Темные объятия - Кеньон Шеррилин - Страница 29
- Предыдущая
- 29/93
- Следующая
Поднимаясь по полутемной лестнице рука об руку с Тейлоном, Саншайн мысленно честила себя на чем свет стоит. О чем она только думает — отправляется домой к почти незнакомому мужчине, да еще ночью, когда в нескольких шагах от нее произошло двойное убийство! Но инстинктивно она понимала: Тейлон не причинит ей зла. Он уже спас ей жизнь — и все, что делал с ней после, можно назвать как угодно, только не злом.
И потом, ей с ним так хорошо.
Так что она обязательно поедет к нему — вот только захватит кое-какие вещички! Что дурного в том, чтобы, прежде чем вернуться к привычным трудам и заботам, подарить себе еще одну сказочную ночь?
И как приятно носить его куртку! Саншайн наслаждалась не только теплом, но и исходящим от нее запахом кожи. Запахом Тейлона.
Войдя к себе, она отдала ему куртку, усадила его на бело-розовую полосатую кушетку, а сама отправилась собирать сумку. Откровенно говоря, все сложилось как нельзя удачнее. Уж очень ей не хотелось ехать к Сторму.
Во-первых, Сторм храпел.
Громко.
Во-вторых, в последний раз, когда она была в гостях у брата, ей пришлось взять в руки тряпку и метлу и два часа сметать пыль, мыть и скрести, чтобы иметь возможность хотя бы присесть. Думаете, он оценил ее труды? Да этот поросенок был в восторге от появления бесплатной уборщицы!
Заходи почаще, сказал он на прощание.
Саншайн собрала смену одежды, тапочки, расческу, положила все это в плетеную сумку, туда же бросила зубную щетку и дезодорант — куда же без него! — и вернулась к Тейлону.
Он стоял у окон, любуясь рядом картин с видами Джексон-сквер. При виде его у Саншайн вновь перехватило дыхание.
Откуда в этом мужчине такая притягательность? Что делает его неотразимым? Золотистые кудри, рассыпавшиеся по плечам? Или, быть может, черные кожаные штаны, обтягивающие самую совершенную на свете задницу? А спина... хоть она и скрывалась под курткой, Саншайн не могла не восхищаться безупречной скульптурной лепкой его тела.
А мускулистые руки, такие сильные и в то же время нежные... О, ей хорошо знакома сила этих рук!
Она помнит сладость его прикосновений, помнит даже, каковы на вкус его пальцы, увлажненные ее интимными соками.
Само совершенство: от золотоволосой макушки — до носков черных байкерских «казаков»!
Заметив девушку, он повернулся к ней.
— Мне очень нравится вот эта, где солнце скрывается за собором. Солнце написано так, что, кажется, ощущаешь его тепло.
Саншайн просияла: какой художник не тает от счастья, когда хвалят его творения?
— Спасибо! Я очень люблю закат на Джексон-сквер. Обожаю наблюдать, как постепенно угасает свет. Как лучи солнца играют в витринах, а те вспыхивают, как огонь.
Он протянул к ней руку, погладил по щеке.
— Ты удивительно умеешь ловить мгновения.
— Верно, умею, — улыбнулась она, подняв на него лукавый взгляд. Тейлону она об этом не скажет, — но больше всего ей сейчас хотелось поймать его. Разумеется, ненадолго. Он — дикий зверь и не станет жить в неволе. Но хоть на несколько счастливых мгновений...
— А где ты живешь? — спросила она.
Этот простой вопрос почему-то поверг Тейлона в глубокую задумчивость.
Он убрал руку. Откашлялся. Вдруг чрезвычайно заинтересовался салфеткой на кофейном столике...
У Саншайн сжалось сердце, и желудок ухнул куда-то вниз.
— О господи! У тебя ведь есть собственная квартира, правда? Ты не живешь с мамой или с какой-нибудь ворчливой старой теткой?
— Разумеется, нет! — с видом оскорбленного достоинства ответил Тейлон. — Конечно, у меня есть собственный дом, но... — И снова замялся.
Та-а-ак. Сейчас ей откроется страшная правда.
— Но ты живешь с девушкой?
— Нет.
Как, еще страшнее?!
— С парнем?!
Он уставился на нее, как на сумасшедшую. Затем его полночно-черные глаза блеснули негодованием:
— Саншайн! Как ты могла подумать?!.
— Ну, Тейлон! Я задала самый простой вопрос, а ты на меня смотришь как баран на новые ворота. О чем еще я могла подумать? — Она окинула задумчивым взглядом его роскошное тело и дорогостоящее байкерское облачение. — И потом, ты с ног до головы в черной коже.
— И что с того?
Она посмотрела на него как на безнадежного тупицу:
— Я, как тебе известно, художница. Среди моих знакомых полно геев, и я более или менее представляю, какую одежду они предпочитают.
На лице Тейлона отразилось нечто неописуемое: прежний вид оскорбленного достоинства не шел ни в какое сравнение с этой гримасой!
— Большое спасибо за напоминание, что только геи ходят в коже. Этот стереотип я как- то не учел. К твоему сведению, я хожу в коже, потому что она хорошо защищает
мою
кожу в тех неприятных случаях, когда случается слететь с мотоцикла и пропахать собой асфальт!— Хм... Да, понимаю. Вопрос снимается. Но тогда объясни, о чем ты так мучительно задумался, когда я спросила, где ты живешь?
— Сообразил, что, когда отвечу, — мучительно задумаешься ты.
В мозгу у Саншайн мгновенно всплыла сотня ответов, один другого страшнее. На кладбище, в склепе. На помойке, в мусорном ящике. В лачуге. В доме из картонных коробок. В плакучем доме. В сломанном автобусе... Господи боже, в этом безумном городе миллион вариантов разного ненормального жилья!
— Не надо меня щадить. У меня нервы крепкие. Так где же ты живешь?
— В пойме.
Саншайн выдохнула с облегчением, не понимая, почему он так этого стесняется.
— Ну и что здесь такого? У меня несколько друзей живут за городом, около поймы...
— Нет, Саншайн. Ты не поняла. Не
около
поймы, ав
пойме.
Он что, серьезно?
Кто в здравом уме согласится жить в пойме? В страшном болоте, полном ядовитых змей, аллигаторов, пожирающих неопознанные трупы, брошенных туда мафиози, и прочих ужасов, о которых даже думать не хочется?
— В пойме?!
Он кивнул.
— Там тихо и спокойно. Никакого шума, никаких звуков цивилизации. Ни соседей, ни машин. Все так же, как много сотен лет назад.
Эти слова он проговорил как-то необычно мягко и задумчиво.
— Для тебя это важно?
— Да, очень важно.
Саншайн улыбнулась. Да, она хорошо представляла себе Тейлона в полном одиночестве, среди первобытных болот, где все осталось таким же, как сотни лет назад. Тейлон во многом напоминал ее отца, — а отец частенько уезжал за город и пропадал там на целый день, а то и на несколько дней, объясняя, что ему нужно пообщаться с природой.
— И давно ты там живешь?
— Очень давно, — ответил он, не глядя на нее.
Саншайн кивнула.
Они направились к двери. Но вдруг Саншайн остановилась, поставила плетеную сумку и вернулась за рюкзаком, стоящим в углу. Этот рюкзак с мольбертом, кистями и красками она всегда держала собранным — на случай, если вдруг представится возможность посетить какие-нибудь живописные места.
— Что у тебя там? — спросил он.
Она подмигнула:
— Все для живописи. Художник не выезжает на пленер без своих орудий труда.
Он с улыбкой взял у нее рюкзак.
— Тогда — вперед, навстречу приключениям?
— Точно. Главное, захвати спрей от аллигаторов — и я вся твоя!
Тейлон смотрел на нее во все глаза, и рот его
сам
собой растягивался в дурацкой широченной улыбке. Губы уже ныли от стараний не показывать клыки. Что за чудесная женщина! Как же с ней хорошо!Хотя порой ход ее мысли просто убивает.
Ее предположение, что Тейлон живет с парнем, он так и не переварил. Да как ей такое только в голову пришло?..
Но, с другой стороны, ему и это в ней нравилось. Нравилось, что она честна и откровенна, что не играет с ним, а прямо высказывает все, что у нее на уме, — не опасаясь этим его разозлить или обидеть.
Саншайн заперла дверь, начала спускаться по лестнице... и вдруг хлопнула себя по лбу:
— О, боже мой! Я забыла сумку! — Бросилась наверх, снова скрылась на чердаке, через несколько секунд появилась с плетеной сумкой через плечо, заперла дверь...
- Предыдущая
- 29/93
- Следующая