Пучеглазый - Файн Энн - Страница 14
- Предыдущая
- 14/28
- Следующая
Я села у окна, Джуди не возражала. Мне было видно мамино отражение в стекле, а если чуть отклониться и посмотреть в щель между сидениями — то и Пучеглазого. Немного погодя водитель заявил, что даже если мы кого и ждем, пора отправляться, а то вообще не доберемся до места. Курильщики вдавили в землю последние окурки и, чихая и кашляя, поднялись в салон. Я заметила, как Джеральд Фолкнер многозначительно посмотрел на часы. Что ж, мы задержались с отправлением всего-навсего на двадцать минут, так что его ехидный жестик был неуместен. Ну откуда ему было знать, что мы всегда опаздываем!
И вот автобус покатил мимо полей и деревень. Постепенно все перестали зевать, отложили воскресные газеты и стали разговаривать. Надо признать, что Пучеглазый охотно завязывал знакомства. Я услышала, как он говорит стеснительному сельскому бухгалтеру с Оксфарм: «Лично я за переработку пищевых отходов». А когда младший сынишка Бета Робертса потянул газету Джеральда, чтобы лучше рассмотреть карикатуру, тот нарочито громко и четко произнес: «Позволь, я сперва дочитаю, а потом уж ты отнесешь ее на утилизацию». Пучеглазый откровенно ухмылялся, когда Джози затеяла петь хором, и не пожелал поддержать даже самые простые припевы вроде: «Отнимите у мальчишек игрушки» и «Что нам делать с ядерными отходами?». В общем, он нас всех достал, и могу сказать, что все, кто, проходя по автобусу, пытались наладить с ним дружеские отношения, в конце концов начинали на него коситься: уж не затесался в наши ряды «легавый»? Дорога казалась бесконечной. Большую часть пути Джеральд донимал маму вопросами:
— Как же так? Почему собралось так мало людей?
Автобус и впрямь был полупустой. Я услышала, как мама осторожно пытается ему объяснить:
— Иногда наше телефонное древо дает сбои.
— Телефонное древо?
В его голосе явно зазвучали ликующие нотки. Пучеглазый знал, что победа останется за ним. И мама тоже.
— Так мы рассылаем срочные сообщения, — объяснила она. — Каждый из нас знает телефонные номера еще двоих, а те в свою очередь еще двоих, ну и так далее. Если все работает нормально, то сообщение доходит очень быстро, — мама запнулась. Ясное дело: на этот раз наша система оказалась не на высоте. Она скорее была похожа на прогнивший телефонный пень, чем на телефонное древо.
— Понятно, — кивнул Пучеглазый. Выдержав небольшую паузу, таившую, как обычно, скрытую угрозу, он сказал с издевкой: — Похоже на то, как сплетни разлетаются по городу.
Мама отвернулась и стала смотреть в окно. Ее отражение было таким размытым, что я не могла разобрать выражение ее лица. Гнев или смех пыталась она сдержать? Понять было невозможно. Но я-то точно знала, что чувствовала. У меня руки чесались повырывать ему все седые волосенки из торчавшей над сидением розовой лысины и проорать вдобавок, что он может сколько угодно насмехаться над нашими куртками, вечно опаздывающим автобусом и допотопным способом связи; но в отличие от министерства обороны, жирующего на деньги налогоплательщиков, у нас нет восемнадцати биллионов фунтов стерлингов на организационные расходы — чтобы наша группа работала как часы.
Да какой толк? Таким, как Джеральд Фолкнер, хоть кол на голове теши. Мама говорит: «Не кипятись, лучше на кашу подуй». Когда люди потешаются над нашими убеждениями или поступками, она только улыбается в ответ.
— Не позволяй им задеть себя за живое, — учила она меня всякий раз, когда я, не утерпев, взрывалась. — Таков ход Истории. На любую перемену требуется время. Любой, кто хоть раз пытался изменить что-то важное, бывал осмеян теми, кто хотел, чтобы все оставалось по-старому. Вспомни борцов за отмену рабства! «Не суйте нос ни в свое дело! Невежды! Смутьяны!» А женщины, боровшиеся за право голоса? «Выскочки! Самозванки! Вандалы! Позор своего пола!» Все это лишь доказывает, что мы на верном пути.
— Ага, — кивнула я. — Куда только?
(Не забывай: в тот день у меня было паршивое настроение и все было не по мне.)
— Послушай, — сказала мама, — хуже всего, когда люди, стоящие у власти, тебя вообще не замечают. Но если они почувствуют, что на твоей стороне сила, то примутся насмехаться над тобой и обзывать глупой и неразумной. Это первый шаг. Потом всё новые и новые люди начнут разделять твои убеждения, и ты будешь становиться все сильнее и сильнее. Тут-то властям станет не до смеха. Ты сама это заметишь. Тогда они начнут называть тебя опасной, а не только глупой, и попробуют убедить всех, кто еще не перешел на твою сторону, не отсиживаться в сторонке, а тоже насмехаться над тобой.
— Не больно-то это приятно!
— Да. Приятного мало. Но так было и так будет.
— И что же тогда? (Я хотела сказать: мало радости в том, чтобы провести всю жизнь под градом насмешек.)
— И тогда ты победишь, конечно, — заключила мама. — Зачем им из кожи вон лезть, насмехаясь над твоей шерстяной шапкой и грязными ботинками, если бы они могли разделаться с твоими аргументами? — она усмехнулась. Это ее очень развеселило. — Знаешь, что я поняла, изучая историю, Китти? Если твои противники перешли на личные оскорбления, будь уверена — твоя победа не за горами.
Вот что сказала моя мама. Она сказала это мне, а я ей верю. Поэтому я и усидела на месте, а не вскочила, и не набросилась с криками на Пучеглазого, и не повыдергала ему все волосы. Я для этого слишком хорошо воспитана и умею держать себя в руках.
А вот о нем такого не скажешь. Только послушай, что он отчебучил, когда Бет Робертс пошла по проходу, предлагая всем направо и налево домашнее овсяное печенье.
— Ой, спасибо! — прощебетала мама, беря две слипшихся лепешки. — Я так проголодалась.
Пучеглазый же выудил самую маленькую печенюшечку, которую высмотрел среди слипшихся комочков.
— Как мило, — сказал он. — И как непривычно. Petits fours [5]из зародышей пшеницы.
По тому, как Берт на него зыркнула, было ясно, что она уловила насмешку в его голосе. Но как раз в этот момент автобус начал тормозить, все перегнулись через передние сидения — посмотреть, что впереди. Оказалось, мы встали в хвост огромному трейлеру со здоровенной блестящей надписью «Широкий груз» и эскортом мотоциклистов.
— Полюбуйтесь-ка на эту махину! — охнула Бет. — Что это такое? — Вдруг ее осенило. — Кажется, я догадалась! — воскликнула она. — По этой дороге проезжают грузовики с ядерным грузом. — Она пригнулась, чтобы лучше разглядеть. — Наверняка это один из них. Какой здоровенный! Точно, это часть ядерного конвоя.
В ответ на сигналы мотоциклистов наш автобус свернул к обочине, давая дорогу широченному грузовику, и поехал с ним рядом. Все слышали, что сказала Бет, и с любопытством уставились в окна.
— Ну конечно, — проговорил вдруг в наступившей тишине Джеральд Фолкнер, когда мы наконец хорошенько разглядели прицеп. — Миленькая ядерная ракета на трех человек с уютной кухонькой и газовой плитой в придачу.
Бет покраснела как свекла. Челюсть у нее отвалилась. Когда громадный трейлер с домом на колесах проплыл мимо нас, она захлопнула коробку с печеньем и поспешила скрыться в задней части автобуса, даже не угостив нас с Джуди. Пришлось мне протиснуться мимо сестры и самой сходить за угощением.
— Кто этот тип рядом с твоей мамой? — прошипела Бет, все еще пунцовая как рак.
Я глубоко вздохнула.
— Это мамин двоюродный брат, — соврала я. — Из Перта.
Бет с облегчением пожала плечами. Одно дело — друзья, и совсем другое — родственники. За родную кровь никто маму упрекать не станет.
— И долго он у вас гостит? — спросила она и сунула мне в руку еще одно печенье — из сострадания.
— Слишком долго, — отвечала я. — Вы ведь знаете, как мама терпелива.
— Слишком терпелива, — кивнула Бет и снова пустилась с коробкой по автобусу, извиняясь за маму перед всеми направо и налево: — Похоже, это какой-то ее родич. Бедняжке Рози просто не удалось от него отделаться. Она сама не рада.
5
Птифур (фр.) — ассорти из печений
- Предыдущая
- 14/28
- Следующая