. Ощущения были удивительными и необычными, тогда, четыре года назад, все было… по-другому?

– Чувство благодарности? – хмыкнул Эвполид. – Или и правда… что-то более сильное?

– Болезнь, клянусь хвостом Пегаса, обычная болезнь, – убежденно сказал Феникс. – Что-то вроде запора. Лечить не надо, само пройдет…

• Предыдущая
• 109/235
• Следующая