Лунный пёс. Антология - Семенова Мария Васильевна - Страница 61

— Не понимаешь, потому что, слушая меня, думаешь о другом! — нетерпеливо прервал ее Препедигал. — Смотри на кристаллы. Они просветлели и обесцветились, став похожими на капли застывшей воды. Верность и бескорыстие «Эрленовых псов» очистили души гвардейцев от накопившейся скверны. Они уйдут к Всевышнему безгрешными, чего нельзя сказать о душах всех прочих обитателей дворца. Та же участь постигнет и короля, если он ухитрится прожить достаточно долго.

— А память, прежние привязанности, все то, что отличает Эрлена от других людей? Что будет с ними?

— Я же не заменю его мозги собачьими! Изменятся угол зрения и шкала ценностей, но, разумеется, он не позабудет имя матери и будет ходить по нужде как человек, а не как собака.

В голосе чародея Чика различила нотки досады и, легонько обняв его за талию, прижалась к нему и тихонько промурлыкала:

— Не сердись, мой несравненный! О таком короле можно только мечтать. Арлетта была права — ей повезло, что ты здесь и разделяешь ее заботы о благополучии Гвинерии.

— Ну, этого, положим, она не говорила… — пробормотал Препедигал Ольс, прижимая к себе смуглокожую женщину и целуя ее в приоткрытые губы.

Прошло немало времени, прежде чем он отстранил ее от себя и, проведя ладонью по лицу, словно снимая невидимую паутину, промолвил:

— Мы заболтались, а время не ждет. Спрячь шкатулку и приготовься к появлению новых «Эрленовых псов». Да проследи, чтобы Сигрел вытер скопившуюся здесь пыль. А если ему одному не справиться, пусть наймет в помощь мальчишку из деревни. Или двух.

Чародей щелкнул пальцами, и в руке его оказалась белоснежная роза. Он протянул ее Чике и шагнул в центр пентаграммы. Голубые линии на полу вспыхнули нестерпимо ярким светом, Искусник Ольс истаял в воздухе, а смуглокожая женщина поднесла к лицу розу, лепестки которой казались хрупкими, как отменно накрахмаленное белье.

«О Всевышний, теперь мне придется перерыть весь дом в поисках подходящей вазы», — подумала она, глядя на медленно гаснущие линии пентаграммы…

Бронетранспортер останавливается на площади, и мы вылезаем.

— Вы свободны, полковник, — говорит генерал Абраме шоферу.

БТР отъезжает и скрывается в подземном гараже.

Справа — здание из серого камня, выстроенное под средневековый замок, с застекленными бойницами. Генеральный штаб.

Нас встречают: генерал-майор, два генерал-лейтенанта, три генерала и генерал армии. У ворот почетный караул — тоже высшие офицеры. Недурно.

На планету Генерал мы прибыли этим утром. Считается, что я состою при наблюдателе Кэссиди; на самом же деле… Знали бы они! Встречающие жмутся и таращатся на меня: в жизни не видали настоящего каниссанина.

— Сэр Джеймс Поллак, — представляет меня наблюдатель Кэссиди. — Мой телохранитель.

Молча принимаю их благоговейный ужас.

— Прошу вас, — указывает на ворота генерал Абраме, который привез нас с космодрома. Мнется: — Надеюсь… э-э… сэр Джеймс останется здесь?

— Джеми, пожалуйста, — ласково просит Фрида Кэссиди.

— Могу и подождать, мне не к спеху.

Генералы оживляются, едят глазами Фриду. Вся компания скрывается за воротами Генерального штаба, почетный караул разбегается кто куда. Остаюсь на площади один.

Планета Генерал — своего рода дурдом, куда недальновидное человечество пристроило помешавшихся на войне политиков, промышленников и кадровых вояк. Свобода совести: желаешь поклоняться Марсу — поклоняйся, но без вреда для общества. И вот они здесь, играют в свои бронированные игрушки, составляют карты и разрабатывают планы военных действий. От таких только и жди беды. Наблюдатели… Что может кучка наблюдателей, которые даже не знают, куда смотреть и за чем наблюдать? Впрочем, я здесь не для того, чтобы тыкать их носом.

Распахиваются ворота замка, появляется сияющая Фрида. В руках у нее пакет.

— Сэр Джеймс, прошу вас.

Пирожки с мясом. Искоса гляжу на Фриду. «Я для тебя могу все», — выражает мой взгляд. Умница; жаль, что она не каниссанка.

Фрида уходит. Я жду. По дороге с раскрошенным покрытием громыхает танк, выезжает на площадь. Из люка выскакивает бригадный генерал и рысью мчится к штабу. Замечает меня и встает как вкопанный:

— Это еще что?! Убрать!

Он так на меня? На МЕНЯ? Уставясь ему в лицо, делаю шаг навстречу. Бригадный генерал бледнеет и тянется к кобуре, однако под моим взглядом опускает руку.

— Пошел прочь! — ворчу сквозь зубы, и он пятится к танку.

Не отводя от меня глаз, нащупывает броню и прыгает в люк. Танк ревет и грохочет по площади, сбрасывает скорость у ворот штаба, бригадный генерал юркает в приоткрывшуюся щель. Трус. На Каниссе такого бы и дня не потерпели.

Жду Фриду. На Генерале совсем нет младших офицеров. И уж подавно я не встречал ни одного рядового. Однако войн без солдат не ведут. Диву даешься: отчего наблюдатели до этого не додумались? Думать не умеют, вот что. Не каниссане.

— Дитрих, не надо, — просит она.

— Не робей. Он не обидится, вот увидишь.

Навостряю уши. В руках у полковника сверток в вощеной бумаге.

Пирожок с мясом. Он ничего, этот парень, не из слабонервных.

— Пойдем. — Женщина тянет его за рукав.

Дитрих улыбается. Как же, герой. Стоп. Он же… Сейчас, сейчас, минуточку… Он же офицер по вопросам личного состава! О радость.

Дитрих разглядывает меня. Гляди-гляди, когда еще доведется повстречать настоящего каниссанина. Он решается и кладет руку мне на плечо. Ради знакомства позволяю такую фамильярность. У женщины сияют глаза. Наконец они уходят.

Жду Фриду. Честное слово, родись на Каниссе, она заняла бы там достойное место. Но даже ей невдомек, что происходит на Генерале. Как рассуждает рядовой наблюдатель? На планете находится несколько сотен офицеров и нет солдат. Война без солдат невозможна, значит, тутошние вояки — горстка безобидных чудаков, только и всего. Как рассуждаю я, каниссанин? Я не рассуждаю, а знаю точно: солдаты есть. Генералы готовятся к войне, но это меня не касается. Меня интересуют солдаты, и я найду подходы к Дитриху.

Из-за выстроенных в ряд тягачей на площадь выходит серый лохматый пес. Обомлев, глядит на меня.

— Поди сюда, — велю я.

Он идет, припадая на передние лапы, затем ползет на брюхе.

— Ближе, ближе.

Он скулит, отворачивает голову, подставляя шею.

— Что, собачья жизнь? — спрашиваю его снисходительно.

— Собачья, — соглашается он, виляя хвостом.

Заморыш. Его счастье, что родился не на Каниссе. Наши собаки — о-го-го, молодец к молодцу. Сильные, выносливые, отличные работяги. Правда, некоторые дурные головы считают, будто держать в рабстве братьев наших меньших — преступление. К счастью, аболиционистов не слушают. Истинные каниссане всегда отличались светлым умом.

Отпускаю заморыша.

С Дитрихом мы найдем общий язык, он парень что надо. Армию сейчас не наберешь. В солдаты никто не идет, а коли мозги набекрень, то метят сразу в генералы, не меньше. И на Генерале отыскали выход: личный состав выращивают в пробирках. Неплохие, доносит разведка, солдаты получаются. Хотя Каниссу они бы не устроили, такими даже на Генерале недовольны. Рост, вес — в норме, команды выполняют, скорость реакции высокая, но коэффициент интеллекта — увы. Безнадежно. Рассказывали, на стрельбах случай был. Дали такому недоделанному солдату пулемет, а он развернулся да и жмет на гашетку, своих офицеров поливает. Позор. Сразу видно, что среди разработчиков нет ни одного с Каниссы.

Возвращается Дитрих — без спутницы, с блюдом жареных бифштексов. Догадливый. Каким бы он был каниссанином! Дитрих улыбается:

— По виду ты, дружище, предпочитаешь человечье мясо, но чего нет, того нет. Извини.

Бифштексы изумительны. Я люблю Дитриха, я могу для него все.

Ворота распахиваются, выходят Фрида Кэссиди и генералы. Мы с Дитрихом преданно глядим друг на друга, заодно держу в поле зрения последний бифштекс.