Лаки - Коллинз Джеки - Страница 111

• Предыдущая
• 111/147
• Следующая

Ее глаза прятались за огромными темными очками. Когда Димитрий склонился над постелью больной, Ленни удалось отвести ее в сторону.

– Нам надо поговорить, – настойчиво проговорил он, взяв ее за руку.

Она не сняла очки. Бесцветным голосом она ответила:

– Теперь все изменилось.

– Это только временная задержка, – начал он.

Лаки резко оборвала его.

– Нет. Это – судьба. Нам не суждено быть вместе. Яс самого начала знала, что все было слишком хорошо, чтобы длиться долго.

– Когда Олимпия выйдет из больницы...

– Ты будешь ей нужен, – закончила она голосом, в котором не звучало никаких эмоций. – И тебе необходимо находиться рядом с ней.

– Лаки...

– Дело не только в Олимпии, – спокойно продолжила она. – Ятоже нужна Димитрию. И вообще... – едва заметная пауза. – Он меня не отпустит.

Они не могли больше разговаривать, и вскоре Димитрий и Лаки уехали. Заботливый отец явно не намеревался обременять едва живую дочь своим присутствием.

Ленни разозлился. Димитрий как будто отдал визит вежливости. Неужели его не заботила судьба его единственной дочери?

Что же касается Лаки... Что ж, поживем – увидим. Когда Олимпия выйдет из больницы, а Димитрий справится с шоком... все образуется. Ленни с неохотой решил, что ему следует остаться с Олимпией, по крайней мере на первых порах. Все-таки он на ней женился и не имеет права бросать сейчас.

Все дни напролет он проводил в больнице, наблюдая ее невыносимые мучения. Продюсеры телесериала под угрозой суда требовали его немедленного возвращения в Америку.

– Наплевать, – ответил он Джесс в телефонном разговоре. – Сейчас я никак не могу оставить ее.

Джесс прилетела в надежде убедить его, что он принимает самоубийственное для своей артистической карьеры решение. Она сказала ему безжалостную правду.

– Ты не любишь ее. И тебе не нужны ее деньги. Так какого черта ты здесь ошиваешься?

Ленни ответил ей долгим и твердым взглядом.

– Потому, что она в коме и у нее больше никого нет, – пояснил он. – Я не собираюсь бросать ее. И не жди от меня ничего другого.

Джесс кивнула. Она понимала. Стоит только сказать Ленни, что кто-то попал в беду – и он уже там. Так было всегда.

Димитрий не вернулся в больницу к своей дочери. По словам одного из членов его свиты, он удалился на свой остров, дабы в одиночестве оплакивать Франческу Ферн.

– Где Лаки? – спросил Ленни, стараясь говорить безразличным тоном.

– С ним, – ответил тот.

«С ним». Эти слова до сих пор преследовали Ленни.

С ним – во всех отношениях? Соприкасаются ли их губы? Переплетаются ли их тела? Занимаются ли они любовью? Она с ним.

А как же. Ведь он – с Олимпией.

О Боже! Они оба с Лаки поступают по совести, вместо того чтобы быть вместе. Это несправедливо.

Через несколько недель Олимпия вышла из комы и первым делом попросила зеркало. Когда его принесли, ее причитания разнеслись по всей больнице. Ленни попытался утешить жену. Обгорела только одна сторона ее лица – другая осталась нетронутой.

– Я поговорил с врачами, – бодро сказал он. – После пластической операции и пересадки кожи ты скоро будешь как новенькая.

– Кретин! – завопила она, обливаясь слезами. – Что ты можешь знать?

Он хотел повернуться и уйти. Но она – его жена, и, похоже, у нее никого не осталось – только один он.

– Достань мне кокаина, – потребовала Олимпия на следующий день.

– Ты с ума сошла! – воскликнул он. – Тебя же напичкали всякими лекарствами. Ты что, убить себя хочешь?

– Мне все равно, – ответила она мрачно. – Возможно, это было бы самое правильное решение.

Димитрий так больше и не появился, хотя ежедневно присылал цветы и направил одну из своих личных секретарш сообщать ему о состоянии Олимпии.

– Где Димитрий? – сердито спросил Ленни.

– Мистер Станислопулос плохо себя чувствует, – понизив голос, сообщила девушка. – Он не может покинуть свой остров.

– Что с ним такое?

– Я не имею полномочий делиться подобной информацией, – чопорно заявила она. Но поделилась, что его жена и ребенок все еще находятся с ним.

Лаки вернулась к Димитрию насовсем.

Ленни затосковал. Он пытался дозвониться до острова, но Лаки застать ему никогда не удавалось, и она ни разу не ответила на его звонки.

Прошла еще неделя. Под вечер явилась мать Олимпии, Шарлотта. Она прилетела из Нью-Йорка – сдержанная, хорошо одетая женщина с тонкими губами.

– Я бы и раньше приехала, – беззаботно заявила она. – Но никак не могла вырваться.

«Почему? – хотел спросить Ленни. – Здесь же твоя родная дочь лежит, бесчувственная стерва. Почему ты не могла вырваться?»

Шарлотта пробыла двадцать четыре часа.

– Я хочу увидеть Флэша, – пробормотала Олимпия как-то. – Он прислал цветы? Позвонил?

Цветы приходили в невообразимых количествах, и разобраться в них было почти невозможно Карточки складывали в отдельную коробку, и секретарша Димитрия аккуратно печатала благодарственные записки. Ленни поинтересовался у нее, поступило ли что-нибудь от Флэша. Он не ревновал – у него мелькнула надежда, что, возможно, все-таки существует выход.

– Нет, – ответила она, сверившись со списком в обтянутой кожей книге.

Ленни проследил путь рок-звезды и позвонил ему в Лондон.

– Олимпия хочет видеть вас, – сообщил он в надежде, что Флэш ухватится за предоставившуюся возможность и тем самым развяжет ему руки.

– Послушай, парень, – поведал ему Флэш. – Между нами давно все кончено. Олимпия слишком богата для меня. Я надеюсь, что она выздоровеет и все такое, но я никогда не принимал ее всерьез.

Олимпия пребывала в уверенности, что Ленни стоял между ними.

В конце концов наступил день, когда она смогла покинуть больницу. Предстояла еще целая серия операций, но нужно было подождать, пока заживет ее кожа.

– Давай я увезу тебя на остров твоего отца, – предложил Ленни с тайной мыслью встретиться там с Лаки.

– Нет, – быстро ответила Олимпия, хорошо знавшая о равнодушии Димитрия. – Я хочу в Калифорнию.

Она недавно прочитала, что Флэш купил там дом, и собиралась увидеть его. Втайне от Ленни она по телефону купила особняк в Бель Эйр за десять миллионов долларов, рассказав о покупке только по прибытии на место.

Вернувшись в Америку, Ленни не знал, что теперь делать. Сначала он планировал оставаться с ней только до выписки из больницы, но ему казалось, что сейчас бросить ее – слишком жестоко. Иногда она бывала и ничего, не только вопила и обзывалась. Итак, как бы сильно ни хотел он сообщить о разрыве, предстояло дождаться подходящего момента, который никак не наступал. Возможно, после первой операции Олимпия снова обретет нормальный вид и уверенность в себе.

Продюсеры телесериала предъявили ему иск на несколько миллионов.

Журнал «Роллинг стоунз» опубликовал на первой полосе статью, над которой они в свое время работали. В ней он выглядел законченным эгоманьяком.

Джесс наконец-то перестала приставать к нему с вопросом, когда же он вернется к работе.

Алиса раздавала направо и налево самые невероятные интервью.

Добавим полный идиотизм ко всем прочим его достоинствам – ибо именно таким она его невольно рисовала в них.

Они с Олимпией переехали в новый дом с целой армией слуг. Вскоре после того, на рождественские каникулы, прибыли Бриджит и няня Мейбл.

– Ой, мама, какая ты уродливая, – воскликнула Бриджит. – Я не могу смотреть на тебя.

Как только миновало Рождество, ее отослали к дедушке, по-прежнему жившему в уединении на своем острове.

– Я ненавижу этого ребенка, – горько пожаловалась Олимпия. – Я хочу как можно реже видеть ее.

Как-то рано утром, через несколько дней после отъезда Бриджит, Олимпия заказала машину с шофером и тайно ускользнула, закутав лицо длинным шарфом.

Когда Ленни сообщили о ее исчезновении, он испытал радость. Впервые за все время она покинула дом. Однако его радость поутихла, когда через час Олимпия вернулась в истерике. Она ничего ему не сказала, но вскоре он выяснил, что ездила она к Флэшу.

• Предыдущая
• 111/147
• Следующая