Пассажир - Гранже Жан-Кристоф - Страница 84

• Предыдущая
• 84/153
• Следующая

Он лгал. История войн и диктатур кишмя кишит примерами лихоимства и вымогательств. Так было во все времена и на всех широтах. Человек — животное. Достаточно чуть ослабить узду, как он забывает о грани, за которой начинается подлость.

Но она решила принять его игру и задала подсказанный им вопрос:

— Ради чего же вы старались?

— Ради родины. Все, что я делал, шло во благо Чили.

— Мы говорим о пытках, не так ли?

В полумраке комнаты сверкнули зубы Жан-Клода Шатле. Он смеялся беззвучно.

— Я защищал свою страну от наихудшего из ядов.

— От счастья? От справедливости? От равенства?

— От коммунизма.

Анаис вздохнула и откусила кусочек тоста.

— Я не затем пришла, чтобы выслушивать всякий бред. Расскажи мне о «Метисе».

— Я и рассказываю тебе о «Метисе».

— Не поняла.

— Они тоже работают во имя веры, долга и патриотизма.

— Например, продавая Ираку тысячи тонн газов нейротоксического действия?

— Тебе следует строже проверять свои источники. «Метис» никогда не занимался выпуском химического оружия. Предоставлял инженерные кадры в качестве консультантов при поставках продукции — не более того. В то время «Метис» уже понемногу начал расширять фармацевтическое производство. Это был гораздо более перспективный рынок по сравнению с рынком вооружений, успевших выйти из моды. Любая международная компания…

— Чем «Метис» занимается сегодня? — перебила его Анаис. — Они по-прежнему сотрудничают с армией? Почему они оказались замешаны в убийство рыбака из Страны Басков и его жены?

— Даже будь я в курсе, ничего бы тебе не рассказал, и ты об этом прекрасно знаешь.

Ее охватило горячее желание вызвать его в участок для допроса. Посадить в обезьянник. Подвергнуть обыску. И вытянуть из него правду. Но у нее не было против него ни одной конкретной улики. Да и полномочий больше не было. От дела ее отстранили. В кармане еще лежал полицейский жетон, а на поясе висел пистолет, но и то и другое находилось при ней незаконно.

— Мне казалось, ты все же собирался что-то мне сказать.

— Конечно. Забудь про «Метис».

— Это они просили меня предупредить?

— Это я тебя предупреждаю. Не приближайся к ним. Эти ребята шуток не понимают.

— А разве я шучу?

— Насчет тебя ничего не могу сказать. А вот они точно не шутят.

Ей было плевать на эти угрозы. Ее интересовали факты, какими бы мелкими они ни казались. По правде говоря, факт был всего один. И он заключался в возможной связи между убийцами, сидевшими за рулем внедорожника, принадлежащего агентству, которое, в свою очередь, входило в холдинг «Метис». Она попыталась изложить свои аргументы как можно более убедительно, однако отец и бровью не повел.

— И это все, что у тебя есть? Похоже, мои друзья стареют. Делают из мухи слона. А тебе мой совет: забудь об их существовании. Ты многим рискуешь. Работой, репутацией, будущим.

Она наклонилась над столом. Звякнули чашки и приборы.

— Не следует меня недооценивать. Я их прищучу.

— Каким образом?

— Докажу, что заявление об угоне машины — фальшивка. Что они намеренно ввели следствие в заблуждение. Что убийство — заказное, а наняли убийц именно они. Я сыщик, черт возьми!

— Ты меня не слушаешь. Никакого следствия нет и не будет.

— Это еще почему?

— Полиция и жандармерия призваны поддерживать общественный порядок. А порядок — это «Метис».

То же самое ей говорил и Коскас. Нельзя сказать, что червь проник в плод. Червь и плод суть одно и то же.Анаис отвернулась, упершись взором в большой гобелен. Картина изображала сцену охоты. С близкого расстояния особенно заметны были поврежденные участки и выцветшие фрагменты. Анаис даже почудилось, что собаки на заднем фоне рвут зубами человеческие тела.

Она перевела взгляд на отца:

— Почему они с тобой консультируются?

— Они со мной не консультируются. У меня есть пай в холдинге, вот и все. «Метис» владеет множеством процветающих предприятий в области Бордо. Когда они только начинали развивать фармацевтическое направление, я был в числе основных инвесторов. И давно знал основателей компании. — И он не без лукавства добавил: — «Метис» кормил нас — тебя и меня. Так что немного поздно плевать в колодец.

Анаис не поддалась на провокацию:

— Мне говорили, что они занимаются научными исследованиями. В том числе в области молекулярной химии. Разрабатывают разновидности сыворотки правды — в сотрудничестве с военными. Твой опыт в проведении пыток мог им пригодиться.

— Не знаю, где ты берешь информацию, но все это бредни. Комиксов ты начиталась, что ли?

— Значит, ты отрицаешь, что исследования химиков могут быть использованы военной разведкой?

Он чуть заметно улыбнулся этакой мудрой и одновременно циничной улыбочкой:

— Мы мечтаем о создании подобных препаратов. Даешь человеку таблеточку — и не нужны никакие пытки. Все происходит тихо и мирно, без всякого насилия и жестокости. Но не думаю, что кому-то удалось создать что-либо подобное.

— Хотя «Метис» этим занимается.

Он не ответил. Анаис не сдержалась.

— Как ты в твоем возрасте, — крикнула она, — позволяешь себе барахтаться в этом дерьме?!

Он потянулся, демонстрируя прекрасный джемпер от «Ральфа Лорена», и окатил ее взглядом своих пронзительно голубых, цвета Кюрасао, глаз:

— Подлинный христианин не умирает в своей постели.

— Понятно. И где же ты намерен умереть?

Он рассмеялся и с трудом поднялся из-за стола. Взял палку и, припадая на одну ногу, подошел к окну. В детстве Анаис всегда было больно смотреть на его прихрамывающую походку.

Он стоял и озирал раскинувшиеся внизу ряды лоз, освещенных холодным зимним солнцем.

— На своих виноградниках, — пробормотал он. — Я хотел бы умереть на своих виноградниках. От пули.

— И кто же выпустит в тебя эту пулю?

Он медленно повернулся и подмигнул ей:

— Откуда мне знать? Может быть, как раз ты.

Его сравнительный поиск ничего не дал. Только разболелись от напряжения глаза, свело кисть да в горле застрял тошнотный ком. В глубине левой глазницы снова пульсировала боль. В мозгу плясали имена. Он изучил все списки, но не нашел ни одного совпадения в фамилиях студентов-медиков и будущих художников. Полный провал.

Он скомкал последний лист и запульнул им в мусорную корзинку. На часах было почти полдень. Утро прошло впустую. Единственный позитивный момент — его никто не потревожил. Хотя из соседних комнат до него доносились типичные для психушки шумы: голоса, отчаянно кого-то в чем-то убеждавшие, плач, громкий шепот, смешки, шлепанье шагов, ведущих из ниоткуда в никуда…

За это утро он, по меньшей мере, успел осознать свое нынешнее положение. Он чудом избежал поимки, но вернулся к исходной точке. С одним немаловажным уточнением: из психиатра он превратился в пациента.

— А я тебя везде ищу.

В дверном проеме стоял Корто.

— Скоро обед. Идем посмотрим мастерские. Как раз управимся.

Он не задал ему ни единого вопроса насчет того, что он делал в компьютерном зале, и Нарцисс был ему за это благодарен. Из коридора они прошли через столовую — большую квадратную комнату, уставленную металлическими столами. Два санитара расставляли тарелки и раскладывали пластиковые приборы.

— А это ты.

Корто показал на групповую фотографию на стене. Нарцисс приблизился. Он узнал себя. На нем была блуза художника, похожая на те, что носили живописцы в конце XIX века. Выглядел он довольным и счастливым. Остальные тоже радостно улыбались, хотя проницательный взгляд без труда уловил бы в их улыбках нечто специфическое, характерное для душевнобольных.

— Мы сделали этот снимок в честь дня рождения Карла, восемнадцатого мая.

— Кто такой Карл?

Психиатр ткнул пальцем в веселого толстяка, сидевшего рядом с Нарциссом. На нем был кожаный фартук, а в высоко поднятой руке — кисть, измазанная в черной краске. Ни дать ни взять — средневековый кузнец.

• Предыдущая
• 84/153
• Следующая