Приговор Лаки - Коллинз Джеки - Страница 12

• Предыдущая
• 12/71
• Следующая

Говард Гринспен предупредил его, чтобы он ни с кем не разговаривал о своем деле. Он и не разговаривал, но от этого ему было ничуть не легче. Все равно никто не мог защитить его от отца, которому ничего не стоило отругать его, отстегать ремнем или измолотить до бесчувствия. Прайс Вашингтон был способен и на это, особенно если перед этим он пил.

Когда Тедди вошел в гостиную, его отец сидел там, крутя в руках стакан с виски. Рядом стояла наполовину пустая бутылка, и у Тедди упало сердце. Это был скверный знак, так как, с тех пор как Прайс избавился от наркомании, он пил только тогда, когда не мог снять нервное напряжение никаким иным способом.

– Привет, па… – выдавил Тедди, робко останавливаясь на пороге, Прайс молча кивнул в ответ.

– Ну-ка, присядь, Тедди! – сказал он, указывая на небольшой диванчик.

Пока Тедди усаживался, Прайс молча следил за ним. Потом, тяжело поднявшись, он несколько раз пересек гостиную и наконец остановился перед сыном.

– А теперь, парень, я хочу, чтобы ты рассказал мне все, как было на самом деле, – сказал он. – Только не ври и не выкручивайся, иначе тебе же будет хуже. Ты понял?

Тедди почувствовал, что от стыда у него горит не только лицо, но и уши. Отец доверял ему, а он его подвел.

– Это все Мила! – выпалил он. – Я ничего не делал, па… Это… это было просто ужасно.

– Настолько ужасно, что ты испугался пойти в полицию? – требовательно спросил Прайс. – Неужели ты не понимаешь, что, сделай ты это, сейчас мы с тобой не сидели бы по уши в дерьме?!

– Я понимаю, – пробормотал Тедди, низко опуская голову.

– А если понимаешь, тогда расскажи мне обо всем, что произошло в тот день, расскажи честно, подробно и по порядку. Итак, с чего все началось?

Тедди судорожно вздохнул и начал свою печальную повесть. Он рассказал, как они с Милой поехали кататься, как украли из магазина несколько компакт-дисков, как пили пиво и нюхали кокаин в уборной на автозаправочной станции. Когда же Тедди наконец добрался до самого главного, в горле у него застрял такой комок, что он едва мог говорить.

Прайс внимательно слушал, изредка кивая.

– Значит, Мила отобрала ее драгоценности, а ты положил их к себе в карман? – переспросил он. – Так было дело?

Тедди кивнул, не смея поднять на отца глаза – так ему было тошно.

– Где сейчас это ожерелье?

– У Милы. Она взяла его.

– А мой револьвер? Тоже у нее?

– Я не знал, что это твой, – пробормотал Тедди. – Был у нее. Мила говорила, что избавится от него.

– О господи, ну и кашу ты заварил! – воскликнул Прайс, когда Тедди закончил. – Вот что, сын, я-то тебе верю, потому что знаю, что собой представляет эта сучка Мила. Но вот поверят ли тебе присяжные?..

Ведь ты – чернокожий, а она – белая, и это ей на руку. Если Мила найдет достаточно умного адвоката, то он сделает из нее новую Деву Марию, а тебя выставит мерзким, грязным ниггером, который скверно влиял на эту невинную, чистую душу. Ведь она говорит, что это ты пичкал ее наркотиками, угрожал ей, а потом изнасиловал. Кстати, тебе об этом известно?

Тедди выпучил глаза:

– Она говорит, что я… изнасиловал ее?

– Совершенно верно. Грязный ниггер трахнул нашу бедную белую овечку, и его надо за это наказать.

Именно так будут думать присяжные, парень.

– Но я ее не насиловал! – с негодованием воскликнул Тедди. – Она сама захотела, чтобы я ее… чтобы я сделал с ней это. Она сама вешалась мне на шею!

– И ты, разумеется, пошел даме навстречу, не так ли? Ты трахнул эту маленькую белую дрянь, потому что она этого захотела?!

Тедди с несчастным видом кивнул.

– Ага, понимаю, – насмешливо проговорил Прайс. – Вы, значит, поехали кататься, нанюхались кокаину и ограбили магазин. Потом Мила застрелила актрису, а теперь оказывается, что ты ее еще и трахнул, так?

Тедди снова опустил голову, машинально ковыряя ковер носком кроссовки.

– Я… я думал, что я ей нравлюсь, – проговорил он наконец. – Разве я мог подумать, что все кончится… так.

– Он не знал! – Прайс свирепо фыркнул. – Парень, ты был там, когда она выстрелила в Мэри Лу Беркли и в этого Голдена. Ты стоял рядом и смотрел.

Ты не пошел в полицию, ты не пришел ко мне. У тебя вообще-то с головкой все в порядке, а? Или ты – дебил, идиот, даун? Или эта девка совсем твою башку свинтила? – Прайс стоял перед сыном, широко расставив ноги. – Я старался воспитать тебя честным, добропорядочным гражданином, а ты что сделал? Ты наплевал и изгадил все, чему я тебя учил… – сказал он, качая головой. – Я не могу спасти тебя, Тедди. Я найму тебе лучших адвокатов, но спасти тебя не в моей власти. И не думай, пожалуйста, что это касается только тебя, – мне достанется побольше твоего.

Вот увидишь, газеты будут писать не столько о тебе, сколько обо мне – бывшем наркомане и бывшем алкоголике. Будем надеяться, это не отразится на моей карьере. Будем надеяться, что хоть это ты не сумел испортить…

– Мне очень жаль, па. Если можешь, прости меня…

– Тут уж ничего не поправить, так что ступай лучше в свою комнату, и чтобы я тебя не видел! У меня руки чешутся надрать тебе задницу так, чтобы она из черной стала красной!

– Но мне нужно поговорить с Милой! – воскликнул Тедди. – Обязательно, папа! Я уверен, мне удастся уговорить ее сказать правду!

Прайс недобро рассмеялся:

– Да ты, оказывается, действительно дурачок, парень! И это мой сын!

Услышав этот смех, Ирен, которая подслушивала под дверью, поспешно отступила в сторону. В эти минуты она испытывала то же, что и Прайс. Она отдавала Миле все, что могла, а эта мерзавка предала ее. Предала и кинула, потому что после того, что случилось, Ирен уже не могла рассчитывать на место экономки в доме Прайса Вашингтона. Ах, если бы ей только удалось уговорить босса внести залог и за ее дочь! Тогда бы она постаралась вбить Миле в голову хоть немного здравого смысла и заставить ее признаться во всем.

А тогда Тедди, конечно, отпустят – Ирен в этом не сомневалась.

Дождавшись, пока Тедди поднимется к себе в спальню, Ирен негромко постучала в дверь гостиной, но Прайс не откликнулся.

Тогда – очень осторожно – она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Прайс сидел за столом, уронив голову на руки. Он не двигался, но Ирен показалось, что она расслышала какой-то тихий звук. Прайс Вашингтон плакал. Впрочем, Ирен могла и ошибиться.

Как бы там ни было, беспокоить его сейчас не стоило. Бесшумно прикрыв дверь, Ирен на цыпочках вернулась в кухню.

Завтра она поговорит с ним насчет Милы.

Лаки очень хотелось поговорить со своей приемной дочерью до того, как начнут собираться гости, но Бриджит отказалась, сославшись на множество мелких дел, о которых «надо непременно позаботиться».

Когда же Лаки поинтересовалась, кого бы она хотела видеть среди приглашенных, Бриджит ответила:

– Пригласи Джино и детей, до остальных мне дела нет.

Она не знала, что Лин тоже в Лос-Анджелесе, а Лаки ничего ей не сказала, решив устроить Бриджит сюрприз.

– Очень хорошо, – пробормотала Лаки, прикидывая в уме, кого ей позвать. – Тогда я приглашу несколько интересных людей. Думаю, тебе будет любопытно с ними познакомиться.

В глубине души она все еще питала слабую надежду, что муж Бриджит окажется славным, порядочным человеком. Главное, уговаривала себя Лаки, чтобы Бриджит была с ним счастлива – это единственное, что на самом деле имеет значение. Однако, когда она созвонилась с нью-йоркскими адвокатами Бриджит, чтобы узнать их мнение о Карло, они уверенно заявили, что этот парень, похоже, хочет прибрать к рукам наследство Станислопулосов и что они очень этим обеспокоены.

– К счастью, – объяснил Лаки главный душеприказчик Димитрия Станислопулоса, – завещание составлено таким образом, что до тех пор, пока Бриджит не исполнится тридцать, никто – в том числе и она сама – не сможет тронуть основной капитал. Это означает, что в ближайшие пять лет ей не грозят никакие серьезные потери.

• Предыдущая
• 12/71
• Следующая