Луи Армстронг Американский Гений - Коллиер Джеймс Линкольн - Страница 87
- Предыдущая
- 87/112
- Следующая
Вся первая половина 1933 года прошла в изнурительных гастролях. Почти везде оркестр давал всего лишь один-единственный концерт, после чего сразу же трогался в путь. В перерывах между выступлениями были организованы два сеанса записей. Первый, состоявшийся в конце января, продолжался более трех дней и в результате дал двенадцать записей. 24 и 26 апреля оркестр записал еще одиннадцать пьес. Во время обоих сеансов со всей неприглядностью проявилось презрение, с которым относились к Армстронгу те, чья прямая обязанность состояла в том, чтобы создавать благоприятные условия для его творчества, — сотрудники фирмы «Victor», управляющие театрами, владельцы клубов и особенно Джонни Коллинз, для которого Армстронг всегда был всего лишь «черномазым». Наверное, ни с одним крупным артистом не обращались так, как обращались в эти годы с Армстронгом. Для окружавших его людей он был рабочим мулом, удел которого — тяжелый, неблагодарный труд.
Конечно, Армстронг не должен был во всем идти на поводу у своего менеджера. Но нельзя забывать, что детство Луи прошло в условиях, когда любая попытка давать отпор белому человеку не только оказывалась бесполезной, но и шла во вред. Став взрослым, Луи работал на гангстеров, которым ничего не стоило убить человека, чем не раз ему и угрожали. Весь жизненный опыт Армстронга научил его относиться к белым как ко власть имущим, спорить с которыми бесполезно.
Но дело было не только в преклонении Армстронга перед белыми. Жажда аплодисментов, стремление к успеху на сцене заставляли его избегать всего того, что могло кому-то не понравиться, вызвать у кого-то раздражение. В силу своего характера Армстронг всегда старался ладить с людьми. Больше того, получив пощечину, он готов был подставить и другую щеку. Коллинз прекрасно знал это. Впрочем, Армстронга все считали сговорчивым и уступчивым человеком, классическим «хорошим черномазым». С ним охотно шли на сотрудничество, так как знали, что он будет делать все, что ему скажут, и никогда не потребует отчета. При этом многие проявляли удивительное равнодушие к нуждам Армстронга, настоящую черствость, которая нередко граничила с жестокостью.
Наглядным примером такого отношения могут служить сеансы грамзаписи, состоявшиеся в те годы на студии фирмы «Victor». Были сделаны совсем неплохие пластинки. Некоторые из них можно признать даже великолепными. Но мы отчетливо слышим, как ослабло звучание трубы Армстронга, как иногда ему не хватает дыхания, как неуверенно играет он в верхнем регистре, как истощилась его фантазия. В пьесе «He's a Son of the South» после каждого высокого звука он делает паузу, чтобы дать своей губе немножко отдохнуть. Во время январских сеансов, когда всего за два дня было сделано двенадцать записей, его губа пришла в такое состояние, что в последней пьесе «Honey Do» вступительный хорус пришлось играть Элмеру «Стампи» Уитлокку. В самом конце работы над апрельскими записями у Армстронга возникли проблемы с высокими звуками, а пьесу «Dusk Stevedor» он вообще с трудом закончил. Во время сеанса 24 апреля Армстронг смог записать всего пять произведений вместо намеченных шести. При всем своем желании он не смог довести в тот день работу до конца.
Управляющий фирмой дал ему на отдых всего один день. Когда 26 апреля Армстронг вновь пришел в студию, всем было видно, что он в ужасном состоянии, что ему приходится прилагать страшные усилия, чтобы выполнить намеченную программу. Но не нашлось ни одного сердобольного человека, который предложил бы отменить запись, отправил бы Армстронга домой. Аренда студии стоила денег. Допускать простой было невыгодно, поэтому руководители фирмы пошли на то, чтобы в некоторых пьесах выбросить вступительные хорусы, а исполнение продолжительных соло, что всегда было привилегией Армстронга, поручить другим музыкантам оркестра. Ничего хорошего из этого не вышло. Записи Армстронга всегда славились великолепным звучанием. Теперь оно исчезло. К концу сеанса он вообще был не в состоянии играть. Когда слушаешь финальный хорус последней из сделанных в тот день записей, становится до слез жалко музыканта. С большим трудом Армстронг берет высокие звуки, которых, как он знал, ждут от него слушатели. Чтобы держать звук в высоком регистре, ему приходилось буквально вдавливать стальное устье мундштука в плоть губы. К концу сеанса Армстронг выдыхается окончательно. Просто непонятно, как могли работники студии и Джонни Коллинз спокойно наблюдать за конвульсиями исполнителя. Как они могли допустить, чтобы на их глазах великий артист так истязал себя. И все это ради того, чтобы фирма заработала несколько лишних долларов.
Однако, несмотря на явное снижение уровня мастерства Армстронга, он продолжал оставаться лучшим исполнителем джаза. Он по-прежнему внушал подлинное благоговение музыкантам своего поколения, преклонявшимся перед его техникой и изобретательностью, восхищавшимся его свингом. Почти во всех сделанных в ту пору записях его пение великолепно. В каждой из них слушателя ждет хотя бы один из тех чудесных сюрпризов, на которые он всегда был так щедр, ну и, конечно, непрерывный свинг.
В июне 1933 года Луи, Элфа и Коллинзы снова отплыли, теперь на теплоходе «Гомерик», в Великобританию. Вышло так, что на том же самом судне плыл Джон Хэммонд, который впоследствии вспоминал: «Армстронг отправился на гастроли со своей третьей женой, Элфой, очень симпатичной девушкой, хористкой „Себастиан'с Коттон-клаб“ в Лос-Анджелесе. Вместе с ними плыл его менеджер Джонни Коллинз, который всегда мне очень не нравился. Однажды, когда он страшно напился в каюте Армстронга, я стал упрекать его за то, что он позволяет себе обзывать Армстронга „черномазым“, и вообще за то, что он гнусно обращается с человеком, за счет которого, по сути дела, живет. Коллинз пришел в такую ярость, что хотел ударить меня кулаком. Хотя по своей комплекции я не боксер, мне удалось не только парировать его удар, но и нанести ответный, который опрокинул его навзничь. Я думаю, Армстронг никогда не забудет этой драки. Впервые белый проявил о нем заботу и даже подрался с его обидчиком» .
Hammond J. John Hammond on Record. New York, 1977, p. 105.
Рассказ Хэммонда не совсем точен. Армстронг тогда еще не был женат на Элфе, хотя они и путешествовали как муж и жена. Ошибается он, утверждая, будто Элфа выступала в «Себастиан'с Коттон-клаб». Что же касается описанного им инцидента, то он оказался предвестником грозы.
В конце июля Армстронг прибыл в Лондон, имея ангажемент на выступление в «Холборн эмпайр» и последующие гастроли по стране. Вскоре после приезда в Англию он разорвал, наконец, свои отношения с Коллинзом. При этом оказалось, что в руках бесчестного менеджера были все финансовые дела Армстронга. Впоследствии точно так же он передоверил все и Глейзеру. Для Армстронга всегда было характерно стремление уклониться от деловых вопросов, что позволяло самым непорядочным из его менеджеров давать своему подопечному минимум заработанных им денег, как можно меньше платить оркестрантам, а львиную долю гонорара класть себе в карман. Армстронг придерживался столь невысокого мнения о самом себе, что считал себя чуть ли не служащим Коллинза. Своего менеджера он воспринимал как работодателя, который выдает ему зарплату и указывает, где ему следует выступать. В свою очередь он ожидал от Коллинза, что тот будет оплачивать все его счета, вносить налоги, вести расчеты с Лил. В августе месяце Армстронг обнаружил, что его менеджер не удосужился рассчитаться с налоговым ведомством и оставил его бывшую жену без гроша. Луи был предъявлен счет на весьма значительную сумму, оплачивать который ему было просто нечем. И тогда он взорвался, прибегнув, по словам Артура Бриггса, к «нескольким прекрасным эпитетам».
Здесь мы снова сталкиваемся с типичной для Армстронга манерой поведения в подобных ситуациях. Он мог бесконечно долго терпеть недобросовестность, с улыбкой выносить неуважение к его личности, но существовал определенный рубеж, переходить который не рекомендовалось никому. Как только его терпение истощалось, он с криком и руганью бросался отстаивать свои права, и тут уж остановить его было невозможно. Взорвавшись, Армстронг делался невероятно упрямым, и тогда спорить с ним было абсолютно бесполезно.
- Предыдущая
- 87/112
- Следующая