Точно как на небесах - Куин Джулия - Страница 6

• Предыдущая
• 6/60
• Следующая

– Мне нравится есть вкусные вещи без спешки. – Она лукаво взглянула на него и пожала плечами. – А мучаешься ты или нет, меня не касается. Это твои трудности.

– Бессердечная, – проворчал он.

– С тобой – всегда.

Он рассмеялся. Опять. Удивительно. Неужели в частной жизни он оставался прежним Маркусом, таким, каким его привыкли видеть в Уиппл-Хилле? Там он был подлинным членом семьи Смайт-Смит и даже принимал участие в их кошмарных домашних спектаклях. Правда, ему неизменно доставалась роль дерева, и Гонорию это страшно забавляло.

Ей нравился тот Маркус. Она его просто обожала.

Но в последние годы он словно исчез, а его место занял молчаливый, сумрачный человек – лорд Чаттерис. И это было очень печально. Может быть, даже не столько для нее, сколько для него самого.

Старательно игнорируя насмешливые взгляды Маркуса, она неторопливо доела свое пирожное, затем милостиво приняла предложенный носовой платок, вытерла руки и, возвратив платок, поблагодарила:

– Спасибо.

Он кивнул.

– Когда ты собираешься…

Его прервал громкий стук в окно. Гонория посмотрела на маячившую за окном фигуру и различила знакомые цвета на ливрее.

– Прошу прощения, сэр, – сказал лакей. – Я ищу леди Гонорию.

– Она здесь.

– Это… э… – Гонория замялась. Она понятия не имела, как его зовут, но точно знала, что ему было поручено сопровождать компанию юных леди в походе за покупками. – Он служит у Ройлов. – Смущенно взглянув на Маркуса, она встала и пригнулась, чтобы выйти из кареты. – Мне пора. Подруги заждались.

– Я заеду навестить тебя завтра.

– Что?! – Гонория так и застыла в позе согбенной старушенции.

Маркус саркастически приподнял бровь:

– Уверен, почтенная дама, у которой ты гостишь, не станет возражать.

Гонория очень живо представила себе, как именно «не станет возражать» миссис Ройл, когда услышит, что ее дом намерен посетить неженатый граф идеального – чуть меньше тридцати – возраста. Потребуются немалые усилия, чтобы убедить ее не устраивать праздничные торжества с парадом.

– Я убеждена, что тебе окажут чудесный прием.

– Хорошо. – Он откашлялся. – Мы слишком долго не виделись.

Гонория посмотрела на него озадаченно. Наверняка он забывал о ее существовании, как только покидал Лондон, где они время от времени случайно встречались в светских гостиных.

– Рад, что ты в порядке, – отрывисто произнес он.

Гонория не могла понять, чем ее так поразило это банальное высказывание. Но в нем было что-то необычное.

Определенно было.

Убедившись в том, что Гонория в сопровождении лакея Ройлов благополучно добралась до галантерейной лавки и скрылась за дверью, Маркус три раза постучал по стенке экипажа, подавая знак кучеру. Карета тронулась с места.

Маркус удивился, увидев Гонорию в Кембридже. Не то чтобы он пристально следил за ней, но все-таки ему казалось несколько странным, что она гостит у его ближайших соседей, а он ничего об этом не знает.

Как и о том, каковы его собственные планы на предстоящий светский сезон. Более того, он даже не приступал к их обдумыванию, и отнюдь не по причине необыкновенной занятости. Нет, он не солгал, когда сказал Гонории, что у него много дел, но к этому следовало бы добавить одну немаловажную деталь – ему попросту не хотелось ехать в столицу. Дела служили скорее поводом, чем причиной, и вовсе не требовали его неотлучного присутствия в Кембриджшире.

Он терпеть не мог светские сезоны. Ненавидел их. Но раз уж Гонория преисполнилась желанием во что бы то ни стало срочно обзавестись мужем, значит, ему надо поехать в Лондон, проследить за ее действиями и не позволить ей совершить роковую ошибку.

В конце концов, он дал клятву.

Дэниел Смайт-Смит был его ближайшим другом. Вернее, единственным. Единственным настоящим другом.

Множество знакомых – и один настоящий друг.

Так распорядилась жизнь.

Но Дэниелу пришлось уехать. Теперь, если его последнее письмо не устарело, он находился где-то в Италии. Надежда на его возвращение оставалась весьма призрачной, покуда в Англии жил и здравствовал обуреваемый жаждой мести маркиз Рамсгейт.

История, начавшаяся как нелепое недоразумение, обернулась настоящим кошмаром. Маркус убеждал Дэниела не играть в карты с Хью Прентисом. Но нет, Дэниел лишь смеялся. Ему страшно хотелось попробовать свои силы. Прентис всегда выигрывал. Всегда. Он был чертовски способным, этот умник Хью. Математика, физика, история – все давалось ему без труда, даже университетские профессора узнавали от него много нового. Садиться с ним за карточный стол было абсолютно бессмысленно. Он не ловчил, просто раз за разом выигрывал благодаря нечеловеческой памяти и особому устройству мозгов. Мир представлялся ему набором разной сложности схем и формул.

Во всяком случае, нечто подобное он говорил Маркусу, когда они учились в Итоне. Откровенно говоря, Маркус так до конца и не разобрался в его заумных объяснениях, хотя считался вторым лучшим учеником по математике. Но Хью… Он был вне конкуренции.

Трезвомыслящий человек никогда не стал бы играть в карты с Хью Прентисом, но в тот вечер Дэниел мыслил отнюдь не трезво. Он прибыл в компанию прямо из постели некой девицы, хорошенько выпил, сел напротив Хью и…

Выиграл.

Даже Маркус не мог в это поверить.

Не то чтобы он заподозрил Дэниела в нечестности. Никто не заподозрил Дэниела в нечестности. Все его любили. Все ему доверяли. И одновременно все знали, что у Хью Прентиса выиграть невозможно.

А Хью был пьян. И Дэниел был пьян. И все вокруг были пьяны. Поэтому когда Хью опрокинул карточный стол и обвинил Дэниела в мошенничестве, в комнате поднялся жуткий гвалт, и остановить это безумие было некому.

Маркус и по сей день не знал, что в точности было сказано, но через несколько минут стало ясно – Дэниел Смайт-Смит и Хью Прентис встречаются на рассвете. Дуэль на пистолетах.

Оставалось надеяться, что к назначенному часу противники протрезвеют и осознают собственный идиотизм.

Хью стрелял первым, его пуля слегка задела левое плечо Дэниела. Все возмущенно ахнули – выстрел в воздух был бы куда более уместным. А тем временем Дэниел поднял правую руку и выстрелил в ответ.

Тысяча чертей! Он никогда не отличался особой меткостью, но на сей раз не промахнулся и ранил Хью в бедро. Кровь била фонтаном. Маркуса мутило при одном воспоминании об этом. Хирург крикнул, что пуля, вероятно, пробила артерию, ничем иным нельзя объяснить столь сильное кровотечение. Трое суток Хью находился между жизнью и смертью, и никто особенно не задумывался о его раздробленном суставе.

Хью выжил и даже понемногу ходил, но только опираясь на трость. А его отец – чрезвычайно влиятельный и чрезвычайно свирепый маркиз Рамсгейт – поклялся отомстить. В результате Дэниелу пришлось бежать в Италию.

В порту, перед самым отплытием корабля, в последнюю минуту перед разлукой он торопливо попросил:

– Присмотри за Гонорией, хорошо? Не дай ей выйти замуж за какого-нибудь кретина.

Разумеется, Маркус согласился. Разве он мог ответить по-другому? Но он никогда не рассказывал Гонории про обещание, данное ее брату. Это только осложнило бы дело. Ему и без того хватало хлопот. Если бы она узнала, что он приставлен к ней в качестве опекуна, то неизбежно пришла бы в ярость и стала бы действовать ему назло.

Непременно. Он в этом не сомневался.

Не потому, что Гонория отличалась особенным своенравием. В общем и целом она была вполне разумной девушкой. Однако даже самые разумные существа женского пола отчего-то считают своим долгом перечить всякому, кого заподозрят в попытках ими командовать.

Он наблюдал за ней издали и без лишнего шума, ненавязчиво отвадил одного-двух претендентов.

Или трех.

Ну может быть, четырех.

Он дал слово Дэниелу.

А Маркус Холройд был не из тех, кто нарушает свое слово.

– Когда он приедет?

• Предыдущая
• 6/60
• Следующая