Добродетельная вдова - Грейси Анна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/21
• Следующая

Она лежала, напряжённо вытянувшись, на спине, вся сжавшись под одеялом в своём коконе из простыни, стараясь не касаться его. Она лишь слушала шум ветра в деревьях да дыхание лежащего рядом мужчины. На этот раз спать с ним оказалось гораздо хуже, чем в первую ночь. Тогда она боялась его как незнакомца. Теперь от него веяло иной опасностью, от которой сковородой не защититься.

Прежде он был для неё чужаком, не более чем раненым с красивым телом. Теперь же она знала, что в глазах его могут плясать чёртики, знала, какой он на вкус, какие ощущения дарят его руки, гладя её кожу, лаская её, словно он считал её красивой и любимой. До замужества она привлекала мужчин лишь своим наследством. Сейчас она ничего не могла предложить, только себя. Однако же он всё равно хотел её. И когда прикоснулся к ней, она почувствовала себя… желанной.

В этом крылась опасная притягательность. Он уже проник ей в душу, если не под юбки. Теперь только тоненькая хлопковая простыня защищала её добродетель… и её сердце. Она лежала натянутая, как струна, едва осмеливаясь дышать.

– О, Бога ради! – он повернулся, вздыбив одеяло и простыни, перекатил её на бок и прижал спиной к своему телу.

– Прекратите. Вы обещали…

– И не нарушу обещания! Всё в рамках приличия, какое я в состоянии обеспечить. Элли, перестань волноваться. Мы завёрнуты в простыни – что может быть безопаснее. Но я не могу заснуть, пока ты вот так лежишь, словно одеревенела… – Он неловко засмеялся. – У меня та же беда, если хочешь знать.

Элли зарылась горящей щекой в холодную подушку. Нет, она ничего не хотела об этом слышать. Хватит того, что она ощущала эту его «беду» даже сквозь простыни. На что немедля отозвалось всё её тело.

– Прости, надо было держать язык за зубами. Ладно, оставь волнение, любимая, и давай спать. Ты же знаешь, так мы оба лучше отдохнём.

Ничего Элли не знала, но противиться не стала и продолжала лежать прижатой к его телу, наслаждаясь теплом мужчины, исходящей от него силой и чувством защищённости. Как непривычно и соблазнительно ощущать себя… желанной.

Они долго лежали в тишине, прислушиваясь к шуму ветра за окном. В конце концов она заснула.

Он лежал в темноте, прижимая Элли к себе. Даже через простыни, он чувствовал мягкие изгибы её тела, доверчиво прижатые к нему. Её ступни, освободившись от плена простыни, покоились между его икрами, холодные, как два маленьких камушка. Он улыбнулся. Он был лишь счастлив послужить ей горячим кирпичом.

Она вздохнула во сне и уютнее пристроилась к нему. Он уткнулся лицом в изгиб её шеи, приник ртом к её коже и нежно попробовал языком. Её неповторимый аромат заставлял вспомнить о свежескошенной пшенице… свежевыпеченном хлебе… и душистом сене. Свежий и пьянящий. Ему почудилось, словно аромат её кожи стал частью него самого.

Да кто же он, чёрт возьми? Это невыносимо – быть таким беспомощным, бродить в потёмках, быть неспособным принять решение насчёт собственной жизни. Как он может что-то загадывать на будущее, когда прошлое зияет пустотой?

А что, если память к нему не вернётся? Он навсегда останется в тисках безвестности? И если память не вернётся в ближайшее время, как долго он сможет оставаться здесь, с Элли? Он не может просить её о помощи. И не может остаться жить здесь. Несколько зимних дней, возможно, не вызовут пересудов, но если он останется дольше, то скомпрометирует её. А Элли была женщиной, которая дорожит репутацией.

Он вдыхал её запах. Он не может навредить ей. Не должен допустить, чтобы из-за него пострадала она. Но как?

Вопросы не оставляли в покое, тщетно роя?сь в его голове, пока он наконец не забылся сном.

Когда он проснулся, Элли обнимала его всем телом, обвившись вокруг него. Они лежали лицом к лицу. Вернее, её лицо покоилось на его груди. Он служил для неё подушкой. Её лёгкое тёплое дыхание согревало его грудь. Её волосы, выбившись из-под ослабевшей тесьмы, рассыпались волнами по его телу. Одна её рука охватывала его шею, а другая покоилась на его груди. Простыни, в которые они так целомудренно обернулись, теперь сбились бесполезной грудой посередине, оставляя их тела обнажёнными сверху и снизу. Ничего целомудренного в их теперешней позе не было.

Тяжесть её мягкого тела на его обнажённой коже была невыносимо соблазнительной. Став каменно-твёрдым, изнывая от желания обладать ею, он с трудом подавил стон. Её ноги оплели его, а перебросив одну ногу через его бедро, она полностью открылась для него. Всего лишь небольшое движение, и он окажется внутри неё – никогда он не хотел чего-либо столь сильно. Она была его женщиной, и такой мягкой, сонной и приглашающей.

Он сглотнул. Ему отчаянно, до боли, хотелось оказаться внутри неё. Всё его тело сотрясала дрожь желания. Он боролся. Он дал слово. Элли доверяла ему. Он мог бы быть безымянным пиратом, но он дал слово, и она ему поверила.

Он не овладеет ею, но это не означает, что будет вести себя как святой. Он провёл рукой по её телу. Простыни опутывали её талию и бёдра. Он скользнул рукой по ноге, лежащей на его бедре, нежно погладил её округлую попку и, поколебавшись, нежно провёл ладонью по шелковистой коже живота и внутренней стороне бёдер. Она была тёплой, сладкой и более чем готовой к соитию. Крупная дрожь прокатилась по его телу. Он закрыл глаза, понимая необходимость отступить.

Элли открыла глаза и, сонно моргая, посмотрела на него. Ещё не проснувшись, она уже улыбалась. Лицо вспыхнуло лёгким румянцем, губы разомкнулись, и приветствовали его улыбкой. Его рука пошевелилась в интимной ласке, и глаза Элли удивлённо расширились, а тело выгнулось навстречу. Он не нарушил своё слово, но был в опасной близости от этого. Он убрал руку.

Осторожно окинув себя взглядом, Элли неожиданно обнаружила, что оплела его ногами.

– О! – воскликнула она и попыталась высвободить его из своего плена. Он наблюдал, как засмущалась Элли, когда увидела, что её простыня и ночная рубашка сбились на талии, а сама она пребывает с ним вместе в поистине откровенной позе. Изо всех сил пытаясь натянуть простыню и рубашку на свои бёдра, она случайно задела его возбуждённую плоть.

Элли замерла, когда поняла, что произошло, а он стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки. Она стыдливо вспыхнула и, смутившись, не осмелилась взглянуть на него. Достаточно странное поведение для женщины, побывавшей замужем и имеющей ребёнка, но у него не было времени раздумывать над этой загадкой. Его внимание сосредоточилось на борьбе тела с разумом. Его тело не хотело ничего, кроме обладания. Но сам он, помимо этого, желал её сердце и душу.

Но для человека потерявшего память в мозгу крутилось одно крайне невыгодное для него воспоминание: «Элли… со мной ты в безопасности. Даю слово джентльмена, что не причиню тебе боли».

Элли опять потихоньку потянула вниз подол ночной рубашки, и снова шоркнула по нему рукой. Ещё раз, и он не сможет отвечать за последствия. Он потянулся и отвёл её руки подальше от опасного места.

– Не волнуйся об этом, Элли. Такое случается, – шепнул он, – я не забыл о своём обещании. С добрым утром, – добавил он и поцеловал её.

Помня о том, какая она застенчивая, он хотел, чтобы поцелуй был нежным, ласковым, безопасным. Но как только её рот открылся навстречу его и он вкусил её сладкий, терпкий вкус – он погиб.

Их второй поцелуй был уже более страстным.

Он в третий раз поцеловал её и к концу поцелуя почувствовал, что тело его сейчас взорвётся. Он вскинул голову, подобно тому как это делает в последний раз утопающий, и тихо произнёс:

– Три – мой предел, миссис Кармайкл.

Элли моргнула и, ошеломлённая, с припухшими от поцелуев губами, широко распахнула глаза. Она всматривалась в глубокую синеву его глаз и, казалось, читала там его душу. Он задумался, что же она увидела, но отвлёкся, когда она опустила взгляд.

– Три? – невнятно пробормотала Элли. Жадно глядя на его рот, она облизала губы.

• Предыдущая
• 12/21
• Следующая