Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 28
- Предыдущая
- 28/168
- Следующая
Единство и сплоченность партии были под стать политической грамотности. Методы тоже не отличались разнообразием. Молотов вспоминал: когда он назвал книгу Зиновьева «Ленинизм» «не ленинской», Серго Орджоникидзе, не говоря худого слова, попросту на него кинулся. По счастью, рядом оказался Киров, мужик не из слабых, не то быть бы Вячеславу Михайловичу битым… Если даже «наверху» время от времени доходило до мордобоя – то что же творилось «внизу»?
Впрочем, Россия не являлась чем-то уникальным в Коминтерне. В то же время в Германии политические разногласия тоже выяснялись кулаками, а несколько позже во Франции, например, в таких случаях шли в ход велосипедные цепи, а горячие испанцы применяли револьверы… Культура дискуссии была та еще!
Пока шла война, рядовому партийцу достаточно было не путать красных и белых – большего от него не требовалось, все сложные дискуссии проходили в «верхах» и его не касались. Но в условиях мирного строительства этого становилось недостаточно, ибо любые спорщики прежде всего апеллировали к массам, совершенно задурив своими идеями голову рядовому составу.
Надо было хоть как-то организовывать ту странную субстанцию, которая именовалась партией большевиков, а как и кому эти авгиевы конюшни можно поручить? И вот в апреле 1922 года, по инициативе Ленина, в партии вводят должность генерального секретаря, на которую избирают Сталина. Кроме него, в секретариате работали Молотов и Куйбышев. Это уже были далеко не «письмоводители».
Сейчас много спорят, повысили этим избранием (точнее, назначением – не будем лукавить) статус Сталина или, наоборот, «задвинули» его на незначительную должность в угоду его противникам. Ну, во-первых, он по-прежнему был членом Политбюро, никто его оттуда не убирал, равно как не снимал и с двух его наркоматов. А во-вторых, организационный и технический руководитель партии при том, что партия руководила всем и контролировала все, при хорошей работе мог стать фактическим главой государства – и стал! Если бы он работал спустя рукава, то так и остался бы секретарем, как его предшественники, – но работать спустя рукава Сталин не умел.
Кстати, по замыслу Ленина этот пост был далеко не техническим. До Сталина секретариат возглавлял Молотов, и должность его называлась «ответственный секретарь». Молотов вспоминает: «Я встретился с Лениным. Мы с ним побеседовали по ряду вопросов, потом гуляли по Кремлю. Он говорит: „Только я вам советую: вы должны как Секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу – на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор Секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!“»
Сталин «ерундой» не занимался. Всем известна фраза, которую приписывают Ленину: «Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть». Сказана она была всего лишь через восемь месяцев после этого назначения. Однако этот пост, когда на него избирали Сталина, не предполагал никакой «необъятной» власти – ее не имел Крестинский, не имел Молотов. А Сталин вдруг взял и «сосредоточил»! Надо же, как это ему удалось!
А так же, как и все удавалось, – он просто начал работать. И, как только Ленин отошел от дел, естественным образом стал во главе Политбюро. Не захватил власть, не прорвался, а стал естественным образом! Просто потому, что остальная компания работать была не способна. Но воду мутить!
Чего хотела оппозиция?
Я думаю, что если хорошенько разобраться, то может оказаться, что известное изречение о Тит Титыче довольно близко подходит к Троцкому: «Кто тебя, Тит Титыч, обидит? Ты сам всякого обидишь».
Первым начал Троцкий – сколько же можно на Политбюро романы читать! И, верный своей «иудушкиной»[8] привычке, время выбрал самое подходящее – когда Советская Россия, усилиями Коминтерна, намеревалась ввязаться еще в одну войну. Осенью 1923 года, в самый разгар германских событий, в момент, когда страна была на пороге войны, когда войска готовы были вторгнуться в Польшу, чтобы прорваться в Германию, его сторонники выступили с оппозиционной платформой под названием «Заявление 46-ти». Всем было ясно, что выступление это инспирировано Троцким. В тот момент такой шаг был воспринят партийной элитой как акт прямого предательства.
Сейчас много говорят и пишут о нашей храброй оппозиции, о том, как она отважно противопоставляла себя Сталину. Но почему-то не очень любят публиковать документы этой самой оппозиции. Почему бы это? Может быть, все прояснится, если прочесть хотя бы одно оппозиционное воззвание? Итак, вот оно, «Заявление 46-ти в Политбюро ЦК РКП(б)» от 15 октября 1923 года.
«Чрезвычайная серьезность положения заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжелыми бедами для всей партии. Начавшийся с конца июля этого года хозяйственный и финансовый кризис, со всеми вытекающими из него политическими, в том числе и внутрипартийными последствиями, безжалостно вскрыл неудовлетворительность руководства партией, как в области хозяйства, так и особенно в области внутрипартийных отношений.
Случайность, необдуманность, бессистемность решений ЦК, не сводящего концов с концами в области хозяйства, привели к тому, что мы при наличии несомненных крупных успехов в области промышленности, сельского хозяйства, финансов и транспорта, успехов, достигнутых хозяйством страны стихийно, не благодаря, а несмотря на неудовлетворительное руководство или, вернее, на отсутствие всякого руководства, не только стоим перед перспективой приостановки этих успехов, но и перед тяжелым экономическим кризисом.
Мы стоим перед близящимся потрясением червонной валюты, которая стихийно превратилась в основную валюту до ликвидации бюджетного дефицита, перед кредитным кризисом, когда Госбанк без риска тяжкого потрясения не может финансировать не только промышленность и торговлю промышленными товарами, но и закупку хлеба для экспорта, перед остановкой сбыта промышленных товаров вследствие высоких цен, которые объясняются, с одной стороны, полным отсутствием планомерного организаторского руководства в промышленности, с другой стороны, неверной кредитной политикой; перед невозможностью осуществления хлебоэкспортной программы вследствие невозможности закупать хлеб; перед крайне низкими ценами на пищевые продукты, разорительными для крестьянства и грозящими массовым сокращением сельскохозяйственного производства; перед перебоями в выдаче зарплаты, вызывающими естественное недовольство рабочих; перед бюджетным хаосом, непосредственно создающим хаос в государственном аппарате; «революционные» приемы сокращений при выработке бюджета и новых явочных сокращений при его реализации стали из переходных мер постоянным явлением, которое непрерывно сотрясает госаппарат и вследствие отсутствия плана о сокращениях – сотрясает его случайно, стихийно.
Все это суть некоторые элементы уже начавшегося хозяйственного, кредитного и финансового кризиса. Если не будут немедленно приняты широкие, продуманные, планомерные и энергичные меры, если нынешнее отсутствие руководства будет продолжаться, мы стоим перед возможностью необычайно острого хозяйственного потрясения, неизбежно связанного с внутренними политическими осложнениями и с полным параличом нашей внешней активности и дееспособности. А последняя, как всякому понятно, нужна нам теперь больше, чем когда-либо, от нее зависят судьбы мировой революции и рабочего класса всех стран…»
Как видим, первая часть письма посвящена констатации того ну прямо-таки никому не ясного факта, что положение хреновое. С ума сойти, какое открытие! Впрочем – нет, не совсем хреновое, ибо были достигнуты некоторые успехи, и даже крупные – хотя руководство страны тут ни при чем, достигнуты они были совершенно стихийно, вот взяли и родились сами собой из хаоса. Но все равно много хренового, и надо принимать меры. И, по-видимому, сейчас мы познакомимся с планом этих самых широких, продуманных и прочих мер, разработанных партийной оппозицией.
8
«Иудушкой» как-то раз со злости назвал Троцкого Ленин.
- Предыдущая
- 28/168
- Следующая