Лунный пёс. Антология - Семенова Мария Васильевна - Страница 75

Вот это номер! Я не поверила собственным глазам! Человек, которому лень было встать для той же цели, теперь бродил по парку с мотающейся на веревке собачонкой. Диянка жмурилась, когда он с сильным нажимом на спинку гладил ее своими корявыми лапами.

Он таскал ее на руках, учил «сидеть» и «давать лапу», и она приходила в неописуемый восторг, когда вдруг соображала, чего от нее добиваются.

Я наблюдала за ними украдкой. Дед Сашка не перестал быть грязным, как сама помойка, а Диянка не делалась ни более породистой, ни более изящной; однако вместе эти двое являли некий абсолютно цельный образ: они были полностью замкнуты друг на друге.

Так самозабвенно, как Диянка любила своего хозяина, не способно больше любить ни одно существо. Она прозревала в нем какие-то таинственные красоты, скрытые от нас.

Дед Сашка старался быть достойным этой всеобъемлющей любви. Это сделалось очевидным, когда он где-то постирал свою одежду.

А потом я обнаружила у него в руках книгу. Это была «Кинология», изданная в конце шестидесятых, с классическим Мухтаром на синей, обтрепанной обложке. Несомненно, старик откопал ее на какой-нибудь свалке. Там часто встречаются книжки.

Диянка заинтересованно нюхала корешок, засматривала деду в глаза и на всякий случай изо всех сил виляла хвостом.

В этот день я впервые поздоровалась с дедом и дала ему десять рублей. И до сих пор не жалею, хотя десятка была нужна мне самой и из-за приступа внезапной щедрости я лишила себя банки колы, которой обычно утешаюсь, перечитывая в тысячный раз историю рыцарей-братьев Балина и Балана или какое-нибудь из сказаний о Копье.

По выходным, когда получается, я бросаю все и встречаюсь с друзьями. Еще одно бегство от реальности. Нас иногда называют «ролевиками», но это не вполне соответствует действительности: моя компания почти не участвует в ролевых играх. Мы предпочитаем проводить маленькие турниры и этим ограничиваемся.

Нормальный ролевик (если, конечно, бывают таковые) способен сегодня играть короля Артура, завтра — капитана гоблинской гвардии, а в последний четверг августа — Риббентропа в игре по Второй мировой войне. У нас так не получается. Наше маленькой рыцарское сообщество не переключается с темы на тему. Каждый носит только одно имя, которое считает своим. Меня, например, зовут Лионесса. Для тех, кто понимает, это имя говорит обо многом. Я не мыслю себя в иной роли. Просто не смогу быть никем иным, только Лионессой. То же самое — любой из наших. Они — рыцари Круглого Стола, и все.

Мы встречаемся на платформе «Удельная» и выезжаем куда-нибудь в безлюдное место, в лес, где разбиваем шатры и проводим время в рыцарских забавах. Дамы угощают благородных рыцарей вином, фруктами или чем-нибудь более существенным, вроде сладких булочек. Наши рыцари тренируются на мечах и копьях. У нас пока нет лошадей, но, думаю, когда-нибудь, если все пойдет как шло прежде, появятся и лошади. У реконструкторов же есть настоящая конница!

А мы все-таки не реконструкторы. Мы не воспроизводим рыцарский доспех XV века до мельчайших подробностей, не куем в настоящих кузницах «аутентичные» мечи и не шьем костюмов, которые дали бы сто очков вперед любой театральной костюмерной. Мы пытаемся воссоздавать дух волшебной сказки. Мы попросту живем в ней. Как Дон Кихот, только с меньшими потерями. Наверное, мы не такие максималисты, как он, но во всем остальном вполне подобны рыцарю Печального Образа.

Фактически я живу от одного выезда на природу до другого, а зимой жизнь моя совершенно замирает. И я знаю, что у многих так.

Из наших мне ближе всех сэр Тор. Я не знаю его паспортного имени. О таких вещах спрашивать не принято. Если человек не сказал с самого начала: «Меня зовут Миша, а по-другому — сэр Ламорак», стало быть, не считает нужным представляться как-то иначе.

Сэр Тор высокий, худой, у него очень красивое, немного странное лицо. Он бледный, с темно-русыми волосами. Глаза у него такие, как будто он целыми ночами просиживает за компьютером. Наверное, работает где-то программистом, не знаю.

Я знаю о нем только одно: он рыцарь, его имя «сэр Тор». Он, как и я, больше всех грустит о том невозможном мире артуровских легенд, где мы никогда не сможем побывать по-настоящему. Иногда он рассказывает о Томасе Мэлори — так, словно когда-то знал его и был с ним дружен. Мы все, конечно, любим сэра Томаса Мэлори, автора нашей любимой книги, но так, как Тор, о нем не умеет говорить никто. Он придумывает всякие подробности о жизни сэра Томаса, совершенно живые, достоверные.

Я иногда записываю, вернувшись домой, рассказы сэра Тора. Жаль, что он не хочет написать книгу. У него бы получилось. Это была бы та самая книга, которую я читала бы и перечитывала в своем цветочном плену.

Я не влюблена в сэра Тора. Лионесса вообще не влюблена, ее жизнь — в служении: другим дамам, влюбленным парам, раненым рыцарям. Ее имя означает «маленькая львица». Или — «младшая львица». То есть, подчиненное существо. Я не возражаю. Мне просто хорошо оттого, что я нахожусь рядом с этими людьми.

В тот день я рассказала в шатре про деда Сашку и Диянку. Мы говорили об истинной любви, и многие приводили различные примеры, кто-то из романов, кто-то из собственной жизни. Я всегда удивлялась тому, что примеры из «жизни» оказываются намного более бедными и куда менее выразительными, нежели истории из книг. Особенно — Мэлори и Кретьена де Труа. Но тут что-то на меня нашло, и когда наступила моя очередь говорить, я неожиданно для самой себя принялась рассказывать.

— Моя история будет не похожа на все те, что звучали до сих пор, — заговорила я. — Потому что она будет повествовать о любви между человеком и его собакой. Я видела совершенную любовь в глазах маленькой псины, и человек, на которого она смотрела, преображался — он становился все более прекрасным…

Конечно, я крепко приврала. В моем изложении дед Сашка из неопрятного бомжа-пьяницы превратился в несчастного юного наркомана, сломленного своей пагубной страстью. Но основная канва сюжета осталась неизменной. Любовь исцеляет. По-настоящему.

— Я никогда не поверю в то, что у собак нет бессмертной души, — заключила я. — Потому что такую любовь может вмещать только по-настоящему бессмертная душа… Не всякий человек такой обладает.

И тут вступил в разговор сэр Тор. Я была благодарна ему, потому что чувствовала себя неловко: я была слишком патетична даже для нашего рыцарского шатра.

— Вопрос о бессмертии души животных, — задумчиво проговорил он, — никак не определен Священным Писанием, однако занимал он умы еще святых отцов древности. Существует так называемый «консенсус патрум» — «согласие отцов». Это довольно любопытная тема, и я благодарен даме Лионессе, — тут он поклонился в мою сторону, однако не глядя в мои глаза, — за то, что она затронула ее. Видите ли, господа, я — охотник, как и положено знатному рыцарю, и весьма бывал привязан и к своим лошадям, и к собакам… Да и среди оленей, как ни странно это прозвучит, встречались мне достойные соперники. А лисы! Великолепный партнер в охоте! Не говоря уж о кабанах… Словом, я жил не только в мире благородных людей, но и в мире благородных животных, и мне было искренне жаль, что после смерти я не встречу многих из прежних моих друзей. Что это будет за рай, думал я, если в этом раю не посмотрит мне в глаза любимая собака, если конь не подтолкнет меня мордой и не фыркнет в ухо, если лисица не махнет рыжим хвостом у меня перед носом, если олень не качнет великолепными рогами в чаще леса?

Все молчали. Сэр Тор закурил трубку. У нас многие благородные рыцари курят трубки, а те дамы, которые тоже балуются курением, довольствуются нюхательным табаком и очень смешно, отрывисто чихают — точно стреляют из пистолетиков.

Я сидела тихо-тихо, боясь пошевелиться, потому что сэр Тор говорил о вещах для меня совершенно новых. Украдкой я любовалась им. У него очень интересный профиль, длинный нос, длинный подбородок, и у меня совершенно замирает сердце от его привычки покусывать нижнюю губу, совершенно как это делают девочки-отличницы, попавшие в затруднительное положение у доски на математике.