Идти полным курсом - Комм Ульрих - Страница 50

• Предыдущая
• 50/78
• Следующая

Михель Шредер уже занес ногу, чтобы пинком отшвырнуть его в сторону, как вдруг стоящий на коленях с мольбой восклицает:

— Сжальтесь, господин! Я не англичанин, я гамбуржец!

Несколько секунд Шредер оторопело смотрит на него. Но ему некогда разбираться, и он кричит:

— Прочь с дороги! Спросишь потом Михеля Шредера! — с этими словами старший штурман взлетает на полуют, выбивает из руки подвернувшегося англичанина пистолет, валит другого ударом сабли… Потом видит вокруг своих товарищей и в следующий момент — богато украшенный, позолоченный эфес шпаги, которую протягивает ему капитан фрегата.

— Сдаюсь! «Ариадне» больше не на что надеяться, — говорит он, с поклоном подавая Шредеру и свои пистолеты.

— Если не ошибаюсь, наши пути-дороги уже дважды пересекались! — восклицает тот, имея в виду снятие с айсберга и встречу в тумане год назад.

Спустившись на палубу «Ариадны», они остановились перед толпой пленных. Один из них, долговязый блондин с окровавленной повязкой на лбу, окликнул старшего штурмана:

— Одну минуту, господин Михель Шредер!

Старший штурман вспомнил о гамбуржце, просившем пощады, и, приглядевшись, узнал в нем Михеля Зиверса, нанявшегося в свое время на «АннШарлотт» и затем попавшего в Лондоне в лапы к вербовщикам флота его величества.

— Вот как довелось встретиться, — обронил Михель Шредер. — Не лучше ли было тебе оставаться у меня на корабле. А что теперь?

— Я бы хотел обратно в Гамбург, — попросил Зиверс.

— Думаю, что это вполне возможно осуществить. Когда кончится война, голландцы не отправят тебя обратно в Англию. Может, тебе уже недолго осталось ждать.

Больше поговорить им не удалось: каждая пара рабочих рук была на счету, надо было срочно ремонтировать пострадавшие в сражении корабли и готовить их к плаванию к родным берегам. К тому же ещё предстояло буксировать домой захваченные английские суда.

Два дня спустя флот-победитель стал на якорь в заливе Эйссельмер. Над Амстердамом плыл перезвон церковных колоколов, возвещавших победу. Вся Голландия чествовала адмирала де Рюйтера, а Йохан де Витт повесил ему на шею почетную золотую цепь — награду генеральных штатов. Спасителя свободы и отечества прославляли на каждом шагу, но за пышными славословиями скрывалось самое главное: эта победа открывала всем голландским толстосумам, судовладельцам, банкирам и плантаторам неограниченные перспективы быстрого обогащения, не говоря уже об отвоеванных колониях в Вест-Индии и Ост-Индии.

Ни один из ораторов ни словом не обмолвился об истинных причинах того, что семь тысяч английских и нидерландских моряков не вернулись из этого крупнейшего и кровопролитнейшего из всех известных до тех пор морских сражений.

Лето клонилось к закату. Спустя восемь дней после великой битвы флоты англичан и голландцев вновь схлестнулись в яростном сражении. Монк жаждал мести за поражение в Четырехдневной битве; на этот раз англичане имели подавляющий перевес в силе флота. Но Михиэл де Рюйтер вовсе не собирался приносить бессмысленные жертвы: он увел свои корабли в прибрежное мелководье, недоступное глубоко сидевшим в воде английским линейным кораблям. Спустя три недели флот де Рюйтера был вновь приведен в полную боевую готовность, однако адмирал Монк на этот раз не рискнул принять вызов — он научился бояться голландцев.

Обе стороны перешли теперь к ведению «малой войны», в которой основная роль отводилась каперам, подрывавшим морскую торговлю противника. Каперскую лицензию от генеральных штатов получил и Михель Шредер, его легкий фрегат крейсировал между Ла-Маншем и Гельголандом.

В Гамбурге росла тревога за безопасность торговых кораблей. Североафриканские пираты быстро научились извлекать для себя выгоду из неразберихи военного времени, и теперь их корабли заходили даже в Северное море. Совет и адмиралтейство не могли больше противостоять настойчивому давлению коммерц-депутатов и судовладельцев. Постройка двух тяжелых фрегатов была уже делом решенным, хотя парламент, которому предстояло финансировать это предприятие, осторожно заметил, что деньги будут предоставлены не раньше, чем начато строительство кораблей. Последнее, а также события непрекращающейся морской войны представляли собой две главные темы разговоров и споров в залах заседаний совета и гильдий, в конторах купцов и судовладельцев, в трактирах и домах всех, кто тем или иным образом был к этим темам причастен. Теперь Карфангер был почти уверен, что Гамбург получит наконец конвойные фрегаты.

Трезво оценив новую обстановку, Томас Утенхольт пришел к выводу, что раз уж сорвать постройку кораблей не удастся, то необходимо по меньшей мере сделать все, чтобы пробраться в число тех, кто будет распоряжаться конвойной флотилией. Поэтому он принялся уговаривать Матиаса Дреера и Мартина Хольстен добиваться права командовать конвойными фрегатам, когда настанет время искать для них капитанов, обещая обоим не поскупиться на «приобретение» необходимого количества голосов.

— Но почему же не удастся сорвать постройку кораблей? — недоумевал Мартин Хольстен. — Если город и согласился на это дело, то это вовсе не означает, что корабли непременно будут спущены на воду. И если совет поймет, что на этот раз выбросил кучу денег на ветер, то в другой и вовсе поостережется браться за такое.

Утенхольт в сомнении покачал головой; Матиас Дреер изумленно уставился на Мартина Хольстен. Похоже, парень совсем рехнулся! Конечно, в это суровое время никто особо не деликатничал, выбирая средства для достижения цели, но убийство, а теперь ещё и поджог — это уж слишком! Нет, на это он не пойдет. Карфангер прав, добиваясь создания городской конвойной флотилии. Что касается предложения тестя попытаться стать капитаном одного из конвойных фрегатов, то оно Матиасу Дрееру пришлось по душе. Да и кто откажется командовать современным, отлично вооруженным кораблем — ведь это ещё ко всему и адмиральский чин! Но если корабли не сойдут со стапелей, откуда в Гамбурге появиться адмиралам?!

Вопрос так и остался без ответа, ибо в этот момент снаружи, со стороны Эльбы, грянул пушечный выстрел. Стекла в окнах конторы Утенхольта зазвенели. Следом за первым выстрелом прогремели ещё два.

— Это не салют, — встревожился Матиас Дреер, — заряды не холостые.

Мартин Хольстен уже распахнул окно.

— Эгей! Взгляните-ка на этого наглеца.

Все кинулись к окну — и застыли в изумлении. Сумерки ещё не успели сгуститься — часы показывали только половину восьмого — и картина, открывшаяся их взору, не могла быть наваждением. У берега Эльба стояли на якоре три английских «купца», трюмы которых были загружены товаром для Лондона. Рядом стоял один из кораблей Захариаса Спрекельсена, собиравшийся отправиться в Англию вместе с ними. Легкий фрегат под нидерландским флагом, очевидно, поднявшийся вверх по Эльбе, обстрелял англичан зажигательными ядрами, один из «купцов» уже пылал. Его команда в панике попрыгала в воду, в надежде спастись с помощью пришвартованной к борту горящего судна шлюпки. В этот момент вспыхнули паруса и просмоленный такелаж второго из «купцов»; тем временем голландец открыл огонь по третьему. Едва на нем занялся такелаж, голландский фрегат уже стоял лагом к кораблю Спрекельсена.

— Неужто он собирается?.. — только и успел сказать Маттиас Дреер, и голландец, не обращая внимания на гамбургский флаг, развернулся, батареи его левого борта плюнули огнем в такелаж гамбуржца, и смельчак под всеми парусами начал стремительно уходить вниз по течению Эльбы.

Утенхольт и Дреер оторопело таращились на гибнущие я языках пламени корабли. Тишину нарушил голос Мартина Хольстен:

— Похоже, что этот голландец знает фарватер, как свой жилетный карман.

— Ты прав, — отозвался Утенхольт, — чтобы отважиться на такое, надо быть… Но как может гамбуржец?

— А вы вспомните капитанов того несчастного каравана, доставшегося в шестьдесят втором году пиратам. Их тогда с позором изгнали из города, немудрено, что кто-то из них, быть может, подался на службу к голландцам.

• Предыдущая
• 50/78
• Следующая