Десять лет до страшного суда - Андерсон Честер Муур - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

— Извините меня, — вмешался Хард. — Что такое медный провод, за которым вы так охотитесь?

Когда Джону Харлену и Пиндару Смиту вдвоем удалось растолковать Харду, что такое медный провод, тот сказал:

— Если то, о чем вы говорите, является металлической нитью, сделанной из меди, то Гильдия Производителей Парчи может изготовить его для вас, а если нет, то по крайней мере подсказать, кто может это сделать.

— Парчовщики? — удивленно воскликнули в унисон Харлен и Смит.

— Конечно. Они используют золотые и серебряные нити для создания узоров, разве не так? И тот, кто делает эти серебряные нити, сможет сделать и медные.

После этого задача Смита намного упростилась. Он составил список необходимых комплектующих и поставил перед Хардом задачу добыть их. Это приводило к неединичным казусам, таким как, например, то обстоятельство, что магниты можно было достать только В Гильдии Фокусников. Но никаких задержек больше не было.

— Эй, Тчорнио, посостязаемся в скачках?

— Опять? Материнский нос, Гардниен, меня уже тошнит от этих скачек. Мы только этим и занимаемся.

День выдался светлым и ветреным, и Тчорнио, недавно восстановленный дома в сыновних правах после пяти тяжких недель презрения, чувствовал себя лучше, чем после того ночного инцидента в переулке, когда были убиты два его дружка. Материнский Глаз светил ярко, борода и волосы Тчорнио прекрасно развевались на ветру, и самое худшее, что могло омрачить ему сегодняшний день, были бы скачки на далберах.

— А, тебя тошнит от скачек только потому, что ты никогда не побеждаешь.

Это было правдой, но Тчорнио тем не менее захотелось почему-то возразить:

— О чем ты говоришь? Мой Бустрофедон в любой момент обгонит твоего Галиматьяса.

Такое неосмотрительное заявление сделало скачки неотвратимыми.

— Ого! — радостно воскликнул Гардниен. — Тогда докажи это. Давай сюда, становись к линии.

С глумливой помощью других молодых вельмож, которые были с ними на пастбище далберов сразу за городскими воротами, Тчорнио и Гардниену удалось выровнять своих непослушных далберов. Животные, как обычно, не понимали того, что от них требовалось. Бустрофедон Тчорнио был особенно нервозен и им можно было управлять только путем интенсивного использования шпор и крепких слов, которые вызывали унижающий достоинство Тчорнио смех зрителей. Скачки, еще не начавшись, уже испортили ему настроение на целый день.

— Что ты ставишь? — улыбаясь спросил Гардниен.

Гордость требовала от Тчорнио проявления несуществующей у него уверенности в исходе пари, а повышенная нервозность его далбера диктовала необходимость сделать это как можно быстрее.

— Двадцать пять на Бустрофедона, — поспешно выдавил он из себя. Действительно, этот день был для него неудачным.

— Двадцать пять? Это что, игра для малышей? Ставлю пятьдесят на Галиматьяса. Будешь поднимать?

— О… нет. Встретимся в конце скачек.

Тот факт, что никого из зрителей нельзя было заставить поставить на Бустрофедона, не прибавило ему присутствия духа.

И вот, наконец, кто-то произносит ритуальные предстартовые заклинания: «Во имя твоей матери, во имя твоего отца, во имя Короля — и-и-и — СТАРТ!»

При этом выкрике Галиматьяс сорвался как испуганный птеродактилоид и помчался на предельной скорости вдоль овальной дорожки с таким рвением, что от Гардниена требовалось единственное — только удержаться. Что же касается Бустрофедона, то стартовая команда только усугубила его растерянность. Далбер как будто вмерз в землю, и ничего из того, что Тчорнио кричал или делал, чтобы сдвинуть вредное животное с места, не помогало. В то время как Гардниен, подбадриваемый приветственными выкриками из толпы, легко скакал на Галиматьясе вдоль дорожки, Тчорнио все больше краснел как от попыток привести своего далбера в действие, так и от чувства унижения, которое все усугублялось. Прекрасный день, как почти всегда теперь, превращался в жуткий кошмар. Тчорнио не переносил скачек.

Однако прибытие Галиматьяса на стартовую позицию разморозило, наконец, Бустрофедона, и под улюлюканье толпы проклятый далбер проскакал с Тчорнио полдистанции, после чего снова остановился как вкопанный. Тчорнио вынужден был спешиться и вести его к стартовой позиции, получая при этом удары со стороны тупого животного. Унижение Тчорнио было настолько доведено до предела, что его даже мало расстроили как необходимость выплатить сумму ставки, так и беззаботная болтовня Гардниена. Он был, если оперировать эмоциональными категориями, законченным неудачником.

Направляясь к стойлам далберов, Тчорнио вел себя необычно тихо. В постоянной битве за престиж среди своих приятелей он растратил все свои очки. Сознавая неприятную истину, что его престиж упал до рекордно низкой точки, он мучительно думал о том, что должен сотворить хоть что-то ради восстановления былого положения.

— Не стоит так расстраиваться, — дружелюбно сказал ему во время обеда один из приятелей. — Ведь это всего лишь скачки на далберах.

— Нет, не совсем так, — ответил ему Тчорнио, и это было правдой; дело было не столько в этом, сколько в непрерывной цепи неудач на протяжении последнего времени. — Это заговор. — Выпалив это, он сам удивился удачному экспромту, во-время пришедшему ему в голову.

— Заговор? — его приятель мгновенно весь превратился во внимание.

— У меня есть данные, — Тчорнио осторожно выбирал слова, — что здесь в Лиффдарге существует заговор против граждан благородного происхождения. — Сказав это, он с удовлетворением отметил, что у него появилось еще несколько внимательных слушателей.

— Ты имеешь в иду еще одно крестьянское восстание, как триста лет назад? — спросил один из них.

Еще один стал размахивать ногой кабнона как шпагой:

— Мы побьем их всех, — прокричал он. — Мы даже не оставим их в живых для Материнского Проклятия.

Тчорнио стал понадежнее закреплять с таким трудом завоеванные позиции:

— Нет, в данном случае это не крестьяне, — таинственно пояснил он. — По данным, которыми я располагаю, в это вовлечены более могущественные силы. — К нему снова возвратилось приятное чувство собственной значимости. Это, пожалуй, было игрой, которую, хвала Матери, он мог бы успешно играть. — К сожалению, сейчас я не могу сказать вам больше того, что уже сказал, — подытожил он.

— А, он имеет в виду тех двух забытых Матерью мужланов, которые убили месяц назад Гарлина и Дребнио, а он позорно убежал, — фыркнул Гардниен.

Тчорнио с презрением посмотрел в сторону своего друга, но отказался принять оскорбление. Вместо этого он попытался обратить эту угрозу для своего престижа в свою пользу:

— Это было только начало.

— Ты имеешь в виду что-то другое? — поинтересовался один из друзей.

— Да, гораздо большее и худшее, — мрачно подтвердил Тчорнио. — Помните, как я гнался после этого за убийцами и мне не удалось задержать их? — Все кивнули в знак того, что подтверждают сказанное. — Я даже проверял каждого, кто приходил на моления, причем по два раза на протяжении шести дней. — Все снова согласно кивнули.

Тчорнио стал развивать свои достижения:

— Вот поразмыслите хотя бы об одном: каждый простолюдин Лиффдарга участвовал во всеобщих молениях. Учеты Храма подтверждают это. И все же схватить убийц не удалось. Более того, дивизион Гвардейцев обыскивал город в течение каждого всеобщего моления на предмет выявления уклоняющихся от посещения Храма, но они тоже не обнаружили убийц. А ведь убийцы все это время находились в городе.

Присутствующие затаили дыхание. Даже Гардниен был настолько поражен услышанным, что спросил:

— Откуда ты все это знаешь?

— Ну, частично потому, что городские ворота были закрыты, и никто, будь то убийцы или нет, не мог выйти из города. Но главное, — прежде чем выложить свой главный козырь, Тчорнио сделал многозначительную паузу, — Главное в том, что уже после того случая я их видел в городе.

Все заговорили одновременно:

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая