Как покорить герцога - Майклз Кейси - Страница 44

• Предыдущая
• 44/60
• Следующая

Он улыбнулся, наблюдая, как она веселится.

— Я все же солдат, и Ашерст-Холл я покинул зеленым девятнадцатилетним юнцом. С тех пор хороших манер у меня не прибавилось.

— Да, тебе действительно следует работать над собой, чтобы достичь соответствия своему положению, — сказала она, явно сдерживая смех. — Возможно, тебе нужно начать нюхать табак или приобрести лорнет? Подумай, как будет довольна твоя мать!

— К черту ее довольство. Она трубит обо мне повсюду, вертится без толку в обществе, выискивая пухлых богатых девиц, таких же безмозглых и пустых, как она сама. Я лучше предпочту тебя, Чарли.

— Опять, ваша светлость, вы смущаете меня своими комплиментами, — сказала Шарлотта, взяв пяльцы. — А теперь порви то, что ты написал, и пошли Фитцу радостное сообщение, что ты даешь ему свое благословение, и добавь что-нибудь ободряющее — например, что с нетерпением ждешь его возвращения, чтобы вы оба могли напиться до неприличия, пока он будет рассказывать тебе истории о Бонапарте.

Раф посмотрел понимающе:

— Ты только что попыталась ткнуть меня носом в мою сентиментальность. Ведь так?

— Возможно. Получилось?

— Получилось. Спасибо.

— Не стоит благодарности, — глядя на него, спокойно произнесла она, и ее взгляд снова подарил ему надежду, что для них обоих все закончится хорошо.

Раф сейчас проводил дни и ночи в военном министерстве, временами засыпая на диване в предоставленном ему офисе. Маршал Ней в очередной раз изменил и переметнулся со своей армией на сторону Бонапарта. Раф вместе с сотрудниками министерства, работавшими с ним все эти недели, обдумывал планы операций со всех сторон. Они знали, каким теперь будет следующий шаг Бонапарта. Измена Нея еще даст о себе знать.

В любом случае сражение было неизбежно, Бонапарта следовало остановить раз и навсегда. Раф с Шарлоттой должны возвратиться в Ашерст-Холл, где смогут полностью посвятить себя друг другу. Как он жаждал этого дня!

— Чарли… — начал было он, но нерешительно умолк, не зная, что сказать.

Похоже, она все поняла.

— Поторопись. Ты уже говорил, что тебя ждут дела в министерстве и что нужно успеть отправить письмо с дневной почтой. Увидимся за ужином?

Он кивнул и возвратился к письму.

Часы в вестибюле пробили полночь, когда Шарлотта решила, что довольно глупо оставаться в гостиной, настороженно прислушиваясь к звукам в коридоре и ожидая возвращения Рафа из министерства или откуда-то еще, куда он отправился после их дневной беседы.

Она знала, что его действительно расстроило последнее письмо Фитца. Она тоже беспокоилась о Фитце — об этом хорошем, добром человеке. Но Раф наверняка тревожился гораздо больше. Ведь они много лет вместе служили в армии. Между солдатами существует особая связь, которую ей, обычной женщине, никогда не подвергавшей свою жизнь опасности на поле сражения, не дано было понять.

Раф не возвратился к ужину, но прислал записку, в которой сообщал, что дела задержат его в министерстве по крайней мере до девяти часов, и потому просил ужинать без него.

Шарлотта понимала, конечно, что девять часов — время условное, что Раф может задержаться на сколько потребуется и не стоит ждать его точно к этому часу.

Но все же она не решалась пойти наверх и лечь спать, пока не увидит его, надеясь, что он уже не так беспокоится о Фитце.

И еще — все эти покушения. Он знал, что кто-то не менее трех раз пытался убить его. Ему было известно, что онатоже знает об этом. Поэтому он всегда находил время посылать ей записки, всегда сообщал, если не собирался возвращаться на Гросвенор-сквер вовремя.

Он знал, что она беспокоится, хотя с того дня, когда Хью Хобарт спас их от упавшего с крыши камня, больше никаких покушений не было. И как Раф напоминал ей, когда она заговаривала об этом случае, он с тех пор ни разу не замечал, чтобы мистер Хобарт следил за ним из какой-то аллеи. Все было так, словно ничего не случилось.

И все же она беспокоилась. Она тревожилась, хотя старалась выглядеть спокойной.

Но сейчас, когда Лидия и Николь уже ушли наверх и даже «назойливая муха», как Николь называла миссис Бизли, и миссис Баттрем прекратили свою непрерывную болтовню и отправились спать, Шарлотта чувствовала себя неуютно, сидя здесь в одиночестве и так явно ожидая Рафа. Она отложила свою вышивку, на которой все равно не могла сосредоточиться, и пошла в вестибюль, захватив с собой один из маленьких канделябров, которые оставляли здесь, чтобы обитатели особняка могли осветить себе дорогу к спальне. Она взглянула на подсвечник, оставленный для Рафа, и вздохнула. В конце концов, он взрослый мужчина, и смешно беспокоиться о нем.

Но его так расстроило письмо Фитца…

Приподняв юбки свободной рукой, Шарлотта кивнула лакею, ожидавшему возвращения герцога, пожелав ему доброй ночи, и направилась к витой лестнице. На верхней площадке она остановилась, услышав внизу голоса.

Раф. Он возвратился.

Поспешить ли ей в свою комнату, чтобы он не увидел ее и не понял, что она дожидалась его, или остаться на месте и спросить, действительно ли он считает, что сейчас девять часов? Должна ли она поинтересоваться, не голоден ли он, и нужно ли позвонить, чтобы ему принесли что-нибудь из кухни?

Следует ли ей прекратить вести себя, как истеричная дурочка?

— Раф, — сказала она как можно более беспечно, услыхав позади шаги на лестнице, — я только что собиралась идти спать, и…

Произнося эти слова, она повернулась, и одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы она забыла обо всем, что собиралась сказать.

— Что случилось?

Одну руку он прижимал ко лбу — бледному на фоне темных волос, влажными колечками лежавших на нем, а второй крепко вцепился в перила, словно мог упасть.

— Ничего… ничего особенного. Просто… думаю, я в какой-то момент заснул за своим столом. Тупица.

Шарлотта поспешила вниз по ступенькам к лестничной площадке и остановилась рядом с ним. Даже в мерцающем пламени свечей — тех, которые она держала, и горевших в светильниках на стенах вестибюля, она видела, что с ним не все в порядке. Его глаза слишком блестели, а на щеках пылал неестественный румянец.

Тыльной стороной руки она прикоснулась к его покрасневшей щеке и тут же отдернула ее.

— Господи, Раф! У тебя все лицо горит! Ты заболел!

— Нет, нет, не заболел, — ответил он, протискиваясь мимо нее, и, пошатываясь, направился по коридору в свою спальню. — Это просто… проклятая лихорадка, которая временами мне досаждает. Приходит и уходит… К утру все будет в порядке. Не беспокойся обо мне, Чарли. Иди спать.

Шарлотта наблюдала, как он пытается справиться с защелкой, чтобы пройти в спальню. Спать? Как она может? Черта с два она пойдет спать! Человек сейчас рухнет на пол!

— Прекрати, — кратко произнесла она, убирая его руку с защелки, чтобы открыть ему дверь. — А теперь входи и позволь мне позвонить Финеасу. Ох, будь оно неладно! Финеаса, кажется, сейчас нет? У него три выходных, и он где-то болтает и напивается со своими дружками.

Она взяла руку Рафа — горячую, сухую руку — и затащила его в спальню, быстро поставив канделябр на ближайший столик.

— Тебе нужно лечь.

— Я тоже так думаю, — пробормотал Раф, пытаясь снять шейный платок. — Здесь жарко.

— Да-да, конечно. Жарко, — кивнула Шарлотта, пытаясь довести его через всю большую комнату к высокой кровати с балдахином.

Затем она повернула его к себе и стала стаскивать с него пиджак, что было не так просто: портной точно пригнал его по высокой мускулистой фигуре Рафа.

— Почему ты не сказал мне об этой лихорадке? Я слышала, что некоторые наши солдаты подхватили в Пиренеях лихорадку. Почему ты ничего не сказал?

Он опустил голову, прижавшись лбом к ее лбу.

— Любопытная маленькая Чарли должна все знать.

Его язык почти заплетался, словно он прилично выпил. Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Что ты еще хочешь знать? Хочешь знать, о чем я думаю, Чарли? Как я хочу лечь с тобой в мягкую траву, вытащить заколки из твоих волос и снять твою одежду? А потом прикасаться к тебе, везде, повсюду… и целовать тебя, и глубоко погрузиться в тебя…

• Предыдущая
• 44/60
• Следующая