Королевская кровь - Харви Александра - Страница 2

— Николас… — с облегчением выдохнула Соланж.

— Садись! — рявкнул он.

Мне не слишком-то нравился старший брат Соланж, но я вынуждена была признать: он появился как раз вовремя. В черной рубашке, с черными волосами он просто сливался с ночью. Его выдавали только серебристые бешеные глаза. Он был потрясающ, и бессмысленно было это отрицать. Но он слишком хорошо знал, как довести меня до такого состояния, что мне хотелось ткнуть вилкой ему в глаз.

Вот как сейчас.

— Гони! — сказал он их брату Логану, сидевшему за рулем, и даже не стал ждать, пока я сяду в машину.

Логан снял ногу с педали тормоза. Машина рванула вперед.

— Эй! — закричала я.

— Николас Дрейк, ты немедленно посадишь ее в машину! — Соланж просунула голову между передними сиденьями.

— С ней все в порядке. Мы должны увезти отсюда тебя.

Я схватилась за край полуоткрытого окна, а Логан остановил автомобиль.

— Извини, Люси, я думал, ты уже успела сесть.

— Ты что, вообще ничего не читаешь? — с отвращением спросила я Николаса. — Если ты оставишь меня здесь, чтобы спасти Соланж, то вместо нее схватят меня!

Соланж открыла заднюю дверцу, и я запрыгнула внутрь. Автомобиль рванулся с места. Позади нас метались тени, угрожающие, голодные.

Я содрогнулась, потом с размаху хлопнула Николаса по затылку.

— Идиот!

— Просто поверить не могу в то, что ты действительно чуть не оставил ее там, — проворчала я, когда Логан уже свернул на нашу дорогу, окруженную разросшимися живыми изгородями.

Неестественный блеск неестественных глаз угас, и теперь вокруг не было ничего, кроме зрелой ежевики и сверчков в кустах. Дело не только в том, что наша ферма была хорошо защищена. Вокруг нее стояли другие фермы, принадлежавшие нашей семье, а все постройки окружал лес. Дрейки жили гут с тех пор, когда эти места считались дикими и опасными, а вокруг бродили бандиты и наемные стрелки. Теперь же это был просто дом.

Но опасность никуда не делась.

— С ней ничего не случилось бы, — раздраженно ответил Николас. — Когда тебя нет рядом, ей ничего не грозит.

Он всегда за глаза говорил о Люси в третьем лице, зато при встречах называл ее Лаки, зная, что это ужасно ее злит. Они действовали друг другу на нервы с тех самых пор, как все мы были детьми. У нас даже есть семейная шутка насчет того, что первыми словами Люси были: «Николас меня обижает!» Мне кажется, я знала ее всю жизнь. Она вытащила меня из моей раковины одиночества, когда мы были еще совсем малышками, но лишь в пять лет я стала называть Люси моей лучшей подругой. Это случилось после того, как она запустила в голову Николаса комком грязи за то, что он стащил мое шоколадное пирожное. Мы вместе учились ездить на велосипедах, нам нравились одни и те же фильмы. Иной раз мы болтали ночи напролет…

— Ничего бы с ней не случилось, — настойчиво повторил Николас, поймав мой яростный взгляд. — Несмотря на ее безрассудность.

— Она просто старалась помочь мне!

— Она человек, — заявил Николас тоном, отметающим любые возражения, как будто он и сам не был человеком, невзирая на генетические изменения.

Мы не были бессмертными, как то утверждается в разных романах-ужастиках, хотя и могли показаться бессмертными благодаря нашим трансформациям. Однако стереотип до того прижился, что иногда проще бывает с ним согласиться. Мама Люси называет нас альтернативно одаренными.

— А ты зануда. — Я коснулась его рукава. — Но все равно спасибо, что приехал за мной.

— Не стоит благодарности, — пробормотал Николас. — Ты ведь знаешь, не надо было поддаваться на ее уговоры и отправляться туда. Такое никогда хорошо не кончается.

— Знаю, но ведь и ты знаешь Люси. Она хотела только добра.

Николас фыркнул, а Логан усмехнулся.

— А она становится симпатичной. Особенно сзади.

— Ничего подобного, — возразил Николас. — Нечего таращиться на ее задницу.

Мне тут же захотелось поделиться с Люси, что мои братья обсуждают ее зад.

— Ты прямо как старик, — презрительно произнес Логан, выключая мотор. — У нас ведь есть сила. Мы должны ею пользоваться.

— Во флирте особой силы нет, — сухо сказала я.

— Есть, если ты знаешь в этом толк. Я вот очень даже неплохо флиртую.

— Это ты нам так говоришь.

— Обаяние — мой особый дар, — скромно потупился Логан.

И правда, какому еще красавчику так бы шла старомодная рубашка с кружевными манжетами? Феромоны, выделяемые вампирами, привлекают людей, как коварные духи, соблазняют их и опьяняют. И Логана природа на этот счет не обидела. Не верьте книжкам, нет у вампиров какого-то особого запаха, разве что мой случай является исключением. Феромоны воздействуют на подсознание с гипнотической силой. Вроде того, как дикие животные чувствуют друг друга в лесу, особенно в период спаривания. Если вампир очень силен, человек даже и не вспомнит, что послужил ему закуской, а просто захочет съесть лишнюю порцию бифштекса или шпината. Но если мы выпиваем слишком много крови, люди становятся анемичными.

При этом на других вампиров феромоны не действуют, опять же кроме моих. Мои феромоны вмиг уловит вампир любой породы. Я, да будет вам известно, не такая, как все, и совсем не в хорошем смысле. Вампиры вообще-то рождаются редко, но отдельные старинные семьи не могут пожаловаться на нехватку детей. Наилучший пример — я и семь моих несносных старших братьев.

Но я — единственная девочка.

Почти за девятьсот лет.

И чем ближе мой шестнадцатый день рождения, тем сильнее я притягиваю к себе других. Прямо как Белоснежка, только я притягиваю к себе не птичек и оленей в лесах, а жаждущих крови вампиров, желающих похитить или убить меня. Политика вампиров вообще довольно грязная штука. Все Дрейки были изгнаны с королевского двора в тот самый час, как я появилась на свет. Меня восприняли как угрозу нынешней правительнице леди Наташе, потому что у меня весьма впечатляющая генеалогия, а еще потому, что вот уже много веков существует дурацкое пророчество, что все кланы вампиров будут объединены под справедливой властью некоей дочери древнего рода.

В отличие от меня леди Наташа происходит совсем не из древней семьи, хотя и мнит себя настоящей королевой вампиров.

Как будто я в этом виновата!

К счастью, моей семье нравилось жить в тиши лесов. До меня доходили недобрые слухи о нашей правительнице, и я радовалась тому, что никогда не встречалась с ней. Она специально откармливала людей на убой и не слишком при этом осторожничала. Наоборот, ей нравилось привлекать к себе внимание и вносить раздор в ряды вампиров. И ей определенно были не по душе молодые хорошенькие девушки. Ни одна из них, похоже, не могла выдержать перемены в ее настроении.

Строго говоря, не следовало бы леди Наташе так поступать с людьми и уж тем более делать это так беспечно. Эта тема стала постоянной в любых разговорах. От критики не удерживались даже те, кто был ей предан — роялисты, следовавшие за правительницей просто потому, что она обладала властью, а не в силу особого уважения. Страх, как всегда, был великим побуждающим фактором.

В последнее время леди Наташа превращала в вампиров все больше и больше людей, чтобы иметь новых сторонников. Ее раздражали кривотолки при дворе, да и факт моего существования ее нервировал, но больше всего ее бесил Леандр Монмартр.

Впрочем, он всем нам внушал беспокойство.

Этот человек, превращенный в вампира около трехсот лет назад, вел себя весьма жестоко и бесшабашно. Он создавал новые выводки вампиров и бросал их полуобращенными и даже погребенными в земле, предоставляя им самим, без малейшей помощи, завершать превращение. Жажда этих несчастных была так сильна, что искажала тела. У них вырастали по две пары клыков вместо одной втягивающейся. Те, что оставались преданными Монмартру, назывались воинством. Те, кто отступился от него, именовали себя кун мамау, Гончие матерей. Одни были достаточно сильны, чтобы выжить в одиночку, других спасали и обучали другие Гончие. Всем было известно, что кун мамау убили бы Монмартра, но они чурались нас и никогда не приняли бы помощи. Отчаянно дорожа своей независимостью, они жили в пещерах. Их женщины становились шаманками и вплетали в волосы бусы из костей. Да, жуткие создания, но куда им тягаться с самыми опасными детищами Монмартра, с так называемыми хел-бларами. У хел-бларов была синяя кожа, а вместо зубов — сплошные клыки, острые как иглы, не втягивавшиеся в челюсти. «Хел-блар» на одном из языков древних викингов означает «синяя смерть». Укус этой твари, называемый поцелуем, действовал даже без обмена кровью. По слухам, они могли превращать в хел-бларов как людей, так и вампиров. Даже сам Монмартр старался избегать их по мере возможности. Он не был мастером прибирать за собой. А хел-блары, когда им не затмевала рассудок жажда свежей крови, еще сильнее, чем Гончие, желали ему смерти. Воинство и Гончие все-таки оставались достаточно здравомыслящими, в отличие от хел-бларов. С ними никто не мог справиться, даже сам Монмартр.