Армадэль. Том 1 - Коллинз Уильям Уилки - Страница 45
- Предыдущая
- 45/82
- Следующая
Предмет предостережений Аллэна была толстая пожилая женщина. Четырнадцать ступеней отделяли ее от хозяина дома, она останавливалась четырнадцать раз, поднимаясь на них, и четырнадцать раз вздыхала. Природа, разнообразная во всем, до крайности разнообразна в женском поле. Наружность некоторых женщин напоминает амуров и граций, а наружность других — горшок с салом. Эта принадлежала к последним.
— Очень рад видеть вас в добром здоровье, — сказал Аллэн, когда должность кухарки была ему названа. — Вас зовут Гриппер? Я считаю вас, миссис Гриппер, самой драгоценной особой в доме по той причине, что никто не любит так хорошо пообедать, как я. Сделать распоряжения? О, нет, я не буду делать распоряжений, я предоставляю все это вам. Крепкий бульон, баранина с подливкой — вот, по-моему, хороший стол… Постойте! Вот еще кто-то другой. О! Буфетчик тоже драгоценный человек. Мы пересмотрим все вина в погребе, господин буфетчик, и, если после этого я не буду в состоянии сказать вам мое мнение, мы пересмотрим в другой раз. Говоря о вине… Вот еще идут на лестницу! Не беспокойтесь, вы все отлично аттестованы, и вы все останетесь у меня… О чем я говорил сейчас? Что-то о вине… Да! Я вот что скажу вам, господин буфетчик, новый хозяин не всякий день приезжает в Торп-Эмброз, и я желаю, чтобы мы все начали нашу жизнь в самых лучших отношениях. Угостите слуг в честь моего приезда и дайте им выпить, что они захотят, за мое здоровье. Жалко то сердце, миссис Гриппер, которое не радуется никогда. Нет! Я теперь не пойду в погреб, я хочу подышать чистым воздухом до чая. Где Ричард? Есть здесь сад? По которую сторону дома? Вам не надо показывать мне дорогу, я пойду один, Ричард, и постараюсь заблудиться в моих собственных владениях.
С этими словами Аллэн сошел с террасы, весело посвистывая. Он кончил утром свои домашние дела самым удовлетворительным образом.
«Многие толкуют о том, как трудно управлять слугами, — подумал Аллэн… — Что они хотят этим сказать? Я вовсе не вижу никаких затруднений».
Он отпер калитку и вышел в рассадник, окружавший торп-эмброзский сад.
«Славное тенистое местечко для того, чтобы выкурить сигару, — говорил Аллэн, расхаживая, засунув руки в карманы. — Желал бы я вбить себе в голову, что оно действительно принадлежит мне».
Рассадник вел в обширный цветник, ярко облитый лучами утреннего солнца. С одной стороны арка, пробитая в стене, вела в фруктовый сад, с другой терраса спускалась в нижний итальянский сад. Пройдя мимо фонтанов и статуй, Аллэн дошел до другого рассадника, который, по-видимому, вел в какую-то отдаленную часть парка. До сих пор не было ни видно, ни слышно ни одного человеческого существа, но когда Аллэн дошел до конца второго рассадника, ему что-то послышалось по другую сторону кустов. Он остановился и прислушался. Два человека громко говорили — старый мужской голос, в котором слышалось упрямство, и голос молодой женщины, в котором слышался сильный гнев.
— Напрасно, мисс, — доносился старый голос. — Я не должен этого позволять и не позволю. Что скажет мистер Армадэль?
— Если мистер Армадэль джентльмен, каким я его считаю, старый грубиян, — отвечал молодой голос, — он скажет: «Приходите ко мне в сад, мисс Мильрой, так часто, как только вам угодно, и берите столько букетов, сколько хотите».
Блестящие голубые глаза Аллэна лукаво сверкнули. Побуждаемый внезапной мыслью, он тихо дошел до конца рассадника, перепрыгнул через низкий забор и очутился в красивом небольшом зверинце, через который проходила усыпанная песком дорожка, на которой спиной к Аллэну стояла молодая девушка, стараясь пройти мимо старика с граблями в руках, упорно преграждавшего ей дорогу и качавшего с укором головой.
— Приходите ко мне в сад, мисс Мильрой, так часто, как только вам угодно, и берите столько букетов, сколько хотите, — вскричал Аллэн, точно повторяя ее собственные слова.
Молодая девушка вскрикнула и обернулась. Нижний край кисейного платья, который она придерживала спереди, выпал у нее из рук, и целая куча цветов рассыпалась по дорожке.
Прежде чем было произнесено другое слово, упрямый старик выступил вперед с чрезвычайным спокойствием и приступил к решению вопросов в своих личных интересах, как будто ничего не случилось и никого тут не было, кроме нового господина и его.
— Нижайше поздравляю вас с приездом в Торп-Эмброз, сэр, — сказал старец. — Меня зовут Абрагэм Сэдж. Я служу в здешнем саду более сорока лет и надеюсь, что вы позволите мне остаться на своем месте.
Таким образом, садовник говорил, имея в виду только свои собственные интересы, но говорил напрасно. Аллэн стоял на коленях на песочной дорожке и собирал упавшие цветы. В этот момент у него сложились первые впечатления о внешности мисс Мильрой. Она была и хороша, и нет. Она очаровывала, разочаровывала и восхищала опять. По признанным правилам красоты она была слишком мала и слишком развита для своих лет, а между тем немногие из мужчин пожелали бы, чтобы у нее была другая фигура. Ее хорошенькие ручки были такие пухленькие, что трудно было приметить, как они были красны от избытка молодости и здоровья. Ножки грациозно извинялись за старые и дурно сшитые башмаки, а плечи вполне вознаграждали за поношенное кисейное платье. Темно-карие глаза были прелестны, они светились чистым нежным светом, умом, нежностью и кротким веселым выражением, а волосы, насколько позволяла их видеть поношенная старая шляпа, были того светлого каштанового цвета, который по контрасту придает красоту темным глазам. Но кроме этих привлекательных черт были и несовершенства во внешности этой странной девушки. Нос ее был слишком короток, рот чересчур велик, лицо слишком кругло и румяно. Хорошая реалистическая фотография была бы к ней беспощадна, а скульпторы классической Греции с сожалением и с поклоном выпроводили бы ее из своей мастерской. Несмотря на все это, пояс, которым была опоясана мисс Мильрой, был все-таки поясом Венеры, и ключ, отпирающий все сердца, она всегда носила с собой. Прежде чем Аллэн поднял вторую пригоршню цветов, он уже в нее влюбился.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Армадэль, — сказала она, неохотно принимая цветы, которые Аллэн бросал к ней на платье. — Мне так стыдно! Я, право, не имела серьезного намерения так смело ворваться в ваш сад… Я так, проговорилась, право! Что мне сказать в извинение? О, мистер Армадэль, что вы должны думать обо мне?
Аллэн вдруг догадался, что ему следует сделать комплимент, и сказал его с третьей пригоршней цветов по-своему прямо и простодушно:
— Я скажу вам, что я думаю, мисс Мильрой. Я думаю, что самая приятнейшая прогулка в моей жизни та, которая сегодня утром привела меня сюда.
Он казался пылок и красив. Он обращался не к женщине, которой уже надоел восторг, а к девушке, только что начинавшей жизнь женщины, и во всяком случае ему не вредило его звание торп-эмброзского владельца. Выражение раскаяния на лице мисс Мильрой почти исчезло. Она потупила глаза, скромно и с улыбкой смотря на цветы, лежащие у нее на платье.
— Я заслуживаю строгого выговора, — сказала она, — а не комплиментов, мистер Армадэль, менее всего от вас!
— О да, вы их заслуживаете! — вскричал опрометчивый Аллэн, проворно вскочив на ноги. — Притом это не комплимент, это правда: вы самая хорошенькая.., извините, мисс Мильрой, на этот раз я проболтался.
Между определенными нормами поведения, которых должны придерживаться женщины, может быть, самой тяжелой в шестнадцать лет можно назвать серьезность. Мисс Мильрой едва удерживалась от смеха, улыбнулась, опять удержалась и успела сохранить серьезность.
Садовник, все еще стоявший тут же и терпеливо ожидавший удобного случая, посчитал, что теперь удобно воспользоваться в своих личных интересах первой паузой, наступившей после появления Аллэна в зверинце.
— Я нижайше поздравляю вас с приездом в Торп-Эмброз, сэр, — сказал Абрагэм Сэдж, упрямо начав свою речь во второй раз. — Меня зовут…
Прежде чем он успел произнести свое имя, мисс Мильрой случайно взглянула на упрямое лицо садовника и уже никак не могла хранить свою серьезность и громко расхохоталась. Аллэн, никогда не пропускавший случая последовать такому веселому примеру, тоже разразился хохотом. Благоразумный садовник не удивился и не обиделся, он дождался новой паузы и опять заговорил о своем в ту минуту, когда молодые люди перестали смеяться, чтобы перевести дух.
- Предыдущая
- 45/82
- Следующая
