Приговор Лаки - Коллинз Джеки - Страница 17

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая

С тех пор он и выплачивал ей алименты.

– Хватит валять дурака, Джини, – сказал он резко. – Это очень важно, и это касается нас обоих. Ты можешь приехать?

– Почему это я должна ехать к тебе?

– Потому что это касается твоего сына, – сказал он резко.

– О-о! – откликнулась Джини самым саркастическим тоном. – Ты имеешь в виду того самого сына, которого – по твоей же просьбе – тебе поручили опекать? Я правильно поняла?

«Стервой была, стервой и осталась», – подумал Прайс.

– Не паясничай, Джини, – оборвал он ее. – Нам Нужно встретиться. Если хочешь, я сам могу подъехать к тебе.

– Жду тебя через десять минут, – заявила Джини. – И пошевеливайся, я как раз собиралась уходить.

И чтобы показать ему, кто теперь хозяин положения, она повесила трубку, не дожидаясь подтверждения.

Вполголоса выругавшись, Прайс схватил куртку и поспешил вниз, к своей машине. Он слишком хорошо знал Джини и был уверен, что ждать его она определенно не станет.

По дороге Прайс пытался слушать старые – и любимые – записи Эла Грина, в надежде хоть немного отвлечься, но даже это испытанное средство сегодня не помогало. Вылезая из машины на бульваре Уилшир, где жила Джини, Прайс чувствовал, что готов каждую минуту взорваться. Ему отчаянно нужен был хотя бы глоток виски, и он пожалел, что не задержался дома хоть на пару минут, чтобы промочить горло.

Еще лучше было бы выкурить сигаретку с марихуаной, но на это у него совсем не было времени. Прайсу оставалось только полагаться на собственную выдержку, а она в последнее время частенько его подводила.

Джини открыла ему сама, но Прайс не сразу узнал ее. Когда-то у Джини была роскошная фигура, но за годы, что он ее не видел, она набрала, наверное, не меньше ста лишних фунтов. Теперь перед ним стояла необъятных размеров негритянка с тройным подбородком, заплывшими жиром глазками и волосами, выкрашенными в невообразимый цвет мятой клубники. На руках у Джини был миниатюрный французский пудель.

– Привет, Прайс! – Джини шагнула вперед, и он невольно попятился. Перед ним была живая гора плоти, затянутая к тому же в слишком тесные леггинсы и трикотажную водолазку. При каждом движении арбузные груди, выпяченный живот и дряблые бедра Джини колыхались и дрожали, словно желе. Напротив, ее ноги в красных босоножках на высоченных шпильках казались непропорционально тонкими, придавая фигуре бывшей жены Прайса гротескный вид. «Ни дать ни взять – разумный студень с Фобоса», – подумал он, вспоминая случайно виденный им фантастический боевик.

Впрочем, Прайс быстро справился с собой и даже притворился, будто не замечает всех этих чудовищных перемен. Джини, однако, все поняла по выражению его лица.

– Готова спорить, ты сейчас думаешь о том, что со времени нашей последней встречи я набрала пару-тройку фунтов, – бросила она небрежно. «Только попробуй сказать „да“!» – говорили ее глаза.

«Ты стала толстой, как призовая свинья», – хотелось сказать Прайсу, но он благоразумно сдержался.

– Можно мне войти? – спросил он, начиная терять терпение.

– Я вижу, ты считаешь себя слишком большой знаменитостью, чтобы стоять в коридоре, – едко заметила Джини, но все же повернулась и пошла в комнаты. Прайс последовал за ней, стараясь не смотреть на ее огромное, расплывшееся тело.

Оказавшись в гостиной, Прайс понял, что с тех пор, как они расстались, вкус Джини нисколько не улучшился. Со всех сторон его окружали розовые салфетки, розовые диваны, розовые подушки, и даже кофейный столик, сделанный в форме гигантской морской раковины, был розовым. Над каминной полкой висел портрет самой Джини, на котором она, одетая в розовое платье, опиралась о белый рояль. Портрет был донельзя вульгарным, но Прайс почему-то никак не мог оторвать от него взгляд.

– Ты – настоящий мерзавец, Прайс Вашингтон, – заявила Джини прежде, чем Прайс успел открыть рот. – Ты испортил, испоганил всю мою жизнь!

Эти ее слова помогли Прайсу снова обрести уверенность. Он понял, что за эти годы Джини ничуть не изменилась, если, конечно, не считать фигуры и цвета волос, которые раньше были более естественного цвета.

– У Тедди неприятности, – сказал он сухо, опускаясь в гигантское – как раз по фигуре Джини – розовое кресло. – Серьезные неприятности. Я приехал именно по этой причине.

– Какие именно? – невозмутимо спросила она.

Впрочем, чтобы обозначить заинтересованность. Джини несколько раз взмахнула накладными ресницами.

– Его подозревают в соучастии в убийстве с применением огнестрельного оружия.

– Я так и знала! – оглушительно закричала Джини. – Я так и знала, что ты не сможешь быть моему бедному мальчику нормальным отцом, и я была права!

Вот он – результат твоего «воспитания»: мой сын связался с бандой несовершеннолетних хулиганов, которые убивают людей!

– Тедди не связан ни с какой бандой.

– Тогда как это произошло? Ни за что не поверю, что Тедди сам до этого додумался.

– Повторяю, Тедди не состоит в банде. Во всем виновата одна девица, которая запудрила ему мозги.

– Какая еще девица? – с подозрением спросила Джини.

– Ее зовут Мила.

– Что за Мила? Откуда он ее знает?

– Она дочь моей экономки.

– Господи Иисусе! – воскликнула Джини. – Я всегда тебе говорила, что от этого славянского отродья добра не жди! Тебе давно надо было выгнать эту ведьму!

– Как бы там ни было, я этого не сделал, – признал Прайс. – Во всяком случае, сама Ирен ни в чем не виновата.

– Послушать тебя, так эта дрянь никогда не была ни в чем виновата! – вспыхнула Джини и с такой силой прижала пуделя к своей могучей груди, что он сдавленно пискнул и забарахтался, пытаясь вырваться. – Господи, Прайс, ты все такой же дурак, как был!

Прайсу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не послать свою бывшую жену куда подальше.

– Может, все-таки поговорим о Тедди? – резко спросил он.

– Конечно, дорогой! – Широкое лицо Джини расплылось в улыбке. – Скажи мне, чего ты от меня хочешь, а я скажу, во сколько тебе это обойдется.

Прайс едва сдержал гневное замечание. Он-то чуть было не забыл, что Джини никогда не делала ничего бесплатно.

В конце концов Карло все же дал Бриджит то, что она от него требовала, и уже через несколько минут она была готова к выходу в свет. Она переоделась, тщательно накрасила лицо и зачесала волосы наверх. Теперь Карло остался доволен ее внешним видом, и вскоре они отправились на вечеринку.

– Вот такая ты действительно похожа на ту Бриджит, которую я люблю, – сказал он, слегка пожимая ее руку, когда они сели на заднее сиденье ожидавшего их лимузина. – Тебе, наверное, не терпится увидеть своих старых друзей, правда?

В ответ Бриджит мечтательно улыбнулась. Плохого настроения как не бывало, и все снова было просто замечательно. Все, за исключением одного: несмотря на укол, принесший с собой спокойствие и мир, Бриджит никак не могла забыть, что через считанные минуты ей предстоит встретиться с Лаки лицом к лицу.

Разумеется, она по-прежнему всем сердцем любила свою приемную мать и не сомневалась, что Лаки тоже любит ее, однако это не мешало ей испытывать страх.

Лаки была, наверное, единственным человеком в мире, способным читать в ее душе, как в раскрытой книге, а у Бриджит были все основания опасаться этого.

«Но ты же уже большая девочка, – раздался у нее в голове какой-то странный, чужой голос. – Лаки не имеет никакого права указывать тебе, что делать. Ты сама хозяйка своей судьбы!»

«Нет, – ответил ему другой голос. – Никакая ты не хозяйка. Ты делаешь все, что тебе велит Карло. Он полностью подчинил тебя себе, и за дозу героина ты готова лизать ему башмаки».

– Карло! – сказала она неожиданно громко, словно стараясь заглушить звучащие в голове голоса.

– Что, дорогая? – откликнулся он, повернув голову в ее сторону.

– Я хочу, чтобы ты обещал мне одну вещь. Будь полюбезнее с Лаки, хорошо? Для меня это очень важно. Лаки, Ленни, их дети и старый Джино – это моя семья, понимаешь? У меня больше никого нет!

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая