Ты – лучший - Мэй Сандра - Страница 7
- Предыдущая
- 7/31
- Следующая
Когда Джону исполнилось пятнадцать, неожиданно объявился его дед из Каракаса. Луис Аркона. Худой, жилистый старик с глазами Марисабель на изможденном лице. Джон запомнил драгоценный перстень на тонком пергаментном мизинце, а еще то, как страшно они с папой орали друг на друга. Джон не выдержал, сбежал в сельву, а когда вернулся, то увидел, что жилистый старик плачет, а папа что-то ему говорит, и на столе между ними стоит большая бутыль с самогоном, уже наполовину пустая.
Дон Луис Аркона умирал. Видимо, именно поэтому он и решил отдать все долги. Джон с ним почти не разговаривал, только смущенно отводил глаза, когда старик пытливо вглядывался в его лицо. Потом дон Луис уехал, а через два месяца на ранчо заявился адвокат с целой кипой бумажек, из которых следовало, что Джон Карлайл Аркона является единственным наследником многомиллионного состояния своего деда. Разумеется, до поры до времени состоянием он распоряжаться лично не сможет, но опекуны и стряпчие отлично за всем проследят…
В тот вечер они поругались с отцом. Ричард, за долгие годы отвыкший от пространных речей, пытался объяснить своему сыну, зачем нужно образование, а сын яростно возражал, объясняя отцу, что Амазонка и сельва вместе взятые способны научить человека единственно важной вещи в жизни: как выжить.
Спустя семь лет после той ссоры они опять спорили, только теперь поменялись ролями. Джон уже вкусил к тому времени прелестей цивилизации и мечтал о собственном бизнесе, а Ричард бубнил, что город еще никого до добра не довел… Может, они бы и поругались насмерть, да только Джон в глубине души сам понимал, что без этой мутной реки, без этой изумрудной зелени и синего неба, без конского ржания и ветра в лицо ему не прожить. Вот поэтому каждое лето он бросал все свои дела в Нью-Йорке и Лондоне и приезжал сюда. В сельву.
Отцу было одиноко, поэтому Джон не мог его осуждать за то, что на старости лет тот вздумал привести в дом молодую жену. Да и какая там старость? Ричарду Карлайлу было двадцать пять, когда он женился на Марисабель, тридцать два, когда он ее похоронил, и сорок семь, когда в Доме На Сваях появилась пугливая, робкая Каседас. Единственное, что несколько шокировало Джона, так это то, что ей было всего двадцать лет, но, с другой стороны, женщины сельвы быстро стареют… Джон никогда не считал Каседас настоящей мачехой, да и все в доме напоминало о Марисабель, и ни о ком другом. Впрочем, они подружились, тем более что были практически ровесниками, и сейчас стало ясно, что мачеха из Каседас получилась хорошая. Дом На Сваях стоял крепко, и по белым стенам ползли лианы и разноцветные вьюнки, под крышей ворковали дикие горлицы, а из кухни пахло свежим хлебом.
Каседас была квартеронкой – на четверть яномами – и ее родичи часто приходили в гости из сельвы. К невысоким, смуглым, всегда доброжелательным и тихим индейцам Джон привык с детства, но Каседас помогла ему лучше узнать это удивительное племя…
Джон уверенно вел машину по едва приметной тропе. Старый джип потряхивало и подбрасывало на неровной дороге, но Морин это совершенно не мешало. Она с восторгом рассматривала открывшийся перед ней живописный пейзаж. Яркие птицы с бесстрашным любопытством скакали по ветвям, повсюду бушевали невозможной яркости цветы, откуда-то из чащи доносились странные и страшноватые звуки, очень напоминавшие рычание. И зелень. Изумрудная, сочная, мясистая, почти хищная зелень травы, блестящих широких листьев, гибких молодых лиан. Воздух был горячим, благоухающим и влажным, его можно было пить, словно душистый мате, к которому Морин пристрастилась в этих прекрасных краях.
– Как же здесь красиво! Прямо рай на земле.
– Любуетесь? Валяйте, любуйтесь, пока время есть. Дома его у вас не будет.
– Кто рано встает, тому Бог подает. Слушайте, и вы здесь выросли? Это же замечательно! Вы должны себя ощущать Властелином Леса.
Джон с подозрением покосился на опасную пассажирку. Пусть даже не пытается охмурить его! Он холоден, как айсберг.
– Я не столь романтичен. Да и сельва не терпит романтиков. Здесь нужно трудиться, чтобы выжить. Сюда я приезжаю не отдыхать, а работать. На всякие глупости времени нет.
– По-вашему, я что имела в виду? Властелин Леса – вовсе не сексуально озабоченный мачо, норовящий изнасиловать любую особь женского полу. Все-таки у вас была психотравма, мой суровый босс…
– Вас когда-нибудь… насиловали?
Джон сам не знал, как у него вырвался этот вопрос. Наверное, потому, что он в этот момент опять вспомнил Боско и его руки, суетливо лапающие Морин О’Лири. Боско вполне был способен на изнасилование.
– Нет, этого ужаса в моей жизни, слава богу, не было. Меня бережет мой ангел-хранитель. Я ведь католичка. Кроме того, у меня есть отец, который меня обожает, и младший братик… у которого телосложение, как у морского пехотинца. И у него черный пояс по карате.
– А у вас, надо полагать, полно медалей по баскетболу?
– Ох, зачем я вам сказала!
– Что ж, даже у прекраснейшей из женщин должны быть слабые места.
– Вы на самом деле так думаете?
Морин было приятно слышать такое от Джона Карлайла. Честное слово. Ей много раз делали комплименты, но почему-то именно в устах Джона Карлайла комплимент хотелось считать правдой.
Джон заерзал на сиденье, и джип начал выписывать разухабистые петли.
– Послушайте, мисс О’Лири…
– Морин. Просто Морин.
– Да, Морин… Я не собираюсь услаждать ваш слух славословиями. Полагаю, у вас и без меня полно воздыхателей. Я же, напротив, не собираюсь слепо восхищаться вами, но буду следить за каждым вашим шагом. Одну битву вы выиграли, но это еще не победа в целой войне.
– А почему нам нужно воевать? Война – это тупик. Я предпочитаю мирное сосуществование и сотрудничество.
– Отлично! Если вы и в самом деле хотите сотрудничать, выбросите из головы всякие попытки охмурить мужскую половину приглашенных.
– Ой, босс, вы прямо какой-то маньяк! Я и не думала ни о чем подобном… Боже мой, это и есть ваше ранчо? Какая красота! И дом – он ведь огромен! О, а вот и молодые ранчеро бегут к нам навстречу.
– Мисс О’Лири!
– Морин. Просто Морин.
Рикардо, молодой парень, помогавший обычно на конюшне, залился темным румянцем при виде гостьи, потупил огненный взор и страстным шепотом приветствовал собственные сапоги.
– С приездом, сеньорита! С возвращением, сеньор Джон.
После этого он с явным облегчением уселся за руль джипа и отогнал его в гараж. Морин проводила его внимательным и любопытным взглядом и констатировала:
– Он очень смущен.
– Ничего удивительного. Рикардо всю жизнь провел в сельве. Он никогда не видел таких женщин.
– Каких таких?
– Белых. Рыжих. Высоких. Красивых. Эффектных. Хватит?
– Говорите, говорите еще! Подумать только, всего час назад я была последней дрянью, а сейчас мои котировки так выросли! Белая! Рыжая! Красивая! Стало быть, вы изменили свое мнение обо мне? Что ж, тогда вам следует извиниться.
– Я извинюсь, когда буду знать настоящую правду, вы сами обещали рассказать. Пока я знаю лишь то, что застал вас с Боско.
– Вы сейчас похожи на ярого пуританина.
– А ваше мнение меня совершенно не волнует, мисс… Морин. Пока я верю собственным глазам, а они видели… ладно, не будем уточнять. Кстати, в доме было полно народу. Вы могли бы закричать. Могли попросить о помощи меня, если уж на то пошло. Я бы с удовольствием врезал Боско.
Морин мрачно пробормотала:
– Я же сказала, все произошло слишком быстро. Он в одно мгновение повалил меня на ту проклятую кушетку…
– Вы не настолько хрупки, моя дорогая!
– За дорогую спасибо, а что до моих габаритов – ну знаю, знаю я! Большая девочка, что ж делать. Я честно худею раз в месяц. Сижу на одной минералке, хожу в тренажерный зал. Не помогает.
Джон неожиданно выпалил:
– А зачем? Вы же действительно красивы! Пожалуй, если выбирать между вами и супермоделью…
Морин зарделась и затрепыхала ресницами так нахально, что Джон только махнул в отчаянии рукой и размашисто зашагал к дому.
- Предыдущая
- 7/31
- Следующая
