Темные объятия - Кеньон Шеррилин - Страница 78

• Предыдущая
• 78/93
• Следующая

— Это он! Один из тех, что меня похитили!

— Это был не я! — возразил Ашерон, отбирая у нее палку.

— Саншайн, это Ашерон, мой начальник.

Рот ее округлился буквой «о».

— Ух ты! Вейн говорил, что вы очень похожи, но я не представляла, что до такой степени! Хотя теперь, немного успокоившись, вижу, в чем разница. Тот человек меня напугал, но вы... вы по-настоящему страшный!

— Не будь я сейчас так занят — был бы польщен. — Ашерон указал своим посохом на дверь. — За мной, кельт. Закончим разговор снаружи.

Тейлон не любил, когда им командуют, но сейчас, похоже, у него не было выбора.

Он и в самом деле накосячил, и у Ашерона есть полное право спускать на него собак.

Он вышел на причал, где его поджидал Ашерон.

Лицо Эша покрылось красными пятнами ярости.

— Чертовски увлекательный вечерок у меня сегодня выдался. Начал я с того, что рассказал Кириану и Джулиану о Валерии, а затем часа три-четыре их уговаривал не убивать римлянина прямо сейчас. Наконец уговорил. Хотел было расслабиться и спокойно поработать. И что же? Даймоны являются на болото, а Тейлона-то там и нет! А где Тейлон? А Тейлон у нас играет в Тарзана: прыгает со второго этажа, чтобы спасти свою Джейн ^[36] от страшного злого тигра!

Не будешь ли ты так любезен сообщить, когда и где мне ждать следующего провала? Чтобы я хотя бы успел подготовиться.

— Незачем меня так унижать! — прорычал Тейлон. — Да, согласен. Я облажался...

— Облажался? Нет, дружище. Вот когда тебя застали в квартире Саншайн без штанов, тогда ты облажался. А это куда серьезнее — и называется совсем по-другому!

— Я не собираюсь умолять тебя о прощении.

Ашерон покачал головой. Щека его задергалась.

— Увлекательная ночка только начинается. Я чувствую, что нас ждет еще много интересного. Куча неизвестных факторов, а то, что известно, не вселяет оптимизма.

Что у нас есть? Джулиан и Кириан, мечтающие уложить Валерия в сосновый ящик. Сам Валерий — пальцем о палец не ударит, чтобы помочь кому-либо, кроме своих сородичей-римлян. Двое волков, одержимых жаждой мести. Зарек с обострением — и вся новоорлеанская полиция у него на хвосте. Ник, готовый уволиться, потому что ему надоело подтирать лужи за нашими психопатами. Очень недовольная всеми нами богиня. И единственный Охотник, на которого я могу положиться, — ты.

Он смерил Тейлона суровым взглядом:

— Точнее, еще вчера я сказал бы, что могу на тебя положиться. Сейчас уже так не скажу.

— Ящер, со мной все в порядке!

— Нет, Тейлон. Ошибаешься. Ты прыгаешь со второго этажа и лупишь смертного, которого клялся защищать. Ты ставишь под удар всех нас, а заодно и семью Пельтье. Почему? Потому что он обидел твою женщину. Это не называется «в порядке». О чем ты, черт побери, думал?

Тейлона снова захлестнул гнев.

— Эш, я давно уже не ребенок! Я умею расставлять приоритеты.

— Обычно — да. Но сейчас ты думаешь сердцем, а не головой — и это смертельно опасно для всех нас. Тейлон, мы — Темные Охотники. У нас нет человеческих чувств.

В иное время Тейлон бы с ним согласился. Но сейчас его обуревало в высшей степени человеческое чувство — ярость, которую он с трудом подавлял. Какого черта Эш читает ему нотации? Он лучше Ашерона знает, что поставлено на карту!

— У меня все под контролем.

— Да неужели? — усмехнулся Эш. — Что-то незаметно. Я приказал тебе держать Саншайн здесь — ты ослушался прямого приказа. Ты заключил от своего лица сделки с катагари и с Эротом. Тейлон, ты не имел права брать на себя такие обязательства. Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться, для тебя и для всех нас?

— Я не мог поступить иначе. Мне нужно защитить свою жену. Любой ценой.

— Жену?! — Эш потряс головой. — Тейлон, посмотри на меня!

Тейлон взглянул ему в лицо.

Ашерон устремил на него холодный, непроницаемый взгляд:

— Саншайн — не Нинья. Твоя жена мертва. Умерла пятнадцать столетий назад и похоронена на другой стороне земного шара.

Тейлон взревел от боли и ярости. Неправда! Саншайн — его жена! Он знает это. Чувствует. Она — его жизнь.

Она для него — весь мир.

Не думая о том, что делает, с ревом дикого зверя он бросился на Ашерона, схватил его за горло и начал трясти.

— Она не умерла! — вопил он. — Будь ты проклят, она не умерла!

Эш легко разомкнул его руки, а затем взмахом посоха лишил Тейлона способности двигаться.

Тейлон рычал, пытаясь освободиться от заклятия, но невидимые цепи крепко держали его.

Несколько секунд спустя он пришел в себя — и понял, как далеко зашел.

Он напал на Ашерона.

Эта мысль отрезвила его. Эш прав. Если он не успокоится, не возьмет себя в руки, то навлечет беду на всех Охотников.

На всех своих товарищей.

Глубоко вздохнув, Ашерон освободил его.

— Тейлон, тебе придется принять решение. У Темных Охотников нет жен. У нас не бывает семьи. Мы отвечаем только за себя. Единственные, кого мы охраняем и защищаем, — невинные люди, страдающие от нападений даймонов. Это ты должен четко понять.

— Я понимаю, — прохрипел Тейлон.

Ашерон кивнул. Серебристые глаза его загадочно блеснули.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Хочешь ли, чтобы я попросил Артемиду вернуть твою душу?

Этот вопрос заставил Тейлона задуматься. До сих пор он не сталкивался с подобным выбором. Ни разу за все полторы тысячи лет он не осмеливался и мечтать о том, чтобы Нинья к нему вернулась.

Чтобы она...

Он скривился и прикрыл глаза, словно от боли.

Нинья к нему не вернулась. Ашерон прав.

Нинья умерла.

Та женщина, что ждет его в хижине, — не его умершая жена.

Это Саншайн. Его живая возлюбленная, пылкая, храбрая и любящая.

У нее душа его жены, но все же она — совсем другая женщина. Женщина, без которой он не сможет жить.

А жить с ней — не осмелится.

Тейлону казалось, что сердце его пилят тупым ножом. И все же... Саншайн — обычная смертная. Рано или поздно она о нем забудет и вернется к своей обычной жизни. Быть может, встретит человека, с которым сможет быть счастлива.

Эта мысль ранила больнее острой стали, но Тейлон понимал, что в этом и есть единственный выход.

Он ее потеряет — так или иначе. Значит, стоит дать ей шанс обрести счастье, которое не обернется для нее гибелью.

— Нет, — тихо ответил Тейлон. — Я не хочу возвращать себе душу, зная, что после этого на Саншайн обрушится гнев Камула. Свобода такой ценой мне не нужна.

— Ты уверен?

Он кивнул. Затем покачал головой.

— Если честно, Ящер, — я уже ни в чем не уверен. — Он поднял взгляд на Ашерона. — Скажи, ты когда-нибудь любил?

Ашерон стоически выдержал его взгляд, но на вопрос, разумеется, не ответил.

— Знаешь, есть две вещи в жизни, которые изменяются постоянно, хотя людям кажутся неизменными. Это любовь — и сама жизнь. Если ты действительно любишь эту женщину, если веришь ей, — почему бы не попробовать?

— Но, если я ее потеряю...

— Всего лишь «если», кельт. Точно мы знаем одно: не попытаешься — потеряешь ее наверняка.

— Но если я от нее откажусь, по крайней мере, она будет жить!

— Так же, как жил ты после смерти Ниньи?

— Не смей так говорить!

— Я клялся сражаться с даймонами, но не клялся щадить твои чувства. — Ашерон устало вздохнул. — Знаешь, много столетий назад один мудрый китаец сказал мне: «Тот, кто позволяет страху управлять собой, становится рабом своего страха».

— Конфуций?

— Нет, его звали Мин Квань. Он был рыбаком и готовил, как мне говорили, лучшее в Китае цзунцзы ^[36] .

Тейлон нахмурился: Ашерон постоянно удивлял его неожиданными ответами.

— Ты странный человек, Ашерон Партенопей. Но скажи мне, что бы ты сделал на моем месте?

Ашерон скрестил руки на груди.

— Я, Тейлон, не претендую ни на чье место, кроме своего собственного. И не собираюсь отвечать за последствия твоих поступков. Думай сам, решай сам.

• Предыдущая
• 78/93
• Следующая