Темнейшая ночь (ЛП) - Шоуолтер Джена - Страница 24
- Предыдущая
- 24/71
- Следующая
Все же это он накликал эту чуму на их дом; ему и исправлять. Хотя сможет ли он уничтожить Эшлин? Он понял, что не желает узнавать ответ.
«Ты не можешь убить этих четверых в комнате Люциена», так же угрюмо произнес Аэрон. «Титаны приказали мне сделать это. Кто знает, как они отреагируют на неточное исполнение своих приказов»
«Я слышу вас, больные ублюдки», раздался из-за двери женский крик. «Убейте нас, и Богом клянусь, я убью вас всех».
Новая временная пауза для действий и речей.
Губы Рейеса искривила ухмылка.
«Невозможное деяние, но мне почти бы хотелось увидеть ее попытку».
Женские кулаки забарабанили по двери.
«Выпустите нас! Выпустите нас, слышите меня?»
«Мы слышим тебя, женщина», сказал Рейес. «Уверен, что и глухие также услышали тебя»
Рейес, самый серьезный из них, выдал шутку, и это обеспокоивало. Лишь в крайних обстоятельствах он прибегал к юмору.
Это был кошмар. После веков постоянного однообразия, Мэддоксу неожиданно предстояло допрашивать женщину, а затем уничтожить ее, прежде чем она и дальше могла быть использована против него. Ему надо спасать друга от выполнения немыслимого приказа. И ему предстояло умиротворить богов. Богов, к которым он даже не знал, как приблизиться.
Эти Титаны были неведомыми созданиями. Если он попросит о милосердии и они прикажут совершить нечто гнусное – что он откажется сделать – ситуация определенно ухудшится.
«Почему бы мне к ним не притронуться?» предложил Торин, возвращаясь к компании. Его глаза были такими же яркими и зелеными, как и у девушки в комнате. В то время как ее были наполнены злостью, его глаза утопали в отчаянии. «Если они умрут от болезни, никому не придется брать этот грех на душу». Кроме Торина.
«Нет», сказал Аэрон в тот же миг, когда закричал Парис. «Нет, черт побери».
«Никакой болезни», согласился Люциен. «Начнись она, и уже будет невозможно ей управлять».
«Мы спрячем тела», решительно произнес Торин.
Люциен издал новый вздох. «Это не сработает, и ты знаешь это. Болезнь всегда распространяется»
«Болезнь!» закричала девушка. «Вы собираетесь инфицировать нас? За этим вы притащили нас сюда? Вы отвратительные, ненавистные, прогнившие куски…»
«Тихо», приказал другой женский голос. «Не зли их, Дани»
«Но, бабушка, они…»
Их голоса отдалились. Девушку, очевидно, оттащили от двери. Мэддоксу пришлась по вкусу ее храбрость. Она напомнила ему Эшлин, то, как она стояла пред ним в камере и требовала задрать его рубашку. Ей хотелось сбежать – желание ярко виднелось в ее глазах – но она не сбежала. Простое воспоминание заставило его кровь закипеть, а тело – напрячься. Она даже погладила его рану, вызывая в нем к жизни нечто. Нечто, чего он не понимал.
Нежность, возможно?
Он отрицательно мотнул головой. Он будет сопротивляться этому чувству до последнего вдоха – который произойдет примерно через тринадцать часов, криво усмехнулся он. У него не было, не будет, нет нежности к Наживке или к божественной каре, или чем бы она ни была.
В доказательство этого – увидев в следующий раз, он возьмет ее грубо и быстро, погружаясь…погружаясь… Она будет стонать и выкрикивать его имя. Ее бедра будут сжиматься вокруг его талии и… Нет, нет. Картинка сама нарисовалось в его голове, меняясь, чтоб порадовать Насилие.
Она будет лежать на животе, упираясь руками и коленями. Ее прекрасные волосы будут каскадом спадать по изящной спине, и он сгребет их в охапку, подергивая. Ее шея изогнется; ее губы раскроются во вздохе наслаждения-боли. Он будет отступать и продвигаться внутрь ее плоти – горячей и влажной. Тесной. Да, она будет теснее кулака. Его яички будут шлепать по ее ногам.
Когда я наконец-то заполучу Эшлин в свою постель, я буду нежен. Помнишь?
Эта мысль была проигнорирована. Она будет молить о большем, и он даст ей это. Он…
«Это начинает надоедать». Аэрон толкнул его, впечатывая в стену. «Ты тяжело дышишь и вспотел, а твои глаза начинают мерцать красным пламенем. Готовишься взорваться, Насилие?»
Образ Эшлин, обнаженной и возбужденной, исчез – и это взбесило духа, который намеревался выпрыгнуть из Мэддоксовой шкуры и напасть. Мэддокс осознал, что и он рычит, жаждя снова увидеть ее в мыслях.
«Успокойся, Мэддокс». Безмятежный голос Люциена прорезал дымку. «Продолжай в том же духе, и будем вынуждены сковать тебя. Кто тогда защитит Эщлин?»
Его кровь охладела, отрезвляя его. Они сделают это, он знал это, а оков он не мог допустить. Не днем. Ночью, да. Тогда он был угрозой, и другого пути не было. Я угроза для нее сейчас. Но если его скуют сейчас, когда он сам почти из последних сил цеплялся за разум, он может также признать поражение и прекратить пытаться быть кем-то помимо демона.
Он заметил, что все мужчины пристально смотрят на него.
«Извините», проворчал он. Что-то с ним было очень не так. Эта совместная пляска с духом была неимоверно глупой. Хуже, постыдной. Они обычно бились друг с другом, а не в унисон.
Возможно, ему нужно провести побольше времени в спортзале. Или нужен еще раунд с Аэроном.
«Порядок?» спросил его Люциен. Сколько еще раз ему придется спрашивать об этом сегодня?
Мэддокс напряженно кивнул.
Люциен заложил руки за спину и осмотрел каждого мужчину.
«Поскольку это улажено, давайте обсудим причину, по которой я привел вас сюда».
«Давай обсудим причину, по которой ты привел женщин сюда», вставил замечание Парис, «а не оставил их в городе. Да, у Аэрона есть задание, но это не объясняет…»
«Женщины здесь потому, что мы не хотим, чтоб они уехали из Буды, возможно, увлекая Аэрона за собой», сказал Люциен, прерывая его. «А показал я вам их для того, чтоб вы не поубивали, словив бродящими по крепости. Если они сумеют выбраться, просто приведите их обратно в мою комнату и заприте. Не разговаривайте с ними, не обижайте их. Пока мы не придумаем, как освободить Аэрона от этого поручения, женщины наши нежеланные гостьи. Согласны?»
Один за другим мужчины кивнули. Что еще они могли сделать?
«Пока что, оставьте их на меня и расслабьтесь. Отдохните. Займитесь своими делами. Я уверен, что вы понадобитесь очень скоро»
«Я, первым делом, собираюсь напиться и забыться» сообщил Аэрон, потирая лицо рукой. «Женщины в доме», ворчливо добавил он, уходя. «Почему бы не пригласить весь город целиком на вечеринку?»
«Вот веселье-то было бы», снова забавляясь, ответил Торин. «Помогло бы мне позабыть весь этот взбудораженный муравейник». А затем он также удалился.
Рейес не произнес ни слова. Просто обнажил кинжал и ушел прочь, не оставляя сомнений насчет того, чем он собирался заниматься. Мэддокс предложил бы порезать, исхлестать или избить его, и избавить Рейеса от агонии самобичевания. Он предлагал подобное раньше, но ответом было резкое «нет».
Он понимал потребность Рейеса делать это самостоятельно. Быть бременем так же плохо, как и быть одержимым. У всех имелись собственные демоны – без преувеличений – и Рейес не желал причинять кому-либо беспокойства.
В данный момент, все же, Мэддоксу бы оно не помешало.
«Увидимся позднее, неудачники», хихикнул Парис. «Я возвращаюсь в город». Напряженность затопила его глаза – глаза, что сейчас были скорее тускло синими, чем ярко блестели от удовлетворения.
«У меня не было женщины прошлой ночью или этим утром. Все это…» он махнул рукой в сторону двери, «поколебало мой график. И не в лучшую сторону»
«Ступай», сказал ему Люциен.
Воин засомневался и посмотрел на дверь. Облизал губы.
«Разве что ты впустишь меня в спальню…»
«Проваливай», теряя терпение, отрезал Люциен.
«Им же хуже», пожал плечами Парис и исчез за углом.
Мэддокс знал, что ему следует предложить посторожить женщин. Ведь он был возможной причиной их пребывания здесь. Но ему надо увидеть Эшлин. Нет, не надо. Он хотел этого. Ему ничего не надо. Особенно человека с подозрительными мотивами уже предназначенного умереть.
Но, не зная следующих действий этих Титанов, он осознал, что не желает тратить попусту ни одного мига. Он пойдет к Эшлин, даже не полностью подчинив демона. Кроме того, он может никогда и не быть спокойным, если речь идет об этой женщине. И лучше сделать то, что он хочет, с ней сейчас, пока он не вынужден – он даже не мог заставить себя подумать об этом.
- Предыдущая
- 24/71
- Следующая
