Пассажир - Гранже Жан-Кристоф - Страница 102
- Предыдущая
- 102/153
- Следующая
Он успел услышать, как хрустнули кости.
В следующий миг он снова потерял сознание.
Анаис еще никогда не видела таких жутких лиц.
Правый глаз — круглый, выкаченный, едва не вылезающий из орбиты. Левый — прищуренный в дьявольской усмешке, почти не видный за складками кожи. Все лицо искажено. Рот, одновременно напоминающий и злобную ухмылку, и зияющую рану. Это лицо служило воплощением зла. Зла, причиняемого другим. Зла, причиненного другими.
Рисунки тушью напоминали иллюстрации к бульварным романам начала XX века. Злодеяния Фантомаса. Расследования Гарри Диксона. Рассматривая эти картинки, приходилось делать над собой усилие, и оттого запечатленный на них ужас становился еще страшнее. Убийца, казалось, принадлежал к иному измерению, сотканному из жестокости. Он стоял на коленях возле голого трупа и выдирал из кровавой раны его гениталии. В этом не было никакого сомнения: он занимался оскоплением убитого.
Оба рентгеновских снимка представляли одну и ту же сцену зафиксированную с небольшим временным интервалом. На заднем плане угадывались очертания одного из парижских мостов: Йенского, Альмы, Инвалидов или Александра III… Внизу несла свои темные воды Сена.
Анаис вздрогнула. Она держала в руках рентгеновские снимки автопортретов Нарцисса. Художник написал свои полотна поверх других, изображающих жертвоприношение, участником которого он был. Участником или главным действующим лицом? Как хочешь, так и думай.
— Что вы об этом скажете?
Анаис опустила снимки и посмотрела на майора полиции, задавшего ей этот вопрос. Она находилась в кабинете Центрального отдела по борьбе с организованной преступностью. Даже в полиции безобразия имеют свой предел. В девять часов утра ее препроводили в Парижский суд высшей инстанции. Не сказать чтобы судья проявил к ней какое-то особое внимание, однако он признал, что она располагает ценной информацией относительно вчерашней перестрелки. В результате ее перевезли в Нантерр, на улицу Труа-Фонтано, где в настоящий момент ее допрашивал руководитель следственной группы майор Филипп Солина.
Она тряхнула руками в наручниках:
— Можно для начала снять их с меня?
Офицер с готовностью поднялся со стула:
— Разумеется.
Солина был крупным мужчиной лет пятидесяти, одетым в тесноватый дешевый черный костюм. Типичный легавый. Все его тело могло служить наглядной иллюстрацией к тому, как человек медленно меняется, из мускулистого юноши превращаясь в зрелого мужчину, отягощенного излишним весом. Он был лыс, зато его голый череп украшали вздернутые выше лба очки, а подбородок — трехдневная щетина с отчетливыми вкраплениями седины.
Освободившись от браслетов, Анаис показала на рентгеновские снимки:
— Это изображение убийства, имевшего место в Париже. Жертва — нищий или бомж.
— Хотелось бы услышать от вас нечто такое, чего я еще не знаю.
— Убийство было совершено до весны две тысячи девятого года.
— Откуда такая уверенность?
— Картины написаны в мае или июне две тысячи девятого.
Майор слегка сдвинулся за столом. Расправил широкие плечи и положил перед собой руки, словно готовился к схватке. Анаис заметила у него на руке толстое золотое обручальное кольцо. Он без конца крутил его на безымянном пальце, то ли демонстрируя трофей, то ли пытаясь избавиться от тяжкого бремени.
— Что вам известно об этом деле?
— Какую сделку вы собираетесь мне предложить?
Солина улыбнулся и еще раз крутанул на пальце кольцо.
— Капитан! Вы не в том положении, чтобы торговаться. Я разговаривал с судьей. Вы по уши в дерьме. И это еще мягко сказано.
— Я всю жизнь только и делаю, что нахожу компромисс с преступниками. И мне кажется, что вы могли бы сделать некоторое усилие в этом направлении ради коллеги. Не забывайте, что я располагаю информацией первостепенной важности в деле об убийствах.
Он покачал головой. Похоже, боевитость Анаис ему нравилась.
— И какие условия вас устроили бы?
— Я сообщаю вам все, что мне известно об этом деле, в обмен на немедленное освобождение.
— У вас губа не дура.
— Хорошо. Я согласна на условное наказание.
Солина открыл папку с протоколами допросов. Папка не впечатляла толщиной. Пока не впечатляла.Он перебирал бумаги, а она в это время оглядела кабинет. Он был обшит светлыми деревянными панелями, делавшими его похожим на кабину яхты. Мягко светились тонкие трубки ламп, создавая ощущение уюта.
— Это всем выгодно, — продолжила она. — Вы получите информацию, я — свободу. Ведь между нами нет конфликта интересов. И я могу помочь вам с расследованием.
Полицейский потряс перед ней пачкой скрепленных степлером листов:
— А вы знаете, что это такое?
Анаис ничего не ответила.
— Приказ о вашем отстранении от дела. Пока временном.
— Я могу выступить в роли внештатного консультанта.
Солина положил руки на затылок и потянулся.
— Я не всесилен. В моей власти выпустить вас на три дня, после чего я обязан передать документы в суд и в отдел внутренних расследований. Поскольку вы полицейский, я могу временно выпустить вас на свободу — под свою ответственность. С формулировкой: «В интересах установления истины».
Он ткнул пальцем в середину стола:
— Только предупреждаю вас, моя красавица! Всю информацию вы сообщите мне сейчас же, немедленно, не сходя с этого места. Если выяснится, что вы хоть что-то от меня утаили, я урою вас так, как вам и не снилось. И тогда дерьмо полезет у вас из ушей — поверьте мне на слово, так и будет.
— Очень красиво.
Он снова навалился на стол и сжал кольцо двумя пальцами.
— Кем ты себя считаешь? Где, ты думаешь, находишься? В «Ладюре»? [33]
— А где гарантия, что вы меня не обманете, если я вам все расскажу?
— Слово полицейского.
— И чего оно стоит?
— Двадцати пяти лет честной и беспорочной службы. Надежды на карьерный скачок. Перспективы натянуть нос своим коллегам из уголовки. Положи все это на весы и посмотри, куда качнется стрелка.
Ее эти аргументы не убедили. Убедило другое. Она понимала, что у нее нет выбора. Солина взял ее в заложницы.
— Ладно, — согласилась она. — Но вы отключите мобильник и компьютер. И выключите видеокамеру у себя над столом. Не будете вести никаких записей. Не должно остаться материальных свидетельств нашего с вами разговора. Мы беседуем неофициально.
Солина поднялся с видом усталого хищника. Протянул руку и отключил видеокамеру. Достал из кармана мобильник, выключил его и положил на стол. Наконец снова сел, перевел компьютер в спящий режим и отдал по интерфону приказ, чтобы его не беспокоили.
Поглубже втиснулся в кресло и предложил:
— Кофе?
— Не надо.
— Тогда я тебя слушаю.
Она выложила ему все. Убийства бомжей. Минотавра в Бордо. Икара в Марселе. Гонка за Матиасом Фрером, он же Виктор Януш, он же Нарцисс. Отклонения в психике у главного подозреваемого по делу, проявляющиеся в диссоциативном бегстве. Его стремление самостоятельно расследовать убийства — хотя для него было бы логичнее постараться покинуть Францию. Это можно трактовать как доказательство его невиновности либо очередной потери памяти. А может быть, того и другого одновременно.
Анаис говорила примерно полчаса. Во рту у нее пересохло.
— Вы не дадите мне воды? — попросила она.
Солина открыл ящик стола и поставил перед ней бутылочку «Эвиан».
— Что ему понадобилось на улице Монталамбер?
Анаис ответила не сразу. Она жадно пила воду.
— В одной из своих жизней, — наконец заговорила она, — Фрер был художником. Он носил имя Нарцисс. И страдал психическим заболеванием. Его поместили на лечение в специализированное учреждение под названием «Вилла Корто», расположенное в окрестностях Ниццы.
Она не зря упомянула «Виллу Корто». Ей важна была реакция Солина. Но тот и глазом не моргнул. Следовательно, о бойне, случившейся в этом заведении, он и слыхом не слыхивал. Она решила, что не будет углубляться в этот эпизод. Никто, кроме Кронье, не знал, что она побывала на месте преступления.
33
«Ладюре»— сеть дорогих кондитерских.
- Предыдущая
- 102/153
- Следующая