Сердце волка - Хольбайн Вольфганг - Страница 3

— Да ладно, — сказал Штефан, хотя по тону его голоса чувствовалось, что думает он по-другому.

В глазах Висслера блеснуло почти враждебное выражение, и его голос вдруг стал чуть более резким.

— Нет, не «да ладно»! — Он был возмущен. — Вы, похоже, воспринимаете все происходящее как своего рода игру, однако это отнюдь не игра. Вы не знаете этих людей. Возможно, вы много о них читали, но это абсолютно ничего не значит. Вы можете допустить здесь кучу всевозможных ошибок, но одну конкретную ошибку допускать ни в коем случае нельзя — нельзя показывать свою слабость.

— Я это понял. — Голос Штефана звучал совершенно спокойно, но внутренне он буквально кипел от гнева. — Мне нужно напоминать вам, господин Висслер, кто вам платит?

— Нет, — ответил Висслер. Слова Штефана, похоже, не произвели на него особого впечатления. — Но может, мне нужно напомнить вам, за что вы мне платите: вы наняли меня, чтобы я привез вас и вашу супругу в эту страну и затем вывез отсюда живыми и невредимыми. Однако я не смогу этого сделать, если вы не будете соблюдать очень простых правил.

— Например, никогда не спорить с вами?

— Да, когда мы не одни, — подтвердил Висслер. — При этом абсолютно неважно, кто из нас прав. Если эти люди заметят, что у нас нет единодушия, — нам крышка. Вам, похоже, до конца еще неясно, с кем мы тут имеем дело.

— Да и вы тоже не давайте волю своей фантазии, — вмешалась Ребекка. — Мы здесь не в джунглях, а эти люди — не людоеды.

— Нет, не людоеды. Но они — убийцы, воры, грабители и прочие преступники. Они называют себя партизанами, но в действительности они — не более чем шайка бандитов. Единственное, что их интересует, — деньги. И единственное, что они уважают, — сила. Когда мы выйдем отсюда и сядем в джип, то — черт побери! — не делайте и не говорите ничего, на что не получили предварительно моего согласия.

— Вы что, рехнулись? — возмущенно воскликнул Штефан.

— Вовсе нет. Но вы уж слишком наивны, мой дорогой мальчик, — сказал Висслер. Он, судя по его внешнему виду, был лет на пять моложе Штефана, тем не менее в данной ситуации его слова вовсе не казались забавными. — Вы до сих пор так ничего и не поняли? Вы со своей смазливой женушкой, похоже, по-прежнему думаете, что всего лишь проводите здесь затянувшийся уик-энд, своего рода отпуск с приключениями. Но это отнюдь не так. Там, снаружи, — настоящие убийцы. Для них человеческая жизнь не стоит ни гроша!

— Почему же вы вообще сюда приехали, если здесь действительно так опасно? — спросил Штефан.

— Потому что вы мне за это заплатили, — ответил Висслер.

— Не так уж много, чтобы рисковать из-за этого своей жизнью, — возразил Штефан.

От подобного разговора ему все больше становилось не по себе. Он чувствовал, что Висслер припер его к стенке, и это ощущение ошеломляло его. Он и раньше знал, что рано или поздно произойдет подобный спор, но был уверен, что выйдет из него победителем. В конце концов, Висслер был обычным проходимцем, похожим на дешевую имитацию Индианы Джонса, и, как правило, вел себя так, что нужно было еще как следует подумать, прежде чем решиться пригласить его перекусить даже в «Макдоналдс». У него не было никаких шансов выиграть спор с таким человеком, как Штефан Мевес, даже если в качестве аргументов в ход пошли бы удары кулаками и ногами. По крайней мере, Штефан так думал раньше. Теперь же он казался самому себе боксером, который вышел на ринг сразиться с более легким — фунтов на сорок — противником и уже в первые несколько секунд поединка получил столько ударов, что у него все поплыло перед глазами. Ему оставалось лишь надеяться на то, что он проиграет по очкам, а не рухнет от нокаута на ринг.

— Ни с кем из нас ничего не случится, если мы будем придерживаться нескольких простых правил, — сказал Висслер. — Я дал им только то, о чем мы договорились, и не пфеннига больше.

— А почему вы уверены, что они нас, несмотря на это, не пришьют? — поинтересовалась Ребекка. Ее голос был немного встревоженным, но отнюдь не испуганным. — Если эти люди действительно так опасны, как вы утверждаете, что мешает им прикончить нас и затем забрать у нас то, что им захочется?

— Они хоть и негодяи, но отнюдь не дураки, — ответил Висслер. — Люди в принципене могут долго и успешно заниматься тем или иным бизнесом, если вдруг выяснится, что они склонны отправлять на тот свет своих деловых партнеров. И я знаю правила, по которым они живут. Там, снаружи, — настоящиедикари, госпожа Мевес, хотя вы в это и не верите. Они уважают силу и презирают слабость; они не моргнув глазом убьют вас за одну сигарету, но, если вам хоть раз удастся вызвать у них уважение, вы сможете спать безмятежным сном, даже если у вас в сумке будет пакет с бриллиантами.

Штефан мысленно спросил себя, из какого дешевого романа Висслер позаимствовал эту тираду, однако вслух он не произнес ни слова. Схватка с Висслером была им уже проиграна, и попытка возобновить ее в лучшем случае позволила бы ему отыграть лишь пару очков. Кроме того, он боялся, что все-таки вынужден будет признать правоту Висслера.

— А теперь оденьтесь как следует, — произнес Висслер. — Наденьте самые теплые вещи, какие у вас есть. Путь будет довольно долгим, и, похоже, опять пойдет снег.

Штефан и в этот раз ничего не ответил. Они и так уже были одеты во все самое теплое из тех вещей, которые привезли с собой: сине-оранжевые полосатые лыжные костюмы для семейной пары, которые они купили, собираясь в свой первый — и последний — совместный зимний отпуск лет пять назад, зимние сапожки и перчатки, гармонирующие по цвету с костюмами. Когда они две недели назад упаковывали свои чемоданы, Ребекка не смогла удержаться от язвительной реплики, однако он настоял на том, чтобы взять с собой эту громоздкую одежду. Теперь же они были весьма рады, что все-таки взяли ее с собой: без этих костюмов с теплой подкладкой они, наверное, еще несколько дней назад замерзли бы во сне. Термин «центральное отопление», по-видимому, еще не вошел в лексикон жителей этой местности, зато в нем было множество слов, характеризующих понятие «зима».

Штефан подошел к стоявшему у окна большому сундуку, в котором хранились их вещи, открыл крышку и достал сумку со своей фотоаппаратурой и магнитофоном Ребекки. Когда он открыл магнитофон, чтобы на всякий случай поменять батарейки на новые, Висслер сказал ему:

— Зря стараетесь!

Штефан уставился на Висслера.

— Что?

— Я про магнитофон. Вам нельзя брать его с собой. Да и фотоаппарат тоже.

— Что это значит? — Штефан был удивлен.

— Это значит: нельзя фотографировать, — ответил Висслер. — И записывать на магнитофон тоже нельзя. Таковы условия.

— Чьи условия? — раздраженно спросил Штефан.

Казалось, что ему не хотелось верить тому, что он сейчас услышал.

— Баркова, — пояснил Висслер. — Вы сможете с ним поговорить — но без всей этой аппаратуры.

— Вы что, спятили? — сдавленно спросил Штефан. — Или, может, вы забыли, что мы здесь как раз для того, чтобы сделать снимки и записать материалы для репортажа. Я — фотограф, а моя жена — журналист.

— Весьма сожалею, — сказал Висслер таким тоном, что его слова можно было принять за плоскую шутку. — Именно такие условия поставил Барков. Вы можете взять у него интервью. Однако без фотографирования и без записи на магнитофон. Если вас это не устраивает, то нам остается разве что убраться восвояси.

— Вы сами не понимаете, что говорите! — вспылил Штефан. — С таким же успехом мы можем вернуться домой вообще без материалов. Интервью с майором Барковым? Замечательно! Но если у нас не будет какого-либо подтверждения, то это будет равносильно материалу, высосанному из пальца! Нам никто не поверит!

— Это — ваша проблема, — невозмутимо ответил Висслер и пожал плечами. — Я не выдумывал этих условий. Я просто сообщил вам о них.

— Немного поздновато, не так ли? — съязвила Бекки.

Она вздохнула, удрученно покачала головой и, покрепче натянув одеяло на плечи, поднялась на ноги. Висслер, снова пожав плечами, промолчал.