Десять лет до страшного суда - Андерсон Честер Муур - Страница 15
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая
Подъему штандарта предшествовал полуторачасовой концерт древней додекафонической музыки, восходящей к чему-то загадочному, называемому Золотым Веком Лиффа. И вот когда длился концерт, нервы Смита начали сдавать.
— Я заявляю вам, доктор, что не смогу этого сделать, — возражал он громким шепотом доктору Джеллфту, который раньше уже прошел через все это.
— Это музыка так выводит тебя из равновесия, мой мальчик, — ответил старый доктор с ностальгическим вниманием. — Помнится, в свое время она расстроила меня тоже. К этой древней музыке просто следует привыкнуть.
— Нет, док, это не музыка, а вся процедура, от начала и до конца. Возведение во дворянство и все такое прочее. Я никогда не верил в подобное, и сейчас… как бы это сказать… — словом, я не смо…
— Благостная Мать, тебя случайно не тошнит, нет?
— Нет, док. Я просто боюсь, что забуду свои слова, которые по сценарию мне следует говорить.
— Это все, что тебя беспокоит? Боже мой, не беспокойся о своих словах, Смит! Все, кто проходят через такую церемонию, всегда забывают свои слова, и теперь это уже превратилось в традицию. Пусть это тебя не беспокоит. Король Осгард очень добродушный и прогрессивный человек, поверь мне. Он не придаст никакого значения тому, что ты забудешь свою роль, и будет подсказывать тебе. Да, тогда я тоже забыл свои слова, что было, то было, но он шептал мне каждый мой ответ, ну прямо как какой-то забытый Матерью суфлер.
Самым странным оказалось то, что, получив такой обнадеживающий совет, Смит не забыл ни слова из того, что от него требовалось говорить по ритуалу. Трехчасовая церемония посвящения в рыцарство прошла без сучка и задоринки, что вызвало немалое удивление короля Осгарда.
Церемония после подъема штандарта была еще более сложной. Никто не удосужился заранее предупредить Смита, что ему для подтверждения своего титула предстоит выдержать дуэль с самым знатным из дворян.
— Черт бы все это побрал, — вылил он свое раздражение на терран, — никто даже не предупредил меня об этом. Если бы я знал об этой дуэли заранее, я бы ни за что не согласился на такую церемонию. Ведь не могу же я выйти и на глазах у всех убить знатного человека. Это не для меня.
— Но никто не требует от тебя, чтобы ты убивал его, — успокоил его Хард. — Это просто ритуал, все делается понарошке. Ведь на самом деле это он должен убить тебя, а не ты его.
— Меня? Это тем более не входит в мои планы. Я категорически отказываюсь быть убитым.
— Да не по настоящему убить, ты, лишенный благословения Матери сын далбера. Я же сказал тебе, что это все понарошке. Вы будете сражаться тупыми шпагами. Такой шпагой ты не сможешь даже поцарапать кого-нибудь. Этот вельможа символизирует держателей акций, ты понял? И вообще, не забывай, что все это делается чисто символически.
Действительно, все оказалось именно так. Такое странное действо можно было назвать не иначе только как символикой. Самый старый вельможа, какого только можно себе вообразить, восьмидесятитрехлетний герцог Тедрио Гар-Гардниен Тсолистран, которому помогали и по мере своих сил поддерживали на ногах двое других дворян в возрасте чуть помоложе его самого, приблизился к Смиту со скоростью примерно одного шага в минуту, дважды взмахнул обмотанной чем-то мягким шпагой над головой Смита, затем опустил ее на его плечо с силой, сравнимой разве что с прикосновением бабочки. Смит, получивший подробный инструктаж от Харда, срочно упал оземь и завопил:
— Сдаюсь, сэр, сдаюсь!
После этого герцог Тедрио промычал несколько нечленораздельных слов относительно долга компании по отношению к своим акционерам, Смит с готовностью согласился, и таким образом Лиффанский Телеграфный Трест превратился в концерн.
— Что нам необходимо сделать, — объявил Гардниен, — так это придумать символ. — Новое дело заставило обоих забыть старую междоусобицу, и он стал главным помощником при Тчорнио по вопросам физической подготовки и его советником. Справедливости ради следует сказать, что Тчорнио редко следовал советам Гардниена, поскольку он вообще редко прислушивался к чьим-либо советам.
— Символ? Какой символ ты имеешь в виду? — спросил Тчорнио. Они сидели в кабинете в здании своей новой штаб-квартиры, которое было взято в аренду за счет первого же денежного поступления от неизвестного благотворителя.
— Я имею в виду какой-то отличительный знак, который мы могли бы носить.
— Но наше общество является секретным.
— Ну, я не имею в виду, что его следует носить на людях, на улице или в других местах. Но мы могли бы одевать его во время собраний, на учениях и подобных мероприятиях.
— Но всех членов проверяют перед тем, как впустить на собрание; им ничего не нужно носить, чтобы подтвердить свою принадлежность к нашей организации.
— Ну, Тчорнио, я вижу, что ты не понял меня. Забудь об этом. — Наступила длительная пауза. Затем Тчорнио вышел из кабинета, чтобы поприсутствовать на церемонии принятия присяги вновь принятыми членами. Все были выстроены в линию, правая рука каждого символически зажимала левую на уровне груди.
— Мы клянемся, — повторяли они, — быть преданными Комитету по борьбе с заговором, беспрекословно подчиняться приказам своих начальников по Комитету, какими бы эти приказы ни были. Мы клянемся быть бдительными в выявлении заговорщиков, где бы они ни находились. Святым Именем Матери мы клянемся в этом.
Тчорнио подошел к члену Комитета, который принимал клятву.
— Сколько их у нас сейчас? — поинтересовался он.
— С этим пополнением — двести шестьдесят семь.
Тчорнио довольно улыбнулся:
— Прогресс, — прокомментировал он. — Прогресс. — Затем, возвратившись в свой кабинет, поделился своими раздумьями с Гардниеном: — Знаешь, эта клятва звучит совсем неплохо. Единственное, чего я не могу взять в толк, так это почему тот невысокий человек настаивал, чтобы она была именно в такой форме.
Гардниен тоже не мог объяснить этого.
— Будь оно все проклято! — прорычал адмирал Беллман. — Это похуже, чем космические шахматы. По крайней мере в шахматной партии в трех измерениях я знаю, сколько у меня людей и где он находятся.
— Очень сожалею, сэр, — оправдывался молодой офицер службы безопасности, который был единственным свидетелем несчастного состояния, в котором пребывал адмирал. — Очень сожалею, — повторил он, — но нам не удается обнаружить канал утечки информации.
— Черт бы вас всех побрал! — выкрикнул адмирал, не контролируя гневный поток своей речи. — Такой канал где-то есть. Каким же образом тогда сенатор Вэлш узнал об Особой Операции?
А в это же самое время сенатор Вэлш довольно хихикал, читая что-то, написанное на маленьком листе бумаги, который ему подали вместе с завтраком.
— Очень интересно, — усмехнулся он. — Да, действительно интересно. — Затем, повысив голос, позвал:
— Гордон!
— Да, сэр, — помощник оказался рядом.
— Гордон, — уже более мягко обратился к нему сенатор. — Не окажете ли вы мне услугу посмотреть кое-что в «Галактической энциклопедии»? Посмотрите, что сказано в этой книге о планете, которая называется Лифф. Эл — и — эф — эф. Спасибо, дружище.
Когда Гордон вышел проверить данные в энциклопедии, сенатор снова возвратился к своему счастливому хихиканью.
— Глупости! — продолжал рычать адмирал Беллман. — Эта старая развалина не могла сама догадаться о таких деталях. Говорю вам, что среди нас имеется шпион от консерваторов. А теперь извольте выйти вон и разыскать его.
Сильно мотая головой, молодой офицер вышел из кабинета Беллмана и стал отдавать распоряжения о проведении третьего по счету расследования с опросами всех подряд работников штаба. Этот Беллман и его утечки информации! Даже сама мысль об этом звучала как оскорбление.
— Да, — с гордостью доложил Тчорнио. — Сейчас у нас свыше шестисот членов.
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая