Выбери любимый жанр

Тепло наших тел - Марион Айзек - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

Я закрываю глаза, и палящее солнце сочится сквозь мои веки, пропитывает мою голову насквозь. Поворачиваюсь к Джули и целую ее. Мы занимаемся любовью прямо там, на одеяле, расстеленном на крыше в двухстах пятидесяти метрах над землей, а солнце в небе стоит на стреме, улыбаясь, как добродушная дуэнья.

— Эй!

Я резко открываю глаза. М пытается испепелить меня взглядом. Он тянется к кусочку мозга у меня в руке, но я успеваю ее отдернуть.

—  Нет!— рычу я.

Наверное, мы с М друзья, но сейчас я скорее убью его, чем поделюсь. Стоит подумать, что он заграбастает эту память своими грязными лапами — и хочется выломать ему ребра, и вырвать из них сердце, и раздавить его в руках, и размозжить ему голову, и растоптать его мозг — пока не оборвется его существование. Эти воспоминания мои.

М смотрит на меня. Видит сигнальные огни в моих глазах, слышит аварийную сирену. Убирает руку.

— Жмот, — ворчит он и запирается в туалетной кабинке.

Я покидаю туалет неестественно решительным шагом. Захожу в мой самолет и останавливаюсь в овале тусклого света. Джули лежит в откинутом назад кресле и негромко посапывает. Стучу по внутренней обшивке — вскакивает, как будто и не спала, и настороженно следит за моим приближением. У меня опять горят глаза. Хватаю ее сумку, нахожу кошелек, а в нем фотографию молодого человека. Показываю ей.

— Мне… жаль, — говорю.

Она смотрит на меня с каменным лицом.

Я показываю на рот. Хватаюсь за живот. Показываю на ее рот. Кладу руку ей на живот. Киваю в окно на безоблачное небо, полное бессердечных звезд. Это самое беспомощное оправдание для убийства, но другого у меня нет. Стискиваю зубы и щурюсь, но глаза все еще горят.

Джули поджала нижнюю губу. Глаза у нее красные, мокрые.

— Кто из вас это сделал? — спрашивает она дрожащим голосом. — Толстый? Тот жирный ублюдок, который и меня чуть не достал?

Смотрю на нее удивленно и не понимаю. Наконец меня осеняет.

Она не знает, что это был я.

Там было темно, я напал сзади. Она не видела. Она не знает. Смотрит на меня, как будто я этого достоин, и не знает, что я убил ее возлюбленного, сожрал его душу и до сих пор ношу в кармане изрядный кусок его мозга. Он жжет меня, как уголь.

Делаю шаг назад, не в силах осмыслить такую невероятную удачу.

— Почему, — не унимается Джули, раздраженно смахивая слезинку, — почему ты спас меня? — Отвернувшись, сжимается в комок, обхватив плечи руками. — Одну из всех… — бормочет она в подушку — Почему?

Вот о чем она спрашивает. Не о том, что важно здесь и сейчас, не о себе, не откуда я знаю, как ее зовут, не о чудовищных планах, которые я на ее счет наверняка лелею, — не этот голод она бросается утолять. Она думает о других. О друзьях, о любимом, о том, почему не смогла занять их место. Я жалкая тварь. Я копошусь на самом дне вселенной. Роняю фотографию на сиденье и смотрю в пол.

— Мне… жаль, — повторяю я и ухожу прочь.

У входа в зал ожидания, прямо на пороге, собралось несколько мертвых. Они смотрят на меня своими пустыми глазами. Мы стоим в молчании, неподвижные, как статуи. Наконец я проскальзываю мимо и удаляюсь в темные коридоры.

Потрескавшийся асфальт хрустит под колесами. Подвеска старого "форда" этому не рада, он завывает, будто захлебывается собственной яростью. Я смотрю на папу. Он кажется старше, чем на самом деле. И слабее. Его пальцы впились в руль. Костяшки белые-белые.

— Пап… — говорю я.

— Что, Перри?

— Куда мы едем?

— Туда, где будет безопасно.

— Такие места еще остались? — осторожно спрашиваю я.

Он отвечает не сразу:

— Туда, где безопаснее, чем здесь.

Улица позади — тут мы ходили в бассейн и растили клубнику, ели пиццу и смотрели кино, тут я родился, и вырос, и узнал все, что теперь знаю, — улица клубится черным дымом. Горит автозаправка, где раньше продавались коктейли с колой. У моей школы заколочены окна. В бассейне больше никто не плавает.

— Пап, — говорю я.

— Что?

— А мама вернется?

Наконец он смотрит на меня. Но не отвечает.

— Она станет одной из них?

— Нет. — Он снова переводит взгляд на дорогу.

— А я думаю, что да. Сейчас ведь все так.

— Перри, — произносит папа. Слова, похоже, даются ему с трудом. — Нет. Я об этом позаботился.

На его лице прорезались глубокие морщины. Они меня одновременно завораживают и отталкивают.

— Почему? — спрашиваю я. У меня дрожит голос.

— Потому что она умерла. На самом деле они не возвращаются. Понимаешь?

Пустоши и отдаленные холмы затуманиваются у меня на глазах. Я пытаюсь смотреть на лобовое стекло, считаю пятна от насекомых и крошечные царапины. Но и они расплываются.

— Главное — помни, — продолжает папа. — Помни ее так долго, как сможешь. Теперь она может вернуться только в воспоминаниях. Благодаря им она все еще жива. И никакие проклятия это не изменят.

Я смотрю ему в глаза, силясь разглядеть в них правду. Он еще ни разу не говорил мне такие вещи.

— Наши тела — это просто мясо. Все, что в ней было самого важного… все это останется с нами.

— Джули.

— Чего?

— Иди сюда. Посмотри.

Мы в заброшенной больнице, собираем все, что может пригодиться. Ветер со свистом рвется внутрь сквозь трещины оконного стекла. Джули подходит ко мне и смотрит вниз.

— Что он делает?

— Не знаю.

Внизу, на засыпанной снегом улице, более-менее по кругу бредет одинокий зомби. На наших глазах он врезался в автомобиль, пошатнулся, отступил к стене, развернулся — и зашаркал в обратную сторону. Все это беззвучно, ни на что не глядя. Мы с Джули следим за ним еще несколько минут.

— Не нравится мне это, — говорит наконец она.

— Ага.

— Как-то… грустно.

— Ага.

— Что с ним такое?

— Не знаю.

Зомби замирает посреди улицы и лишь чуточку покачивается. Его лицо абсолютно пустое. Кожа, натянутая на череп.

— Интересно, как это.

— Что?

— Быть как они.

Я смотрю на зомби. Покачавшись еще немного, он падает. И лежит на боку, и смотрит на промороженный асфальт, и совсем не шевелится.

— Что это?.. — начинает Джули и замолкает. Переводит удивленный взгляд с меня на зомби. — Он что, умер?

Мы молча ждем. Но труп не встает. Меня охватывает гадкое чувство, как будто по позвоночнику ползут маленькие-маленькие насекомые.

— Пошли отсюда, — командует Джули и отворачивается. Я иду за ней. Всю дорогу домой мы молчим, не знаем, о чем говорить.

Стой.

Сделай бессмысленный вдох. Отпусти этот кусочек жизни, который прижимаешь к губам. Где ты? Давно ты здесь? Стой. Ты должен остановиться. Зажмурь нестерпимо горящие глаза и съешь еще кусочек.

Утром меня находит жена. Я сижу, привалившись к стеклянной стене, выходящей на взлетную полосу. Мои глаза открыты и полны пыли. Голова свесилась набок. Я редко позволяю себе выглядеть таким… мертвым. Со мной что-то не так. В животе зияет болезненная пустота, что-то среднее между смертельным голодом и похмельем. Жена хватает меня за руки и заставляет встать. Идет вперед и тащит за собой, как чемодан на колесиках. Меня вдруг кидает в мучительный жар — и я начинаю говорить.

— Имя, — требую я, уставившись на ее ухо. — Имя?

Она только бросает на меня холодный взгляд и идет дальше.

— Рабо… та? Школа? — Я уже не спрашиваю, я обвиняю. — Фильм? Песня? — Меня прорвало, как нефтяную вышку. — Еда? Дом? Имя?

Жена поворачивается и плюет в меня, попадает на рубашку. Рычит как животное. Но стоит мне посмотреть ей в глаза — и слова застревают у меня в горле. Ей… страшно. У нее дрожат губы. Что я творю?

Я смотрю в пол. Несколько минут мы стоим и молчим. Наконец она идет дальше, а я следую за ней, пытаясь стряхнуть странное черное облако, окутавшее мои мысли.

6
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Марион Айзек - Тепло наших тел Тепло наших тел
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело