Человек со свинцовым чревом - Паро Жан-Франсуа - Страница 18
- Предыдущая
- 18/59
- Следующая
Он подошел к Николя, встал у него за спиной, обхватил его правой рукой, уцепившись пальцами за левое плечо, и левой рукой повернул голову Николя влево.
— Вот как это было. Если бы я приложил немного силы, я бы сломал вам шейные позвонки, даже вам, сильному молодому человеку; а графиня была уже немолодой женщиной…
В голове Николя мелькнула мысль, но он сдержался и не стал говорить. Доктор ждал. Нужно было действовать без промедления. Николя принял решение, и только он один должен был за него отвечать: Бурдо не было рядом, а его совет сейчас очень бы пригодился.
На этот раз снова речь шла о преступлении. Кто-то сделал все, чтобы не дать графине поговорить с ним. Николя с сожалением подумал о том, что не предпринял никаких мер, которые могли бы помочь избежать драмы. Он не мог избавиться от одной мысли: если бы он первым появился в церкви, с мадам де Рюиссек ничего бы не случилось. Но сейчас нужно было действовать, а не мучиться угрызениями совести, они еще вернутся к нему в бессонные ночи. И действовать нужно было быстро.
Обязанностью Николя было передать дело магистрату, составить протокол и опросить свидетелей. В его разгоряченном уме всплыли положения королевских указов 1734 и 1743 годов. После предания огласке преступления тело следовало отправить на вскрытие в Басс-Жеоль. Он взвесил риск, вспомнив о некомпетентности врачей, прикрепленных к Шатле. Кроме того, это новое дело имело прямое отношение к преступлению в Гренеле, все могло запутаться еще больше, так, что ничего уже невозможно будет понять. И наконец, заключил Николя, мне поручено расследование особо важных дел. Нужно было убедить доктора Морана и комиссара на время объявить это происшествие несчастным случаем. Тогда, возможно, удастся усыпить бдительность преступника.
Николя увлек доктора Морана за собой в усыпальницу. Монахи стояли вокруг тела и молились. Николя сделал знак комиссару Беркиньи подойти к ним.
— Мой дорогой собрат, я буду с вами откровенен. Выводы доктора совпадают с моими собственными. Жертва упала в колодец не случайно, ее бросили туда, а прежде сломали ей шею. Я должен был встретиться здесь с этой дамой по поводу другого уголовного дела, которое касалось интересов семьи, близкой к трону. Огласка этого убийства может сорвать расследование предыдущего. Я не прошу вас забыть об этом деле, просто помедлите с его разглашением. Ради торжества правосудия необходимо, чтобы его продолжали считать несчастным случаем. Я подпишу все необходимые бумаги, которые вам потребуются, и надлежащим образом сегодня же вечером доложу обо всем месье де Сартину. Могу я на вас рассчитывать?
Месье де Беркиньи, улыбаясь, протянул ему руку:
— Месье, я ваш покорный слуга, и вашего честного слова мне достаточно. Я понимаю причины вашего беспокойства. Я сделаю все, чтобы поддержать эту временную версию, и полностью доверяю вам. Кроме этого, вам, возможно, известны последствия того, что преступление совершено в церкви?
— Честно говоря, нет.
— Это место перестает быть святым, и служить мессу в нем запрещено. Подумайте, какой будет скандал.
— Мой дорогой собрат, я ценю ваше понимание, и этот последний аргумент еще более укрепил меня в моем решении.
— Помните, я приступил к этой работе в 1737-м, и долгое время был помощником инспектора, которого вы хорошо знаете.
— Бурдо?
— Его самого. Он часто говорил мне о вас с особой теплотой, он, обычно такой нелюдимый, так что я думаю, что знаю вас достаточно хорошо.
Решительно, Бурдо всегда оказывался полезен.
— А месье Моран?
— Предоставьте все мне, он мой друг.
— В таком случае я составлю протокол, мы втроем подпишем его, и вы сохраните его у себя до моих дальнейших известий. И еще одно, хотя у меня чувство, что я злоупотребляю вашей любезностью. Могли бы вы перевезти тело графини в ее дворец в Гренеле и передать его самолично? У меня есть причина не показываться там. Графиня исповедовалась в кармелитском монастыре, так что никаких вопросов не возникнет: роковой несчастный случай…
Врач, введенный в курс дела двумя полицейскими, согласился молчать. Он составил и подписал требуемый документ. Тело подняли наверх и с пышным эскортом повезли в Гренель. Николя пошел за отцом Грегуаром в его лабораторию. Все еще под воздействием драмы, он утешился несколькими рюмками мелиссового ликера, своего фирменного напитка. Николя подтвердил ему версию несчастного случая. Монах запричитал, такого в его монастыре еще не случалось. Колодец был открыт в ожидании близких похорон одного из братьев.
— Отец, скажите, а есть ли другие выходы из монастыря, кроме того, что ведет на улицу Вожирар?
— В монастырской ограде полно дверей, мой бедный Николя! Есть еще один вход, он ведет к нашим хозяйственным пристройкам, фруктовым садам и огороду. Еще один выходит на улицу Кассетт, и, наконец, у нас общая дверь с бенедиктинским монастырем Святого Таинства. Не считая того, что выходит к землям, которые в собственности Нотр-Дама. Из этого последнего легко добраться до улицы Шерш-Миди. Наш дом открыт всем ветрам и защищен лишь доблестью наших послушников… для кого-то это становится искушением. Но почему вы об этом спрашиваете?
Николя не ответил, он погрузился в размышления.
— Кто исповедовал мадам де Рюиссек?
— Приор. Это и есть наш покойник.
Николя закончил расспросы и оставил старого друга в задумчивости, в окружении своих реторт. Оставалось только узнать, что увидел на выходе из монастыря Рабуин, его шпион. Лошадь Николя, оставленная у входа в монастырь, нетерпеливо ржала и фыркала. Он вышел на улицу Вожирар и свистнул, как дрозд — условный сигнал, чтобы его человек вышел из укрытия. Со скрипом раскрылись ворота напротив входа в монастырь. Из них вышел Рабуин, закутанный в бесформенную накидку. Прищуренные серые глаза на худом узком лице светились дружелюбием. Ради Николя он готов был пойти на любой риск. Он встал в тени, а его шеф, держа лошадь под уздцы, немного погодя приблизился к нему и остановился, делая вид, что затягивает подпругу. Лошадь разделяла их и давала Рабуину возможность оставаться незамеченным.
— Докладывай, — произнес Николя.
— Я прибыл сюда в три часа. Через полчаса я увидел, как вы входите в монастырь. За несколько минут до четырех…
— Ты уверен? Колокола не звонили.
Николя услышал тихий звон карманных часов с боем. Он улыбнулся.
— Итак, без пятнадцати четыре приехала карета. В ней — пожилая женщина. Она вышла и направилась к церкви.
— А кучер?
— Не сдвинулся со своего места.
— Дальше?
— Улица оставалась пуста до того момента, пока какой-то обезумевший монах не выбежал на улицу. Вскоре он вернулся с двумя людьми, одетыми в черное.
— Спасибо, Рабуин, ты свободен.
Николя вытащил из кармана сюртука серебряную монету и перебросил ее через седло. Он не услышал, как она упала, — Рабуин поймал ее на лету.
Николя помчался крупной рысью. Ему было необходимо как можно скорее увидеться с месье де Сартином и дать ему отчет о последних событиях, чтобы оправдать перед ним свое непростое решение. Главным мотивом этого нарушения предписаний было желание избежать прямого конфликта с графом де Рюиссеком и его покровителями. Он также не забывал, что графиня была крестной матерью мадам Аделаиды. Скандал мог затронуть интересы престола и быть использован в интересах его врагов в это неспокойное военное время. Чем больше Николя размышлял, тем более обоснованным казался ему его поступок, и он был почти уверен в том, что шеф его одобрит.
На улице Нев-Сент-Огюстен Сартина не оказалось. Секретарь поведал Николя, что генерал-лейтенанта полиции срочно вызвали в Версаль по распоряжению месье де Сен-Флорантена, королевского министра. Николя отвел свою лошадь в конюшню, попросил конюха дать ей двойную порцию овса и в уже сгущающихся сумерках направился к Шатле.
Слабо освещенное, массивное и бесформенное здание старой тюрьмы терялось в сумерках, и статуя богини Правосудия над порталом, изъеденная и почерневшая от влажности и непогоды, уже исчезла в темноте. Обменявшись парой слов с отцом Мари, Николя прошел в кабинет дежурного, чтобы прочесть последние отчеты и написать записку месье де Сартину о происшествии в кармелитском монастыре. Он множество раз перечеркивал написанное и переписывал заново. Наконец он скрепил письмо печатью с гербом Ранреев — единственной поблажкой, которую он давал своему тщеславию, — и отдал его старому привратнику с просьбой доставить адресату как можно скорее. В Шатле всегда находился мальчишка, ожидавший срочных поручений и готовый выполнить их за мелкую монету.
- Предыдущая
- 18/59
- Следующая
