Сердце волка - Хольбайн Вольфганг - Страница 25

Но это, по-видимому, стало понятно и американцу: уже через несколько секунд он повернулся и пошел прочь.

К востоку от них над гребнем горы, край которого был словно отчерчен под линейку, появилась тонкая светло-серая полоска — начинался рассвет. Вскоре эта полоска должна была постепенно распространиться на все небо, и тогда станет совсем светло. Однако вертолета все еще не было слышно.

— Пять минут уже давно прошли, — сказал Штефан. — Ну и где же, черт возьми, ваш вертолет?

— Еще недостаточно светло, — ответил Висслер. В его голосе чувствовались одновременно и нетерпение, и раздражение.

— И насколько же должно быть светло? — спросил Штефан. — Настолько, чтобы русские смогли выпустить по вертолету свои ракеты?

Висслер бросил на Штефана враждебный взгляд.

— Русские — не главная наша проблема, — сурово произнес он.

Висслер на стал пояснять свою реплику, но Штефану тут же показалось, что вой волков стал звучать громче. С тех пор как они втроем покинули маленькую поляну в лесу, жуткий заунывный вой волчьей стаи не прекращался ни на секунду. Кроме того, Штефану казалось, что в этом хоре звучали все новые и новые голоса. Он тщетно пытался отогнать от себя мысль, что волки между собой разговаривают.

— Видите деревья вон там? — Висслер показал рукой в сторону реки.

Штефан, вглядевшись, различил лишь какие-то тени, тем не менее кивнул.

— Их ветви простираются едва ли не до середины реки, — продолжал Висслер. — И с этой стороны тоже. Думаю, что просвет между ними — метров двенадцать-пятнадцать, не больше. Диаметр винта вертолета — девять метров. Если пилот сделает хоть малейшую ошибку или же если вертолет хоть чуть-чуть снесет в сторону резким порывом ветра — ему конец. А потому он не может садиться при таком освещении.

Штефан подумал, что Висслер, пожалуй, прав. Но от этого ему не стало легче. Пять минут превращались в целую вечность. Ему уже казалось, что если они и сумеют продержаться эти «пять минут», то разве что каким-то чудом. Штефан чувствовал, что его и физические, и душевные силы уже на исходе.

Еще раз взглянув на реку, он повернулся и подошел к Ребекке, стоявшей в нескольких шагах позади него. Девочка перестала плакать и спокойно лежала на руках у Бекки. Штефану поначалу даже показалось, что ребенок уснул. Но, подойдя ближе, он увидел, что глаза девочки широко открыты и она с любопытством и совершенно без страха смотрит в лицо Ребекки. Похоже, она поняла, что Ребекка не представляет для нее никакой опасности.

— Она ранена? — спросил Штефан.

— Думаю, что нет.

Ребекка лишь на мгновение взглянула на него и сразу же снова уставилась на девочку, которую она держала на руках как младенца, хотя девочка уже явно вышла из этого возраста и по размерам, и по весу. Лицо Ребекки расплылось в ласковой, нежной улыбке.

Штефану же было совсем не до улыбок. Скорее, наоборот. Он знал, что, даже если они и выберутся отсюда живыми, у них начнутся другие, не менее серьезные проблемы.

— Наверное, у нее сильное нервное потрясение, — предположил он.

— Да, возможно, — ответила Ребекка. — Бедняжка! Ей, конечно же, было ужасно страшно. Интересно, живы ли ее родители?

Она, по всей видимости, предполагала, что волки убили родителей девочки, а ее саму унесли с собой. Вроде бы вполне разумное предположение. Однако Штефан почему-то не мог в это поверить. Что-то тут было не так. Теперь, когда девочка лежала на руках у Бекки, она казалась вполне нормальным, спокойным ребенком, но Штефан тут же вспомнил, как девочка вела себя, когда они с Ребеккой пытались ее утихомирить: она бесновалась, словно дикий зверь. Даже издаваемые ребенком звуки были какими-то звериными, а не человеческими. А еще она попыталась укусить его, причем совсем не так, как кусается разозлившийся ребенок, нет, она попыталась цапнутьего так, как это сделал бы… волк?

— Бред какой-то! — буркнул Штефан.

Он произнес эти слова довольно громко, и Ребекка тут же вопросительно посмотрела на него:

— Что?

— Мне просто интересно, как долго она пробыла среди волков.

— Со вчерашнего вечера, — ответила Ребекка.

— Откуда ты это знаешь?

— Ты же сам слышал ее плач, так же как и я, хотя вон тот придурок все еще утверждает, что это были волки. Возможно, она заплакала, когда волки набросились на ее родителей.

И эта мысль была вроде бы вполне резонной. И опять что-то не сходилось. Эта девочка явно пробыла среди волков дольше, чем всего лишь несколько часов. Намного дольше.

— Ты не сможешь оставить ее у себя, — неожиданно заявил Штефан.

Ребекка — хотя и не очень убедительно — сделала вид, что не поняла смысла этих слов.

— О чем ты? — спросила она.

— Об этой девочке. Как только мы выберемся отсюда, нам придется поместить ее в соответствующее учреждение, — сказал Штефан. — И ты это знаешь.

— Сначала нужно отсюда выбраться, — заметила Ребекка. — К тому же мы не знаем, живы ли ее родители.

— Это нас и не касается, — возразил Штефан чуть более резким тоном. — Так или иначе, мы не сможем оставить этого ребенка у себя.

С лица Ребекки на одну секунду исчезла улыбка, и еще одну секунду Штефан видел в ее глазах ту же твердость и непреклонность, какая была в них во время ее последнего спора с Висслером. Ни Ребекка, ни Штефан теперь не станут ввязываться в подобную дуэль, хотя Штефан понимал, что проиграл бы ее, если бы она состоялась.

— Мы разберемся с этим вопросом, как только выберемся отсюда, — серьезно сказал он.

— Да, конечно, — согласилась Ребекка.

Штефан тут же осознал, что они не будут ни с чем разбираться — по той простой причине, что им не с чембыло разбираться. Ребекка стояла с этим большим «младенцем» на руках и, несмотря на свой жалкий вид — разорванную одежду, засохшую кровь на лице, воспаленные глаза, растрепанные и испачканные кровью волосы, — выглядела такой счастливой, как никогда в жизни, а потому Штефану хватило и одного взгляда на нее, чтобы понять, что она уже приняла решение. Она даже не станет обсуждать этот вопрос и тем более не позволит диктовать себе условия. Для Бекки сложившаяся ситуация была простой и понятной: судьба подарила ей этого ребенка в качестве компенсации за то, что она потеряла своего ребенка несколько лет назад, и никакая сила в мире не заставила бы ее отказаться от него. Больше не говоря ни слова, Штефан вернулся к Висслеру.

— Она сумела успокоить ребенка, — сказал Висслер. — Прекрасно. Ваша супруга умеет обращаться с детьми. У вас есть дети?

Если бы Висслер был хотя бы наполовину таким профессионалом, каким его считал Штефан, то он, черт возьми, наверняка уже догадался бы, что у них нет детей, и, возможно, даже понял бы почему. Тем не менее Штефан спокойно покачал головой и сказал:

— Нет.

— Вот-вот прилетит вертолет. — Висслер сменил тему разговора. — Я его уже почти слышу.

— С этим ребенком что-то связано, ведь так? — неожиданно спросил Штефан.

При этом он посмотрел Висслеру прямо в глаза, однако американец либо в совершенстве владел своими эмоциями, либо действительно не знал, что имел в виду Штефан. Появившееся на его лице вопросительное выражение выглядело абсолютно естественным.

— О чем вы?

— Я не слепой, Висслер, — Штефан был необычайно серьезен, хотя мысленно и спрашивал себя, не выглядит ли он сейчас смешным, — и не глухой. И помню то, что вы говорили раньше. Вы про эту девочку что-то знаете.

Висслер еще секунды две-три продолжал изображать искреннее удивление, но затем, почему-то сначала бросив быстрый взгляд на Ребекку, сказал Штефану:

— Не про этогоребенка, а про таких детей,как он.

— Что означает «таких детей, как он»?

Висслер пошарил быстрым и нервным взглядом по небу над рекой и лишь затем ответил:

— Это всего лишь слухи. Так, глупая болтовня! Во всяком случае, я придерживался такого мнения вплоть до последних событий. Помните, что я вам рассказывал об этой долине и о местных жителях?