Не надейтесь избавиться от книг! - Каррьер Жан-Клод - Страница 31

• Предыдущая
• 31/53
• Следующая

По-моему, с тех пор ничего не изменилось. Можно сравнить эти «учения» с учением святого Павла, подрывающим репутацию греческой науки. Вера всегда сильнее знания, мы можем удивляться по этому поводу или сожалеть, но это так. Однако было бы преувеличением говорить, что эти извращенные учения нарушают естественный ход вещей. Нет, все остается как прежде. Надо также помнить о том, что и Вольтер был учеником иезуитов.

У. Э.: Все великие атеисты вышли из семинарии.

Ж.-К. К.: И греческая наука, несмотря на то что ее пытались заставить замолчать, в конце концов восторжествовала. Пусть даже путь этой истины был усеян препятствиями, кострами, тюрьмами, а иногда и концлагерями.

У. Э.: Религиозное возрождение не совпадает с периодами обскурантизма — как раз наоборот. Оно расцветает во времена гипертехнологий, как сейчас, оно совпадает с периодами упадка великих идеологий, разложения нравственных устоев. В такие времена мы испытываем потребность во что-то верить. Именно в эпоху, когда Римская империя достигает наивысшего могущества, когда сенаторы щеголяют своими связями с проститутками и красят губы, христиане спускаются в катакомбы. Это скорее нормальные процессы восстановления равновесия.

Существует много всевозможных проявлений этой потребности в вере. Она может выражаться в том, что человек проявляет интерес к учению Таро или примыкает к движению нью-эйдж [250]. Давайте задумаемся о причинах возврата к полемике о дарвиновской теории, причем не только среди протестантских фундаменталистов, но и среди правых католиков (так сейчас происходит в Италии). Католическая церковь давным-давно оставила в покое теорию эволюции: со времен Отцов Церкви известно, что Библия говорит на метафорическом языке, следовательно, шесть дней Творения вполне могут соответствовать геологическим периодам. Книга Бытия очень дарвинистская. Человек появляется только после всех остальных животных, и создан он из глины. То есть он одновременно и плод земли, и вершина эволюции.

Единственное, чего желает верующий, это признания, что эволюция была не случайной, а стала результатом некоего «разумного замысла». Тем не менее нынешняя полемика касается не проблемы божественного замысла, а всего дарвинизма в целом. Таким образом, на наших глазах произошел регресс. Мы снова ищем в мифологии убежища от технологических угроз. К тому же этот синдром может принять форму коллективного поклонения такой личности, как Падре Пио!

Ж.-К. К.: Одно уточнение: мы как будто хотим обличить веру в том, что она источник всех преступлений. Но начиная с 1933 года, даты прихода к власти Гитлера, и до смерти Сталина двадцатью годами позже на нашей планете произошло около ста миллионов жестоких убийств — быть может, больше, чем за все другие войны в мировой истории. А нацизм и марксизм — это два атеистических монстра. Когда мир в изумлении очнулся после кровавой бойни, кажется совершенно нормальным вернуться к религии.

У. Э.: Однако нацисты кричали: «Gott mit uns» («С нами Бог») — и совершали языческие религиозные обряды! Когда атеизм становится государственной религией, как это было в Советском Союзе, уже нет никакой разницы между верующим и атеистом. Оба могут стать фундаменталистами, террористами. Когда-то я написал, что неверно считать, будто религия — опиум для народа, как писал Маркс. Опиум нейтрализует, успокаивает, усыпляет. Нет, религия — это кокаин для народа. Она будоражит толпу.

Ж.-К. К.: Скажем, смесь опиума и кокаина. Действительно, мусульманский фундаментализм сегодня, похоже, поднимает факел воинствующего атеизма, и в ретроспективе мы можем рассматривать марксизм и нацизм как две странные языческие религии. Но какие кровавые!..

Ж.-Ф. де Т.: Прошлое доходит до нас искаженным всеми возможными способами, в особенности когда в этот процесс вмешивается глупость. Вы оба же настойчиво утверждали, что культура предпочитает запоминать лишь пики творения, оставляя без внимания почти все, что не могло бы стать предметом нашей гордости. Не могли бы вы привести примеры таких вот «других шедевров»?

Ж.-К. К.: Мне сразу приходит на ум необычный трехтомный труд «Безумие Иисуса», в котором автор объясняет, что этот человек на самом деле был «физическим и умственным дегенератом». Автор, Бине-Сангле [251], был известным профессором медицины, свое эссе он опубликовал в начале XX века, в 1908 году. Процитирую несколько блестящих отрывков: «Демонстрируя симптомы хронической анорексии и кровавого пота, скоропостижно скончавшийся на кресте от потери сознания при глотании, усугубленной существующим левосторонним плевритным кровоизлиянием, очевидно, туберкулезного происхождения…» Автор уточняет, что Иисус был маленького роста, с недостаточным весом, он происходил из семьи виноделов, где употребляли много вина, и т. д. Короче, «вот уже тысяча девятьсот лет западное общество живет за счет ошибки в диагнозе». Исследование написано сумасшедшим, но серьезность его подхода не может не вызывать уважения.

Есть у меня и еще один перл. У одного французского прелата XIX века однажды случилось озарение: он решил, что атеисты вовсе не порочные и не дурные люди. Просто они сумасшедшие. Значит, лекарство простое: надо их помещать в больницы для атеистов и лечить — обливать холодной водой и каждый день заставлять читать по двадцать страниц из Боссюэ [252]. Это вернет большинство из них к здоровой жизни.

Автор по фамилии Лефевр, человек, по-видимому, весьма одержимый, хотел представить свою книгу великим психиатрам того времени — Пинелю [253], Эскиролю [254], но те, разумеется, его не приняли. Я написал сценарий телефильма «Кредо», снятого двадцать пять лет назад Жаком Дере [255], в пику этому неистовому прелату, твердо решившему изолировать и поставить под душ всех атеистов. В газете «Монд» я однажды прочел заметку о том, как один профессор истории в Киеве был арестован КГБ, допрошен, объявлен сумасшедшим и посажен за то, что верил в Бога. В сценарии я попытался вообразить этот допрос.

У. Э.: Здесь стоит копнуть поглубже. Работая над книгой о поисках совершенного языка [256], я наткнулся на сумасшедших лингвистов, авторов бредовых теорий о происхождении языка, среди которых самыми забавными оказались националисты — по их мнению, язык их страны и был языком Адама. Так, по мнению Гийома Постеля [257], кельты происходили от Ноя. Другие, испанские, утверждали, что кастильский язык восходит к Фувалу [258], сыну Иафета. По Горопию Бекану [259]все языки ведут свое происхождение от первоначального языка, которым являлся антверпенский диалект. Абрахам Милиус [260]также доказал, как древнееврейский язык породил тевтонский, наиболее чистую форму антверпенского диалекта. Барон де Рикольт утверждал, что фламандский был единственным языком, на котором человечество говорило с колыбели. В том же XVII веке Георг Стирнхильм [261]в своем труде «De linguarum origine praefatio» наглядно доказывал, что готский язык, который, по его мнению, является древненорвежским, был источником всех известных языков. Шведский ученый Улоф Рудбек [262]в своей книге «Atlantica sive Mannheim vera Japheti posterorum sedes et patria» (три тысячи страниц!) утверждал, что Швеция была родиной Иафета, а шведский язык изначально был языком Адама. Один из современников Рудбека, Андреас Кемпе [263], написал пародию на все эти теории, в которой Бог говорит на шведском, Адам на датском, а Еву соблазняет змей, говорящий по-французски. Ну и, наконец, появился Антуан де Ривароль [264], который, конечно, уже не заявлял, что французский — источник всех языков, зато писал, что французский — самый рациональный язык, потому что английский слишком сложен, немецкий слишком груб, итальянский слишком беспорядочен и т. д. После этого мы переходим к Хайдеггеру, который утверждал, что философия может говорить только по-гречески или по-немецки — и тем хуже для Декарта и Локка. Недавний пример — исследователи пирамид. Самый известный из них, Чарльз Пьяцци Смит [265], шотландский астроном, обнаружил в пирамиде Хеопса все размеры вселенной. Этот жанр весьма обширен, а сегодня эстафету подхватил Интернет. Наберите слово «пирамида» в Интернете. Высота пирамиды, умноженная на миллион, равна расстоянию от Земли до Солнца; ее вес, умноженный на миллиард, соответствует весу Земли; длина четырех сторон, помноженная на два, дает одну шестидесятую градуса на широте экватора: то есть пирамида Хеопса соотносится с Землей в масштабе 1/43 200.

• Предыдущая
• 31/53
• Следующая